Глава 1

В одном из проходов в северный сектор манежа на Мэдисон-сквер-Гарден стоял стройный молодой человек в смокинге и черной фетровой шляпе, надвинутой на глаза. Он явно был чем-то взволнован: бросив недокуренную сигарету, тотчас же сунул в рот другую, однако закурить ее ему не удалось.

Публика, заполнившая все места в манеже, бурно выражала свои эмоции. Здесь можно было увидеть самые модные наряды года, цилиндры, меха, сверкающие бриллианты. Изысканная публика — ничего похожего на любителей борьбы, сумасшедших поклонников велосипедных гонок или хоккейных болельщиков. Это было избранное общество, собиравшееся каждый год в ноябре, в последний вечер Национальных соревнований по конному спорту.

Внизу, на конкурном поле, участники соревнований один за другим проходили на своих лошадях трудный путь, полный препятствий: перекладина, кирпичная стенка, тройной барьер и «курятник» — огражденная площадка и стена из кустарника с водоемом по другую сторону его… Один за другим прославленные скакуны мира — от норовистых чистокровок ценой в двадцать тысяч долларов до хладнокровных армейских лошадей, купленных за бесценок, — мерились силами, стараясь взять препятствия, уготованные им устроителями чемпионата.

— Мисс Патриция Прейн! Номер семьдесят один! Лошадь по кличке Танжерин, — каким-то неживым, противным голосом объявил диктор.

Молодой человек замер, забыв про сигарету. Голубые глаза его впились в девушку, выехавшую на гнедом мерине — стройной, с высокой холкой скаковой лошади.

Девушка была из смуглых блондинок — крепкая и гибкая, как пружина. На ней была твидовая амазонка и спортивная шляпа-котелок, под которую она забрала свои белокурые волосы. На высоком гнедом мерине она выглядела хрупкой, маленькой и несколько напряженной, хотя руки ее в перчатках легко и свободно лежали на лоснящейся шее коня.

В отличие от предыдущей лошади — та дико косила глазами, выказывая все признаки волнения, — Танжерин вел себя спокойно и даже будто немножечко скучал, понимая, что ему сейчас предстоит.

Всадница, тронув поводья, направила коня к первому препятствию, как бы дала ему ознакомиться с ним, потом, круто повернув, заняла исходную позицию.

Молодой человек насторожился, сунул руки в карманы. Он не сводил с девушки глаз.

Танжерин легко снялся с места — и представление началось. Легко и без усилий конь преодолел первое препятствие. В его стремительном полете угадывалась сила и спокойная уверенность. Танжерин был опытным скакуном.

Вот он преодолел кирпичную стенку, тройной барьер и приблизился к огражденной площадке — коварной ловушке для многих лошадей. Зрители затаили дыхание. Прыжок вверх… вниз… и он уже внутри!

Мелькнули копыта, взмах хвоста — и препятствие осталось позади. Чувствовалось, что Танжерину доставляла удовольствие такая работа. Взяв диагональ, он оказался перед водоемом, где спасовали уже с полдюжины соревнующихся. Конь навострил уши, но не отступил — преодолел и это препятствие, покрыв расстояние в добрых три фута.

Крики восторга, готовые уже сорваться с уст зрителей, замерли — Танжерину предстояло взять еще два препятствия: стенку из кустарника и «курятник». Легчайшее прикосновение копыт — и «насест» рухнет.

Наконец кустарник остался позади, Танжерин устремился к последнему препятствию, слепящему глаза ярко-красной краской. Вверх… вверх! Блеснули полированные копыта — и последняя преграда взята.

Воздух дрогнул от единодушных восторженных криков. Выступление было и впрямь безупречным — первое за весь вечер.

Молодой человек перевел дыхание, вынул из кармана носовой платок и вытер лоб. Повернувшись к выходу, он едва не столкнулся с супружеской четой, тоже нарядно и модно одетой.

— О, Джонни Кэртин! Привет! Вы знакомы с моей женой, Джонни?

— Привет! — ответил Джонни. Голос его прозвучал хрипло от пережитого только что волнения.

— Эта девчонка Прейн, — заметил молодой человек, плотный белобрысый весельчак, — великолепная наездница! Так здорово…

— Да, она отлично держится в седле, — подтвердил Джонни.

— Кажется, она сестра Глории Прейн? — спросила юная супруга.

— Да.

Молодой человек хитро взглянул на Джонни и усмехнулся:

— И вы, кажется, были неравнодушны к ней, Джонни, пока не начали приударять за Глорией?

На лице Джонни дернулась жилка.

— Послушайте! — сказал он. — Ради Христа, не суйтесь туда, куда вас не просят! — И с этими словами быстро прошел к выходу.

— Черт-те что! — обиженно воскликнула молодая женщина, тоненькая, миниатюрная брюнетка.

— Славный малый этот Джонни, — рассмеялся ее супруг. — Скажет — как ужалит!


Джонни Кэртин на мгновение задержался у ступенек, ведущих на главную площадку манежа, но потом передумал и, пройдя по коридору, вошел в зал Ассоциации конного спорта. У стойки бара, занимающего всю дальнюю стену, стояли два незнакомых посетителя. Джонни направился туда.

