— А пожалуй, адвокат-то не так уж неправ, — неожиданно заявил Терри Ринг. — Возможно, это дело рук какого-нибудь сумасшедшего.

Наконец Эллери обратился к Еве:

— Садитесь, мисс Макклур. Я знаю, что это довольно жестоко по отношению к вам, но побудьте здесь еще немного. Вы мне можете понадобиться. Садитесь.

— Благодарю, — чуть слышно проговорила Ева. — Я… я, пожалуй, останусь.

Она села на край низенькой кроватки.

Эллери зашел с другой стороны письменного стола и стал рыться в корзинке для бумаги.

— Вот камень, который разбил окно, — заметил инспектор. Он указал носком ботинка на гальку, лежащую на полу на том месте, где Ева увидела ее в первый раз.

— Ах, камень, — сказал Эллери, взглянув на него. — Ты знаешь, папа, у Терри есть теория относительно этого камня. Он считает, что его бросил какой-нибудь мальчишка. Просто так, шалость.

Он продолжал рыться в корзинке.

— Да, он так думает? Что ж, может быть, он прав.

— Ах, — воскликнул Эллери, наклоняясь, чтобы взять какой-то предмет со дна корзинки. Он обращался с ним так, будто это была бомба.

— Не беспокойся относительно отпечатков, — заметил инспектор. — Их уже сняли.

Подошел доктор Макклур, внимательно всматриваясь налитыми кровью глазами в металлический предмет в руках Эллери.

— Это нечто новое, — сказал он, вновь оживившись. — Я раньше никогда этого не видел, мистер Квин.

— Это отнюдь не новое, — поправил его инспектор. — По крайней мере, так утверждает японца. Она говорила, что мисс Лейт привезла их с собой из Японии.

Это была половинка ножниц, которую Ева нашла в понедельник на письменном столе. Эллери сразу сообразил, что, если соединить эту половинку с отсутствующей, получится птица со сверкающим оперением и клювом длиной в шесть сантиметров. Несомненно, это было восточное изделие. Металл был искусно инкрустирован сверкающими камнями. В собранном виде режущая часть представляла бы собой клюв, средняя — туловище, а ручки — ноги птицы. Редкостные по форме ножницы имели необычайно острые лезвия. Инкрустация из камней создавала впечатление яркого плюмажа в лучах солнечного света, проникавшего в комнату через окна эркера, камни переливались всеми цветами радуги. Несмотря на двенадцатисантиметровую длину, ножницы были чрезвычайно легкими. Эллери почти не чувствовал их тяжести, они были как перья того создания, которое они изображали.

— Остроумная идея, — похвалил Эллери.

— Интересно, что это за птица?

— Кинумэ говорит, что это журавль, она назвала ее по-японски, нечто вроде тцуру, — объяснил инспектор Квин. — Она говорит, что это священная птица. Кажется, мисс Лейт вообще обожала птиц.

— Я вспоминаю. Японцы считают журавля символом долговечности. Но в данном случае вряд ли можно сказать, что этот журавль оправдал примету.

— Ты, конечно, можешь видеть в них утонченное произведение искусства, — сурово проговорил инспектор. — А для меня это просто нож, которым зарезали мисс, Лейт.

Ева почувствовала, что, если старик еще хотя бы на секунду продолжит этот разговор, она непременно закричит. О, если бы она вовремя вспомнила о ножницах и они стерли бы с них отпечатки ее пальцев.

— Ты уверен, что именно это послужило орудием убийства? — спросил Эллери.

— Сэм Праути говорил, что рана точно такой же ширины, как лезвие этих ножниц. Вряд ли это простое совпадение.

— Да. Но, может быть, все-таки было другое оружие?

— Не футляр же?

— Какой футляр?

— Мы нашли наверху в мансарде коробочку, и японка говорила, что в ней всегда лежали ножницы. Но коробочка отнюдь не острая.

— В мансарде?

Хотя глаза Эллери были пристально устремлены на золотую печатку для писем, стоявшую на столе, он ее не видел. Его мысли были чем-то заняты.

Мансарда. Ева совсем забыла о ней. Мансарда, которую она никогда не видела, та комната, в которую никому никогда не разрешалось входить. Что там находится? Но какое ей до этого дело? Какая разница, что там находится…

— Надо полагать, что ножницы принесли сюда сверху, — сказал инспектор. — Вот почему никто их не помнит, кроме Кинумэ. Она говорила, что они сломались уже несколько лет назад. Кажется, все очень хорошо подходит. Убийца влез в окно мансарды, по дороге взял эти ножницы, сошел вниз, убил мисс Лейт, вытер кровь с лезвия, бросил их в корзинку и ушел тем же путем, что и пришел. Да, все отлично подходит.

«Что это? Не звучит ли в его словах насмешка? — подумала обезумевшая от страха Ева. — То, что он говорит, невозможно, убийца не мог прийти сюда из мансарды. Дверь была заперта со стороны спальни. А может быть, он действительно верит в то, что говорит?»

