Искорки удивления, мелькнувшие в его глазах, Луи и не скрывал. Глянул мимо меня на Брекенриджа:

— На самом деле… все-все?

— Все. И до первому требованию, — ответил Брекен-ридж.

Луи покосился на меня.

— Пошли, сказал я ему. — Хочу взглянуть на внутренность игрального автомата, понять, как он устроен.

Луи почувствовал себя уверенней.

— Я могу показать вам всю эту кухню. На всем Западе нет никого, кто бы знал об автоматах больше, чем я. Мне известны все жульнические шайки, и ни одна из них не сумеет ускользнуть от меня. Ну, а коли я замечаю, как они жульничают с машиной, я… навешиваю им пару хороших плюх. Прежде чем они попытаются избавиться от улик, и тогда…

Брекенридж кашлянул. Эдакое сухое многозначительное саркастическое покашливание.

Луи тут же сник.

— Ну, пошли, — сказал я и направился к двери. Оглянувшись* увидел, как Брекенридж мне подмигнул, а потом приставил палец к виску и покрутил.

— Есть машина, с которой можно поиграть без свидетелей? — спросил я у Луи. — Я, хочу разобрать всю игру на части. Сейчас пять пятнадцать. У меня в запасе полчаса.

— Внизу в подвале, — лаконично ответил Луи.

— Отлично, двинули в подвал.

Мы прошли по лестнице в зал, прошли через него к задней двери, спустились в холодный подвал. Луи включил свет.

— Что вам нужно в первую очередь?

— Хочу понять, как с ними мудрят.

— Способов масса. Сверлят вот здесь дырочку и вставляют туда кусочек струны от пианино. В результате машина не отключается после каждой ставки: дергай ручку, пока не выдоишь досуха… Еще способ: просверлили, вставили струнку и — оттянуть собачку, ту, что высвобождает золотую призовую комбинацию… Или они умеют чашечку пропихнуть незаметно вверх по денежному желобку. Выигрыш — это когда начинают работать внутренние рычажки. Выигрыш выпал, рычажок — снова стоп. А тут их — заклинивает, рычажки удерживаются в открытом положении, и можно выдоить все деньги, которые находятся в трубке, прямо через прорезь для выплаты.

— Что такое трубка?

— Ха, похоже, ты не очень-то разбираешься в игральных автоматах, а? — Тут он взглянул на меня и явно смутился. — Сам себе наступаю на мозоль. Не обижаешься, что я тебя ударил?

— Моя обида на моей физиономии, а не в душе.

— Ну, приятель, ты… ты молодец. Дай-ка я тебе кое-что покажу в машине.

Луи взялся за верстак, на котором расположился игральный автомат. Отвинтить заднюю крышку, снять ее, открыть пару — задвижек и вытащить наружу внутренний механизм машины — на все ушло у него минуты две-три.

— Смотри, — начал он. — Бросаешь монету, так? Оттягивается вон тот маленький рычажок. Нажимаешь на рукоятку. Происходит толчок, от которого все приводится в движение. Вот там небольшой часовой механизм. Он вращается, когда встает в первое положение, останавливается первое колесико. Немного погодя — второе, а потом третье. Автомат может щелкнуть пять раз. Первые три щелчка — это колеса прокручиваются. Четвертый — блокировка. А пятый означает выплату. Нет пяти щелчков подряд, значит — просадил. Улавливаешь?

Я посмотрел на внешние окошечки с набором рисунков различных фруктов-овощей.

— Картинки ничего не означают, — сказал Луи. — Для отвода глаз. Ложная ориентация. Главное — зубцы. Вот то коромысло входит в прорезь на первом зубце, потом на втором, потом на третьем. Зубцы важны, а они с задней стороны, их не видно.

— А что там с трубкой?

— Трубка всегда набита монетами. Как она заполнится, излишек идет в «банк», это внизу, в ящичке. В машине два «банка». Как только запас в одном кончается, так В дело вступает второй.

— Значит, как только колеса начнут вращаться, часы сзади устанавливают время, когда они должны остановиться?

— Верно. Усек. Вопрос координации. Как во всем остальном: гольф, бейсбол, теннис, бокс — везде главное координация!

Я вглядывался в механизм сцеплений.

— Координация! Благодаря ей я стал чемпионом флота.

Он вдруг вышел на середину подвала, наклонил голову, поднял левое плечо и затанцевал, нанося удары воображаемому противнику — то левой, то правой, уклоняясь, раскачиваясь на цыпочках. Кожаные подошвы его ботинок сопровождали танец своеобразной музыкой шуршания, музыкой скольжения по цементному полу. Я оставил его в покое.

— Эй, взгляни! — крикнул Луи.

Я взглянул.

— Смотри… Он выходит на меня дважды левым хуком. Вот так, видишь? — И Луи выбросил вперед левую. — Понимаешь меня? А я его… видишь, понимаешь?!

— Понимаю, но давай вернемся к машине.

— Хорошо, хорошо, но в третий раз я уже жду его. Я ставлю бок. И что происходит? Он опережает меня. Его правая выстреливает, она как отбойный молоток. Но мне удается нырнуть и…

— Кончай, Луи!