— Виски с содовой, — сказал он бармену и, пока тот выполнял заказ, стоял в напряженной позе, положив на красное дерево стойки руки, все еще сжатые в кулаки. Но едва он поднял стакан, как подошел еще кто-то и остановился рядом с ним.

— Добрый вечер, мистер Северид! — приветствовал подошедшего бармен. — Что будете пить?

— Виски, — произнес человек приятным, немного подавленным голосом.

Рука Джонни, державшая стакан, замерла на полпути. Помедлив немного, он все же сделал несколько глотков и, поставив стакан на стойку, взглянул на стоявшего рядом человека.

— Привет, Гай! — сказал он.

— Пат хорошо выступила, — отозвался Гай Северид.

Это был высокий широкоплечий человек со светлыми вьющимися волосами. На нем были фрак и цилиндр. На лице его застыло выражение вежливой приветливости. Личностью он был известной, и любой репортер мог бы без подготовки выдать о нем полную информацию. Сорока лет от роду… Один из трех самых богатых людей Америки. Яхтсмен… Все еще не женат, несмотря на энергичные старания многих матерей молодых девиц, впервые появляющихся в свете.

— Полагаю, никаких новостей? — спросил Джонни.

Лицо Гая омрачилось.

— Никаких… Я просто теряюсь в догадках. Я обшарил все места в городе, где бывала Глория, но никто не видел даже волоска с ее головы с тех пор… как… ну, с того вечера в среду…

— Это случилось в тот вечер, — сказал Джонни, — когда я повел ее в «Эль Марокко».

Губы Северида тронула слабая улыбка.

— Бросьте.

— Черт-те что, — вздохнул Джонни. — Пат так нервничает! Я боялся, что она сорвет сегодняшнее выступление.

— Пат нервничает не только из-за этого, Джонни, — заметил Северид.

— Частично и по моей вине… я насчет Глории, — сказал Джонни. — Мы немного повздорили, и она… она сказала, что не желает меня видеть.

— Это ее обычная манера поведения, — заметил Северид. — Но три дня — это уже слишком большой срок для обиды.

— А вы… вы не поругались с ней тоже, а, Гай?

— Н-нет… — ответил Северид.

Джонни настороженно взглянул на него:

— Знаете, Гай, мне кажется, вы все-таки имеете что-то против меня…

— Почему вы так думаете? — спросил Гай.

— Черт возьми, Гай, не будем прикидываться. Вы ведь с Глорией были почти помолвлены… А тут вдруг врываюсь я и увожу ее. В общем, будь я на вашем месте… — Он замолчал.

Северид стряхнул пепел сигареты.

— Если я и имею что-то против вас, Джонни, то не за это.

— Да я понимаю, — ответил тот с горечью. — Я и раньше понимал, что это отвратительно, но ничего не мог с собой поделать.

Северид задумчиво молчал, словно подыскивал нужные слова.

— Глория — поразительное существо, — наконец сказал он. — И никто не винит вас в том, что вы бросились с головой в омут. Глория смущала и более трезвые умы, чем ваш. Но Пат как-никак тоже чего-то стоит!

Джонни буквально застонал:

— Да разве я этого не знаю!

— И вы знаете также, что она, как говорится, однолюб! Она любит вас, и я думаю, тут вы тоже ничего не сможете изменить. — Гай Северид заговорил сухим тоном. — На месте Пат я бы послал вас ко всем чертям, но она не из таких женщин.

— Гай! — Джонни поднял глаза и посмотрел на Северида. — Вы думаете, что она все еще… все еще…

— Без всякого сомнения! Не знаю, Джонни, что она в вас нашла, не…

— Я пошел, — сказал Джонни.

— Мистер Кэртин! — крикнул ему вслед бармен. — А ваше виски?

— Ничего, — ответил ему Гай Северид и невесело улыбнулся своему отражению в зеркале, висевшему позади стойки. — Виски я беру на себя!


Всю неделю, пока продолжаются Национальные соревнования, подвальное помещение Ассоциации расцвечено всеми красочными атрибутами лошадиного царства. Многочисленные ряды стойл, выстланных по колено соломой, хранят самые дорогие экземпляры конской породы, которые только могут создать деньги и селекция.

На фоне этих рядов там и тут выделяются импровизированные балаганчики, стены и потолки которых сметаны на живую нитку из яркой материи. Здесь в идеальном порядке собрано все оборудование конюшни. Стены украшены синими, красными и желтыми лентами и трофеями прошлых и нынешних побед. Здесь развешены седла, уздечки и упряжь, начищенные до такой степени, что блестят, как полированный металл.

С утра до вечера в помещении толпятся люди: грумы в жилетках, наездники в сапогах и брюках для верховой езды, дамы в амазонках со шлейфами, офицеры из армейских команд, озабоченные чиновники и судьи, зрители во фраках и горностаях, секретари с Уолл-стрит, те, кто помешан на конном спорте. Эти последние то и дело останавливаются, чтобы полюбоваться лошадьми и ублажить себя огромным выбором собачек, кошечек, козликов и других талисманов.