— Прекрасно! — Вулф развернулся, словно огромный корабль, взял со стола шляпу и трость, и мы двинулись к двери.

На улице я помог Вулфу застегнуть пальто и надел свое. Весь день было пасмурно, и теперь, хотя еще было рановато, почти совсем стемнело. Холодный ветер гнал по небу низкие облака. Я сбегал к машине за фонариком и нагнал Вулфа.

Ветки высохли, и нагибаться стало необязательно. Мы миновали теннисные корты и вошли в рощицу вечнозеленых деревьев. Здесь казалось совсем темно. Я взглянул на часы и бодрым голосом сообщил в сторону нахохлившейся огромной спины впереди:

— Четыре часа. Будь мы сейчас дома в компании Теодора или Энди, вы бы как раз поднимались наверх в оранжерею, чтобы поковыряться немного в горшках.

Ниро Вулф даже не велел мне заткнуться, настолько не в своей тарелке он чувствовал себя в эти минуты.

В домике садовника пришлось сразу же зажечь свет. Вулф осмотрелся, отыскал наиболее вместительное кресло, затем снял шляпу, пальто, отставил трость и сел. Я начал осмотр. Обычного после обыска беспорядка не было. Средних размеров комната выглядела довольно уютно, хотя ковры и мебель послужили достаточно и были далеко не первой молодости. Справа и слева располагались спальные комнаты, сзади — ванная и кухня. Работу я закончил быстро.

— Ничего особенного, — доложил я Вулфу. — Будем паковаться?

— Чего ради? — спросил он как-то уж очень уныло.

— Посмотреть еще раз на всякий случай?

Вулф лишь тяжело вздохнул. Чтобы только не сидеть на месте, я прошелся по квартире садовника снова. Осмотр стола и картотеки и в этот раз не дал ничего нового: брошюры по садоводству, личные мелочи и подобная же чепуха. Спальня слева оказалась вовсе пустой. Энди пользовался правой, и ее-то я прощупал основательно. Однако если там и было что-то, достойное утереть нос лейтенанту Нунану, то я его не нашел ни в первый раз, ни во второй. Обследование ванной и кухни в первый раз не дало ничего, а во второй — небольшую картонную коробочку на полке за пакетами с крупой. Морфия в коробочке не оказалось, равно как и основания полагать, что он там когда-то был вообще. Там были ключи. Свою находку я показал Вулфу.

— На одном бирка, — сказал я. — Написано: «Дуб. ор-и», верно, означает «дубликат от оранжереи». Очень может пригодиться, если мы захотим темной ночью выкрасть ту суперорхидею.

Никакой реакции от моего шефа не последовало, и мне ничего не осталось, как сунуть коробочку в карман и сесть. Вулф молчал, но скоро мне это молчание надоело.

— Скажу прямо, — заявил я Вулфу, — ваше поведение мне не нравится. Сколько раз, сидя в конторе, вы говорили: «Арчи, найди и приведи ко мне такого-то». Обычно я приводил, не так ли? Но если вы сейчас велите отвезти вас домой, а потом скажете, чтобы я привел Питкерна, Имбри и Гаса Требла — а у меня возникают такие подозрения, — то прошу меня уволить. Я и пальцем не шевельну, особенно после того, как вы сами испортили игру, причем из-за пустяка, из-за того, что девчонка назвала вас по имени.

— Какая она девчонка! — проворчал он.

— Обычная девчонка. Я просто хочу внести ясность на тот случай, если мы сейчас поедем домой.

Он внимательно посмотрел на меня и кивнул, поджав губы, как бы проглатывая неприятные слова, на которые не имеет смысла отвечать.

— Здесь есть телефон. Вызови Фрица, — приказал Вулф.

— А вдруг он параллельный с домом?

— Попробуй.

Я набрал коммутатор. Посторонних щелчков не было. Назвав номер, соединился с Фрицем. Вулф взял трубку.

— Фриц? Мы задерживаемся. Нет, со мной все в порядке. Не знаю. На неопределенное время. Нет, черт возьми, он попал в тюрьму. Сейчас не могу сказать, но до ужина я тебе позвоню. Как растения? Понятно. Нет, все правильно, это им не повредит. Понятно. Нет, нет, нет, только не это, только не с северной стороны. Ни единого! Конечно, я так делал, но…

Я перестал прислушиваться к разговору о несчастной судьбе растений, оставленных на попечение непрофессионала, не потому, что такой уж бессердечный от рождения. Мое внимание привлекло другое. Случайно взглянув в окно, я обнаружил, что вверх-вниз качнулась ветка куста, качнулась и замерла. Не нужно быть следопытом, чтобы догадаться: никакой ветер не раскачает так голую ветку. Еще несколько секунд я послушал наставления Вулфа, затем непринужденно прошествовал из комнаты в кухню, выключил свет, бесшумно открыл заднюю дверь и выскользнул наружу.

Абсолютная темнота поглотила меня. Постояв с полминуты, я стал кое-что различать. Рука автоматически скользнула за пазуху проверить пистолет. Постепенно я обнаружил, что стою на бетонной отмостке почти вровень с землей. Шагнув влево, я начал красться к углу дома. Из-за шума ветра я почти ничего не слышал. Мне оставалось надеяться, что и тот, присутствие которого здесь я ощущал почти физически, тоже ничего не слышит.

