Портье продолжал глазеть на меня, руки было не видно.

– Как его зовут?

– Для него это немножко больной вопрос. Вряд ли он здесь под своим именем. Вам не все равно? Портье задумался.

– Визитная карточка имеется? – сказал он после выразительной паузы.

– Конечно, только не стреляйте, когда я буду ее доставать. Если вам интересно, мой револьвер в кармане брюк.

– Может, перестанете вести себя как в кино? – сказал он, вынимая руку из-под прилавка. – Здесь всякое случается, а вы заставили меня нервничать.

– Это целиком моя вина, – сказал я, расслабившись. – Выбрал неверный подход.

Открыв бумажник, я протянул ему свою визитку. 6н внимательно изучил ее, кивнул и бросил мне обратно.

– Четвертый этаж, третий номер. Постучите четыре раза, а то рискуете получить порцию свинца в живот.

– Как-нибудь на днях обязательно нужно будет снять здесь номер, – сказал я. – Он вполне подошел бы моему нынешнему образу жизни.

Портье поправил очки и вернулся к своей газете. С его точки зрения, меня здесь уже не было.

Я поднялся по лестнице, стараясь не шуметь и не дотрагиваться до покрытых пылью перил.

На втором этаже я наткнулся на растянувшегося у двери мужчину, голова которого покоилась на засаленном котелке. Он дышал медленно и тяжело, а разило от него так, будто последние десять лет его вымачивали в виски. Я прошел мимо него вдоль по тускло освещенному коридору и поднялся еще на один пролет. На третьем этаже я никого не встретил, только из-за закрытой двери женский голос выкрикнул грязное ругательство да какой-то мужчина заливался истерическим смехом.

На четвертом этаже я чуть не столкнулся с девушкой в сине-желтом кимоно и с кувшином в руке. Она была босая и грязная, волосы висели по плечам, и при взгляде на них мне стало дурно.

Она улыбнулась мне во весь рот и как бы случайно распахнула кимоно, чтобы я увидел, как мало под ним надето.

– Привет, красавчик! – сказала она, останавливаясь. – Заблудился?

– Совершаю экскурсию по трущобам, – ответил я, пробираясь мимо. – Обозреваю местные достопримечательности, если их можно так назвать.

Улыбка растаяла.

– Еще один сопляк, – сказала она.

Она пошла дальше, пошел и я. У двери с номером три я остановился и утер со лба пот. Мне не нравилось это заведение, а постояльцы – еще меньше. Я постучал четыре раза, медленно, но не слишком громко: мне ужасно не хотелось разбудить кого-нибудь в соседних номерах. Ничего не произошло. Я подождал, прислушиваясь, но ничего не услышал.

С другой стороны коридора из-за закрытой двери доносился протяжный храп, громкий и яростный, как рев электропилы, вгрызающейся в сучковатое бревно.

Я снова постучал, на этот раз более настойчиво, и украдкой посмотрел по сторонам, ожидая, что меня либо обругают, либо чем-нибудь в меня запустят.

Из ванной вышла все та же девица в кимоно, но уже без кувшина и направилась в мою сторону.

– Почему бы тебе не пнуть эту несчастную дверь ногой? – предложила она, проходя мимо. – Было бы меньше шуму.

Только она сказала не “несчастную”.

Я поглядел ей вслед: она дошла до конца коридора, открыла дверь и обернулась, потом сделала неприличный жест, вошла в номер и закрыла дверь. Я почесал в затылке – не от смущения, а потому, что там чесалось.

Потом я аккуратно нажал на ручку двери, но она не поддалась. Снова оглядевшись по сторонам, я наклонился и заглянул в замочную скважину. Изнутри в нее был вставлен ключ, сквозь щелочку я заметил свет. Больше ничего не было видно. Я вздохнул и постучал снова, теперь уже так громко, что господин, храпевший, как электропила, затих. И опять ничего не произошло.

Я вернулся по коридору к лестнице и спустился в вестибюль. Портье, нахмурясь, взглянул на меня поверх очков.

– Он не уходил?

– С чего бы? Он вас ждал, – ответил портье, отодвигая газету.

– Так вот, он не отзывается. В номере горит свет, а дверь заперта изнутри. Вы что-нибудь предпримете сами или мне вызвать полицию?

Портье вскочил так резво, будто кто-то ткнул его штыком.

– Не делайте глупостей! Я не хочу, чтобы здесь появились копы. Может быть, он просто крепко спит?

– Не похоже. У вас есть дубликат ключа или мне выстрелить в замок?

– Если вы так настаиваете, я лучше поднимусь, – сказал он. – Вам кажется, что-то случилось?

– Пойдемте посмотрим.

Я пропустил его вперед и подгонял его сзади, так что мы поднялись быстро: добравшись до четвертого этажа, мы оба дышали так, словно срочно нуждались в кислородном аппарате.

Девица в кимоно совершала очередную прогулку в ванную комнату.

– Привет, Керли, – бросила она портье. – Что за шум?

– Скройся с глаз, грязная бродяжка, пока я не дал тебе хорошего пинка, – ответил тот, не повышая голоса.

Я ожидал взрыва, но вместо этого она нервно и заискивающе улыбнулась и быстро убежала, будто и вправду опасаясь, что ей дадут пинка.

