Станет ли она говорить?

Вряд ли, если он даст ей время подумать; но она все еще была в шоке, и сейчас он может заставить ее сказать правду — или ту часть правды, которая имеет значение для него лично. Он подошел поближе и заговорил деловым, бесстрастным тоном, ничем не выдававшим бурлившие в нем чувства.

— Послушай, Мепита, — начал он, — я не знаю, зачем все это было сделано, но я знаю, что у твоего брата сейчас большие неприятности, и в них виноваты и ты, и этот человек по имени Луис. Но… — тут он опять улыбнулся своей широкой обезоруживающей улыбкой; интересно, как долго эта улыбка еще сможет обманывать ее? — Может, и Луис тоже ни в чем не виноват. Я ведь не могу помочь ему, пока не узнаю, как все было на самом деле, не так ли?

— А вы ему поможете?

— Почему бы нет? — ответил Доулиш. — Мне нужно знать правду, только правду, вот и все. Почему ты вышла за него замуж?

Она ответила сразу же:

— Потому, что я его полюбила, — она помолчала, потом продолжала нежным, мечтательным голосом, словно во сне. — Я никого до этого не любила. Он пришел повидаться с Карлосом, но Карлоса не было. И он разговаривал со мной. Он подарил мне прекрасное кольцо, сказал, что торгует ювелирными изделиями, что ездит по многим странам и везде у него дела. Это не ложь, это правда.

— Да, — мягко подтвердил Доулиш.

— В это время у Карлоса были неприятности, — быстро продолжила Мепита. — Он берет деньги у друзей, тратит их, ему срочно нужны деньги, — она говорила в настоящем времени, словно опять переживая те события. — Поэтому я соглашаюсь продать мои драгоценности, а кто сделает это лучше, чем Луис, которого я называю Патрик?

— Никто, — согласился Доулиш.

— Итак, он берет мои украшения, но деньги не приходят, Карлос не может встретиться с моим мужем, он очень волнуется, — продолжила Мепита свой рассказ, — потом он узнает, что Патрик в Лондоне. Он не может приехать в Испанию еще несколько недель и не может выслать деньги, но говорит, что привезет их. Но времени уже нет, и я решаюсь ехать и повидать его. Он, конечно, очень удивлен. Тогда Карлос, который выехал раньше меня и остановился в отеле, забирает меня из дома моего мужа. Он узнает о фальшивом имени, что Луис не Патрик, но говорит мне об этом только сегодня вечером здесь, в Барселоне. Он не хотел тревожить меня раньше. Но сегодня вечером он говорит, что ни он, ни я ничего не можем сделать. Луис… У Луиса тоже большие неприятности, он что-то говорит о краденых драгоценностях. Я говорила об этом с Луисом. Он не знал, что они краденые. Он не знал…

Она умолкла.

В глубине души она понимала, что человек, который присвоил себе чужое имя, присвоил и их драгоценности. И теперь она опасалась за брата.

Или все это было подстроено специально для него? Она могла лгать ему так же, как лгал Септимус Ли. Доулишу была ненавистна сама мысль об этом — такая мысль была бы отвратительна любому, кто видел прекрасное лицо Мепиты, ее наивный и растерянный взгляд — неужели и в такой душе мог поселиться дьявол?

— Почему ты так быстро уехала из Лондона? — строго спросил он.

— Карлосу сказали, что обо всем, что он натворил, будет доложено полиции, если он сразу же не вернется в Испанию и не будет молчать о том, что произошло в Англии. Я не знаю, кто ему это сказал, — наверное, она догадывалась, что это «муж» хотел поскорее выдворить ее из страны. — Совершенно очевидно, кто-то не хотел, чтобы мы — Карлос и я — встретились с вами, настоящим Патриком, — теперь она уже начинала понимать горькую правду. — Кто-то не хотел, чтобы я встретилась с вами, и… И нас отослали обратно. Именно тогда я стала сомневаться… в моем муже.

Доулиш молчал.

— Когда я пришла в отель к Карлосу, ко мне подошел какой-то человек. Он хотел получить фотографию… Ту фотографию, на которой мы снялись вместе с мужем в Париже.

Она стояла, замерев, подобно изваянию, потом вдруг закрыла лицо руками и заплакала.

Да, она знала правду. Более того, она понимала, что существует человек, очень похожий на него, и этот человек явно имеет какое-то отношение к краденым драгоценностям. Теперь Доулиш может отвести Мепиту в полицию, там она расскажет свою историю, и его освободят от подозрений. Она была главным свидетелем его защиты и в то же время опаснейшим свидетелем против этого другого человека, против Белокурой Куколки, против всех, кто затеял эту заваруху.

Надо поскорее увести ее отсюда. Прямо сейчас.

Он смотрел на ее вздрагивающие плечи, слышал ее приглушенные рыдания — и вдруг раздался совсем иной звук. Кто-то пытался проникнуть в квартиру.

Глава 18

Еще один покойник

Доулиш на цыпочках вышел из комнаты — рыдания Мепиты заглушали его шаги.