На меня кто-то наскочил непонятно откуда, едва я дошел до угла. Попытавшись схватить нападавшего, я получил сильный удар кулаком в шею и, признаюсь, разозлился. Я сделал шаг в сторону, развернулся и ударил разок, целя в область почек. Обычно такой удар несколько остужает пыл нападающего, но вышло неловко, я промазал, засветил в бедро, чуть не вывихнув себе палец. Противник в ответ попытался достать меня широким свингом, но при этом полностью раскрылся. Я нырнул, и он проскочил мимо, а затем, когда развернулся для второй атаки, я обнаружил, что мой ночной спарринг-партнер не кто иной, как помощник Эндрю Гас Требл.

— Послушай, — сказал я, — если ты настаиваешь, мы продолжим, но хотелось бы знать, ради чего? Продолжение мне будет гораздо интереснее, если я буду знать, за что мы бьемся.

— Вы предатели, — прохрипел он в ответ.

— Прекрасно, хотя и непонятно. Кого я предал? Питкерна? Его дочь? Кого?

— Вы заставили его поверить, что вы за него, а сами? Вы помогли полиции состряпать дело!

— Ах вот что! Ты думаешь, что мы предали Энди?

— А то нет?

— Послушай, дружище, — я опустил, наконец, руки, — знаешь, кто ты? Ты мой рождественский подарок. Ты попал пальцем в небо, но от этого ты не менее прекрасен. Давай зайдем и поговорим с Ниро Вулфом.

— Я не стану говорить с этим жуликом!

— Но ты подсматривал за ним в окно — зачем?

— Хотел знать, что вы затеяли.

— О, это просто! Нужно было спросить нас. Мы ничего не затеяли, мы сели в лужу, прокололись. Но мы по-прежнему любим Энди. Мы хотели взять его с собой, чтобы холить и лелеять, но они нам не позволили.

— Это наглая ложь!

— Тогда тем более ты обязан войти и заявить мистеру Вулфу в лицо, что он предатель, жулик и лжец. Может быть, такой возможности больше не представится. Ты что, боишься?

— Вот уж нет, — заявил Гас и пошел к кухонной двери.

Едва мы вошли, первое, что я услышал, были слова Вулфа:

— Арчи, какого дьявола…

Вулф только что завершил разговор по телефону и теперь недоуменно уставился на Гаса.

— Где ты его откопал?

— Да там, неподалеку. — Я махнул рукой в сад. — Считайте, что я возобновил поставки.

ГЛАВА 6

Потребовалось долгих десять минут, чтобы убедить Гаса Требла в том, что мы играем в открытую и не темним. Вулф при этом заливался соловьем. Гаса убедили в конце концов не слова, а логика. Главным доводом стали брошенные в оранжерее орхидеи, следить за которыми лучше всего находясь в нашем доме, а не в камере Синг-Синга. Заключительные из этих десяти минут ушли на подробный пересказ последней беседы с Питкерном и Сибил в оранжерее.

Гас с задумчивым видом сидел за столом и внимательно слушал. Выдержав паузу, он сказал:

— Прошлым летом этот Нунан ни за что ни про что избил моего приятеля.

Вулф кивнул.

— Вот видите. Типичный громила в форме. Как я понял, господин Требл, вы разделяете мое мнение, что господин Красицкий не убивал эту женщину. Я также слышал ваше заявление полицейским, что не убивали ее и вы. Поэтому я воздерживаюсь от вопросов на эту тему. В то же время замечу, что, отвечая на все личные вопросы подробно и охотно, вы были заметно сдержанны в отношении других. Я вас понимаю: вам здесь работать, а все показания записываются. Однако меня это не устраивает. Я хочу вызволить из тюрьмы мистера Красицкого, а это возможно при условии, что я представлю вместо него замену. Вы мне сможете помочь, если захотите, но для этого забудьте о своей работе, отбросьте осторожность и расскажите все, что знаете об этих людях. Вы согласны?

Гас нахмурился и сразу словно бы повзрослел. Теперь, при электрическом свете, он выглядел бледнее, чем днем на улице, но его пестрая рубашка казалась еще ярче.

— Но мне нравится моя работа, — пробормотал он.

— Конечно, — участливо согласился Вулф, — и мистер Красицкий говорил мне, что вы прекрасно справляетесь, умны и талантливы.

— Он так и сказал?

— Да, сэр. Так и сказал.

— Черт возьми! — Гас помрачнел еще больше. — Что вы хотите знать?

— Расскажите об этих людях, начиная, скажем, с мисс Лауэр. Насколько я помню, вы упомянули господина Имбри. Что вы скажете о нем? Допустим, в отсутствие жены мисс Лауэр очаровала его. Разумеется, он пребывал на седьмом небе. Но тут она заявляет, что выходит замуж за мистера Красицкого. Вот тогда он и решает ее убить. Допустимо ли такое предположение?

— Откуда мне знать? Это ваше предположение, а не мое.

— Вы это бросьте! — рыкнул Вулф. — Я, слава богу, не Нунан, и так мы ни к чему не придем. Мой вопрос: мог ли мистер Имбри решиться на такое?

— Конечно, мог, если она его основательно задурила.

— Располагаете ли вы какими-либо фактами, опровергающими такое предположение?

— Нет.

— Тогда не будем его отбрасывать. Как вы понимаете, алиби нет ни у кого, это мог сделать любой. С одиннадцати вечера, когда мисс Лауэр попрощалась с Красицким, до трех часов ночи, когда вы с Красицким начали фумигацию в оранжерее, времени хватило бы любому. Все имели отдельные комнаты, кроме четы Имбри, — у них взаимное алиби, не имеющее силы, поскольку они супруги. Мотивы возможного поведения одного из супругов вы обсудили. Поведение мисс Лауэр при рассмотренных обстоятельствах очевидно. Поступки женщин, как известно, вообще не подлежат какому-либо логическому объяснению.