Но Луи продолжал танцевать, поднимая пыль. Он покачивал плечами, наносил резкие удары и за противника, и за себя, иронически комментируя обмен ударами. Я не мог его остановить. Он был на ринге. В конце концов, я сдался. В ожидании, когда он закончит бой, стоял и смотрел. Он остановился прямо передо мной.

— Подойди сюда. Я хочу тебе показать кое-что. Я тебе не причиню вреда. Просто встань в стойку. Отлично. Теперь выходи прямым правым на мой подбородок. Давай, врежь мне как следует. Не бойся. Возьми меня в оборот!

— Боюсь, у меня не получится.

— Ерунда! Это легко.

— Этот нокаут наверху, видно, никак на тебя не подействовал, Луи.

Живой огонек в его глазах потух.

— Э, что скажешь? То был Сид Дженникс. Я видел его как-то в деле. Он хорош, чертовски хорош. Но не слишком хорош. Я бы с ним справился, коли б знал, кто предо мной. Но, приятель, ты знаешь, как это бывает: становишься небрежным. Увлекаешься так, что не думаешь о противнике. Хочешь приготовиться, встаешь в ту стойку, которая тебе нужна, тебе, понимаешь? С Сидом Дженниксом такое не проходит. Такое не проходит ни с одним настоящим профессионалом. Он просто нанес удар, поймал меня на удар, вот и все. Давай я тебе кое-что покажу, приятель. Ты, например, прямо не бьешь. Ты просто размахиваешь руками. А так делать нельзя. Ответными ударами тебя просто измолотят. Иди сюда, я тебе покажу…

— Луи, я хочу, наконец, взглянуть на машину.

— Ну, ладно, приятель. Конечно, конечно… Я не пытаюсь вмешиваться в твои дела. Я просто думал, что мог бы тебя кое-чему научить, вот и все.

— Спасибо, Луи, — поблагодарил я.

— Что ты еще хочешь знать о машине, приятель?

— Шансы на выигрыш.

— Довольно высокие. Конечно, если ты с ходу собираешься спустить сотню долларов, то вернешь скорей всего только сорок. Шестьдесят уйдут в прибыль заведения. Но имея у себя ту сотню, ты мог бы скормить пять долларов машине, а вернуть пятьдесят центов. Затем ты разыграл бы пятьдесят центов, а вернул бы четыре доллара, — улавливаешь? Вот как она работает. На игральных автоматах играют не так, как на бирже. Сразу вкладывать кучу денег нельзя. Люди приходят, пробуют, смотрят, на чьей стороне удача. В ресторане им дают сдачу мелочью, так десять — пятнадцать центов они кидают в автомат. Потом, возможно, приходит азарт. И люди выгребают все монеты из карманов, играют вовсю! Несколько раз выиграют, а потом спустят выигрыши. Вот почему автоматы в ресторанах обычно работают со скрипом. Они ведь не должны позволять клиенту выигрывать.

— Что ты подразумеваешь под скрипом?

Луи показал:

— Видишь ролик на первом колесе?

Я кивнул.

— Смотри, на первом колесе — три апельсина, на втором — четыре, а на третьем шесть. Выигрыш — три апельсина подряд. С, шестью апельсинами на третьем колесе получается один шанс из трех на то, что будет третий апельсин после того, как выскочили первые два. В этом вся хитрость: получить первые два апельсина… Вот когда в игру вступает ролик. Ты никогда не играл на автомате и не видел, как выигрышная картинка вроде бы колеблется в окошечке, а затем проскакивает, и колесо с чертовски громким щелчком подкидывает тебе уже не эту, нужную, а следующую картинку. Когда такое случается, приятель, значит, тебя прокатили. Возьмем, к примеру, три апельсина на первом колесе. У тебя примерно один шанс из семи получить в первом окошке апельсин. Тут мы закрываем роликом канавку с апельсином. Значит, осталось только два апельсина. Улавливаешь? Чтобы в первом окне теперь выскочил апельсин, на это остается один шанс из десяти. Можно подумать, что между одним шансом из семи и одним шансом из десяти не Бог весть какая разница, но когда играешь на машине постоянно, это, в конце концов, выливается в круглую сумму.

Я оглядел машину сверху донизу.

— Как их расстраивают, такие машины?

— Приносят небольшую дрель и сверлят отверстие. Вот здесь. Видишь? А теперь обрати внимание на эти заклепки… Так вот, отверстие прикрывают фальшивой заклепкой. Вроде все в порядке. Никто никогда заклепки не считает. Одна лишняя не бросается в глаза.

— А потом?

— А потом… уже после того, как просверлили, заклепали, они приходят опять. Обычно в шайке от трех до четырех человек. И в шайке непременно есть хорошенькая девчонка. Они притворяются выпившими, вовсю веселятся. Приходят в возбуждение, толпятся и галдят около машины. А хорошенькая девчонка незаметно вытаскивает фальшивую заклепку. У них есть кусок стальной проволоки с маленьким крючком на конце. Они вставляют ее в отверстие и поворачивают. Так вот, если они просверлили отверстие в нужном месте и правильно, умело вращают проволоку, то вон тот металлический рычаг отходит назад, и давай — принимайся за дойку… Если только в машине нет сырного ножа или он отсоединен.

— Час от часу не легче… Что такое сырный нож? — недоумевал я.