Стул все еще был прислонен к входной двери, но было заметно, что он отодвинулся на несколько сантиметров. Сквозь образовавшуюся щель просунулась мужская рука — она пыталась потихоньку отодвинуть препятствие. Длинные бледные пальцы, рукав кремового хлопчатобумажного пиджака.

Доулиш скользнул к дверям.

Дверь медленно, почти бесшумно открылась. Был слышен лишь женский плач.

Доулиш стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за медленно увеличивающимся отверстием — теперь в него мог пролезть человек. Осторожность того, пока еще не видимого, человека говорила о многом. Доулиш сжимал в руке пистолет Мепиты. Наконец в проеме показалась голова.

Это была голова человека в очках с толстыми линзами, Доулиш устроился так, чтобы видеть и Мепиту.

Девушка стояла неподвижно, погруженная в свои горестные мысли, и ни на что не обращала внимания.

Человек двинулся дальше, правую руку он держал в кармане. Он внимательно смотрел на открытую дверь комнаты, на девушку: совершенно очевидно, что больше он ничего не замечал.

Он подошел к двери. Вынул правую руку из кармана. В руке был зажат пистолет. Медленно, уверенно он поднял оружие.

И в этот миг Доулиш понял, что человек пришел убить Мепиту. Она могла дать показания, которые разрушат всю их так тщательно разработанную схему, следовательно, она должна умереть. К тому же убийство Мепиты — еще один шаг, который подтолкнет в пропасть самого Доулиша.

Преступники знали, что он в Барселоне, они знали, что подозрение в убийстве Мепиты падет на него.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Доулиша в то краткое мгновение, пока человек в очках с толстыми стеклами медленно и тщательно целился в Мепиту. Стоит ему нажать курок, и она будет мертва.

Доулиш выстрелил первым.


Выстрел эхом прокатился по всем комнатам, девушка в ужасе закричала. Колени человека подогнулись, и он упал, со стуком ударившись об пол.

Мепита кричала, не переставая, на одной высокой ноте.

Доулиш рявкнул: «Молчать!» Он перепрыгнул через распростертое тело и схватил ее. Прижал руку ко рту, чтобы заглушить вопли.

Он ждал, с ужасом думая с том, что кто-то еще мог услышать и выстрел,и крик.

Тишина. Наверное, в соседних квартирах сейчас никого нет.

Доулиш посмотрел вниз, на лежавшего человека — лицо его было повернуто к нему, в нескольких сантиметрах от руки валялся пистолет.

— Он собирался убить тебя, — сказал Доулиш. — Молчи.

Она замолчала, застыв на месте. Доулиш оставил ее, наклонился к человеку и, пощупав пульс, убедился, что тот мертв. Надо было уходить, но если оставить здесь девушку вместе с трупом, если вообще оставить ее здесь, то рано или поздно ей придется рассказать полиции обо всем, что случилось.

Кругом было тихо.

Доулиш повернулся и посмотрел на девушку.

— Мепита, — сказал он. — Пойми. Этот человек собирался убить тебя. Он должен был убить тебя, потому что ты могла рассказать о том, что твой муж и я — вовсе не одно и то же лицо. Ты понимаешь? Ты — слишком важный свидетель в деле об убийстве.

Она пробормотала прерывающимся шепотом:

— Да. Да. Я понимаю.

— И ты в опасности. Значит, нам надо уходить. Мы должны забрать с собой и этого.

— Я… Я не могу уйти… — начала Мепита.

Какой может быть ее реакция? Она в шоке, а шок действует на всех людей по-разному. У нее могла начаться истерика. Она могла потерять сознание. Она могла отказаться уйти с ним потому, что ждала брата.

Каждая секунда стоила слишком дорого. Вполне возможно, что кто-то все же слышал и выстрел, и крик и мог вызвать полицию.

— Хорошо, Мепита, — спокойно согласился он с ней и подошел к девушке, вооружившись своей знаменитой улыбкой. Это обмануло ее. Он зашел сзади и затем резко, неожиданно ударил в шею ребром ладони. Ее голова резко дернулась. Она глубоко вздохнула и без сознания рухнула на пол.

Галстуком он связал ей руки, заткнул носовым платком рот, потом поднял, усадил на стул и направился к убитому.

Кровь уже просочилась на кремовый пиджак.

Доулиш быстро обыскал карманы, потом осмотрел квартиру. В соседней комнате он нашел чемодан, достаточно большой, чтобы спрятать в него тело.

Он вытащил чемодан в прихожую и запихнул в него покойника. Полуприкрытые, безжизненные глаза, казалось, насмехались над ним. Толстые губы были слегка приоткрыты, словно в улыбке.

Доулиш закрыл чемодан, запер его и выпрямился. Провел рукой по лбу. По лицу струился пот.

Он осторожно открыл входную дверь.

Никого не было, не зажегся ни один огонек.

Водрузив на плечи чемодан, он медленно двинулся к лифту. Через три минуты он был внизу, через пять минут чемодан уже был вынесен из дома и-припрятан в тени деревьев. За поклажей он вернется, когда найдет Тима.

Но был ли этот человек один?

Похоже, за домом никто не наблюдал, но ведь Доулиш ничего не знал и о присутствии этого человека, пока не услышал звук открывавшейся двери.