– Что за милый, ароматный народ живет в вашей гостинице, – заметил я, подталкивая его к третьему номеру.

– Вас кто-нибудь спрашивал? Они обычные люди, если уметь с ними обращаться.

Он застучал кулаком в дверь, подождал, отступил и изо всех пнул ее ботинком. Похоже, сегодня он был настроен пинаться.

Вдруг из соседней двери появился тощий смуглый мужчина, голый по пояс, в пижамных брюках, знавших лучшие времена. Его худое лицо искажала ярость.

– Я уже целый час пытаюсь заснуть! – срывающимся от гнева голосом крикнул он. – Убирайтесь отсюда, пока я ничего вам не устроил!

Портье снял очки и убрал их в карман, потом улыбнулся тощему мужчине:

– Ничего не устроил? Что именно?

– Например, забил бы ваши проклятые зубы в вашу проклятую глотку, – прорычал тощий, встал в стойку и двинул портье кулаком в зубы. Во всяком случае, он попытался это сделать, но портье отвел голову, и кулак просвистел мимо. Прежде чем тощий смог восстановить равновесие, портье выпрямился и с треском заехал ему в челюсть. Тощего отбросило в комнату, и он приземлился на пол с грохотом, сотрясшим все здание.

Портье закрыл за ним дверь, снял с руки жуткого вида медный кастет и снова надел очки. Теперь он выглядел безобидно, как старушка за чаем.

– Нужно уметь с ними управляться, – сказал он, выуживая из кармана ключ. – Тогда все будет в порядке.

– Может, вы откроете дверь и перестанете корчить из себя Джеймса Кейни?

Он принялся возиться с замком, и в конце концов ему удалось вытолкнуть тот ключ, что торчал изнутри. Потом он вставил свой ключ и осторожно его повернул.

– Отошли бы вы в сторонку, он может занервничать, – посоветовал портье, сам отступая за дверь. Повернув ручку, он толкнул дверь. Ничего не произошло. Никто не выстрелил. Мы осторожно заглянули в освещенную комнату.

Хофман сидел в кресле, руки свисали как плети, голова склонилась к груди. На его пальто и на полу была кровь.

– И почему только этот гад не позволил себя убить где-нибудь в другом месте? – посетовал портье, выходя из номера.

Я склонился над Хофманом, приподнял его голову и снова опустил. Потом дотронулся до его руки; она была еще теплой. Его убили совсем недавно.

– Черт побери! – продолжал портье. – Здесь становится жарко, как в печке. Стойте здесь, а я пока кое от кого избавлюсь. Я хочу, чтобы здесь было чисто, когда приедут копы.

Он выскочил из номера, и я услышал, как он бежит по коридору.

Я оглядел грязную комнатуху. Окно было открыто, снаружи затекал холодный воздух и туман. Подойдя к окну, я высунул голову и посмотрел на пожарную лестницу. Должно быть, убийца забрался сюда именно по ней, это было нетрудно. Я вернулся к Хофману, расстегнул его пальто, задрал рубашку и увидел рану как раз под сердцем. Его закололи чем-то вроде ножа для разделки туш. Удар был нанесен с большой силой. Кожа вокруг раны была изрезана. Я посмотрел вокруг в поисках орудия убийства, но ничего не заметил. Потом я проверил его карманы, однако не нашел ничего интересного. Под кроватью стояли два чемодана, в которых также не оказалось ничего особенного.

Я почувствовал внезапную усталость и слабость. Спать теперь уже не придется, а придется дождаться Хэккета и провести остаток ночи, наблюдая за его работой. Я тихо застонал и пожалел, что в номере нет чего-нибудь крепкого.

Я вышел в коридор. Там царила суета. Мимо меня протопали три здоровенных бугая с чемоданами, в костюмах поверх пижам. На третьем этаже две девицы, тоже с чемоданами, в ночных рубашках, на которые были наброшены пальто, оттолкнули меня, торопясь к лестнице.

Когда я спустился в вестибюль, ночной портье стоял на страже у телефона.

– Еще три минуты, парень, – мрачно произнес он. – Нам еще кое-что нужно сделать в этом притоне.

Настойчивый стук в дверь пробудил меня от тяжелого сна. Затуманенным взором я посмотрел на часы на тумбочке: было десять минут одиннадцатого. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь шторы, сообщил мне, что на дворе не вечер.

Чувствуя себя как выжатый лимон и, вероятно, так и выглядя, я натянул на себя халат, подошел шатаясь к двери и отпер ее.

Коридорный сунул мне телеграмму и громким, пронзительным голосом осведомился, будет ли ответ. В его поведении чувствовалось безжалостное усердие человека, который уже несколько часов на ногах.

Я ответил ему, что, если ответ будет, я позвоню, отослал его и закрыл дверь. Он прогрохотал по коридору так, будто на нем были водолазные ботинки, издавая громкий свист, от которого у меня зазвенело в ушах.

Я вскрыл телеграмму. Она была от Элен.

"Вчера вечером Конны покинули остров вещами. Полдень встречай меня аэропорту”.

Мысль о том, что я ее скоро увижу, дала мне сил забраться под холодный душ. Три чашки черного кофе, присланные в номер, пока я одевался, слегка меня освежили, но, покидая комнату и спускаясь в вестибюль, я все еще чувствовал слабость.

Спать накануне я лег только в четверть шестого утра.