— Я полагаю, — задумчиво сказал Эллери, — надо взглянуть на эту мансарду.

11

Ступеньки были узенькие, крутые и скрипучие. Вслед за Эллери на лестницу стали подниматься Ева и ее отец. Оба чувствовали необходимость близости. Возникло минутное соперничество между Терри Рингом и инспектором за право завершить процессию. К величайшему раздражению инспектора, победил молодой человек. Старик страшно не любил, чтобы кто-нибудь шел за ним по пятам, особенно если этот человек умеет бесшумно подниматься по скрипучим ступенькам.

Они очутились в прохладной комнате с покатым потолком, отнюдь не похожей на ту таинственную комнату, которую рисовало воображение Евы. После подъема по темной лестнице комната, казалось, утопала в солнечном свете: невинная, элегантная, не имеющая ничего зловещего. На окнах — маркизетовые занавески, деревянная кровать, рисунок шелкового покрывала гармонировал с рисунком оконных занавесок. На стенах были японские акварели, на гладком блестящем полу — циновки, явно заокеанского происхождения.

— Какая чудесная комната, — невольно воскликнула Ева. — Не удивительно, что Карен любила писать именно здесь.

— Мне кажется, здесь немного душно, — сказал доктор Макклур. Он подошел к окну, открыл его и встал возле него спиной к присутствующим.

— И какое невероятное смешение Востока и Запада, — добавил Эллери, взглянув на старую пишущую машинку, стоявшую на письменном столе из тикового дерева.

— Странно, что внизу машинки нет.

В углу комнаты стоял холодильник, над ним кухонный шкаф, рядом газовая плита. Маленькая дверь вела из спальни в миниатюрную ванную комнату, оборудованную по последнему слову техники. Судя по внешнему виду этой квартирки, она должна быть жилищем женщины утонченного вкуса, строго охраняемой затворницы. Дверь внизу лестницы была единственным выходом в мир.

— Вот одиночество в полном смысле этого слова, — сказал Эллери. — Интересно, как она делила свое время между комнатами внизу и этой мансардой?

— Она написала здесь «Восьмое облако», — со слезами на глазах сказала Ева. — Я никогда не думала, что здесь так… мило.

— Насколько я мог установить, — сказал инспектор Квин, — она иногда запиралась здесь на целую неделю, а то и на две, когда писала что-либо значительное.

Эллери взглянул на ряд бамбуковых книжных полок, выстроившихся вдоль стен. Здесь были различные справочники, по меньшей мере на полдюжине языков, книги на японском языке, книги Лафкадио Херна, Чемберлена, Астона, Окума, переводы японских поэтов на английский, французский и немецкий языки. Посреди этой японской классики — католическая литература, довольно потрепанная из-за частого пользования. На письменном столе и в ящиках, которые Эллери неторопливо просматривал, были еще книги, рукописи, целая связка загадочных листиков с аккуратно отпечатанными на машинке текстами — обычные аксессуары любого писателя, по которым можно проследить его жизнь и процесс его творчества. Такое бесцеремонное обращение с бумагами со стороны Эллери казалось Еве святотатством.

Наконец он достал изящный футляр, сделанный из слоновой кости, украшенный резьбой. К футляру на шелковом шнуре была прикреплена монета с японскими иероглифами.

— Это футляр для ножниц, — подтвердил инспектор.

— А нашли вторую половинку ножниц?

— Пока что нет. Вероятно, она потерялась уже давно.

Эллери отложил футляр, окинул взглядом комнату и подошел к открытому платяному шкафу. Он был битком набит женской одеждой. Различные предметы женского туалета были уже далеко не новыми, в основном выцветшими и полинявшими. На нижней полке стояли два ботинка. Ни шляп, ни пальто не было. Эллери заглянул в шкаф, потом под шкаф, покачал головой и подошел к маленькому туалетному столику. На нем лежали расческа, щетка, туалетный прибор, лакированная коробка с красивыми безделушками, шпильками, принадлежностями для маникюра. Эллери сощурил глаза.

— В чем дело? — спросил инспектор Квин.

Эллери снял пенсне, старательно протер стекла и надел его снова. Затем вернулся к шкафу. Взял яркое хлопчатобумажное платье, висевшее на плечиках, внимательно посмотрел на него. Повесил обратно и взял другое: черное шелковое с кружевной отделкой. И это платье он повесил обратно, прикусив верхнюю губу, нагнулся и внимательно осмотрел ботинки. Потом что-то увидел и протянул руку за предметом, скрытым висящими платьями.

У Евы возникло подозрение по поводу одной странности. «Интересно, заметил ли он», — думала Ева. Остальные, конечно, не заметили…

Эллери открыл футляр. В нем лежала скрипка шоколадного цвета, на колке болтались четыре струны, очевидно, лопнувшие от жары прошедшего лета. Он долго рассматривал этот поломанный музыкальный инструмент.

Затем подошел к кровати и положил на нее футляр. Все внимательно следили за ним, даже доктор Макклур, который теперь отвернулся от окна, удивленный наступившим молчанием.