— Думаю, это можно устроить, — уступил Хобарт, — но от вас требуется сотрудничество.

— В чем оно заключается?

— Мы предоставим вам номер в отеле. В этом номере есть телефон, только вы не должны им пользоваться для звонков на сторону. В отеле неплохой ресторан, так что можете сделать по телефону заказ и попросить прислать все, что душе угодно. Мы доставим туда газеты и журналы. Можете почитать. В этом номере есть телевизор. Можете посмотреть. Можете лечь спать. Но не пытайтесь оттуда выбраться, ибо нам станет об этом известно и все обернется к худшему — для вас.

— Вы хотите сказать, что я остаюсь в заключении?

— Не совсем. Вы останетесь под надзором полиции. Делайте, что хотите, но выходить без разрешения запрещено.

— И долго я там пробуду?

— Как минимум, нынешнюю ночь. Утром мы вас, возможно, выпустим.

— Партнерша забеспокоится обо мне.

— Партнерша безумно о вас беспокоится, — подтвердил Хобарт. — Весь офис отчаянно вас разыскивает во всех местах, какие только могут взбрести в голову. Названивали даже сюда, в управление.

— И что вы им ответили?

— Что ни по каким основаниям не задерживали никакого Дональда Лэма. Не задерживали.

— Но ведь вы меня задержали.

— Но не по конкретному обвинению. Мы держим вас лишь потому, что вы не желаете с нами сотрудничать.

— Эрнестина переживает из-за меня…

— Эрнестина на седьмом небе, — возразил Хобарт. — Она теперь сотрудничает с полицией, а тот тип в штатском, который сидит с ней в квартире и наблюдает за ситуацией, симпатичнейший холостяк и считает ее весьма чуткой и уравновешенной девушкой. Фактически они почти поладили. Не удивлюсь, если он вас обскачет, Лэм. Вдобавок, он под рукой, а вы нет.

— Что это за отель? — уточнил я.

— «Океанский берег», — сообщил он. — Желаете расположиться там или тут?

— Там.

— О’кей. Я все устрою. Это займет с полчаса.

Инспектор вышел, а через полчаса дверь отворил мужчина в штатском и сказал:

— Выходи, Лэм.

Я последовал за ним к полицейской машине. Полисмен медленно и осторожно вел автомобиль к отелю «Океанский берег», стоявшему неподалеку от кромки воды, вдали от места убийства и за несколько миль от фотостудии «Приятная неожиданность».

Полисмен проводил меня в номер. Номер был симпатичный, просторный.

— Каковы ограничения на свободу передвижения? — поинтересовался я.

— Нельзя выходить.

— Как насчет бритвы, зубной щетки и…

— Твоя сумка вон там, в углу. Отлично проведешь время у телевизора. На столе свежие газеты. Выйти можно только двумя способами — через парадное и по пожарной лестнице. Мы следим за парадным. За пожарным выходом никто не смотрит.

— То есть как?

— Ну, — рассудил он, — наверно, невеликое удовольствие торчать там на холоде и присматривать за пожарной лестницей, да, по правде сказать, на мой взгляд, инспектору пришлось бы по нраву, если б ты выбрался через пожарный выход.

— Почему? — спросил я.

— Ну, — ухмыльнулся он, — дело лучше бы выглядело.

— Какое дело?

— Твое.

— Я и не знал, что такое имеется.

— Пока не имеется, только чтобы его завести, нам всего-навсего требуется еще чуточку доказательств.

— Ясно, — подытожил я. — Инспектору пришлось бы по нраву, если бы я пустился в бега. Так?

— Ну, если бы ты пустился в бега, — разъяснил полисмен, — это было бы, безусловно, достаточным основанием для задержания по подозрению в убийстве. В нашем штате побег считается свидетельством вины, то есть может использоваться обвинителем в качестве доказательства.

— Что ж, — сказал я, — чрезвычайно любезно с вашей стороны проинформировать меня об этом.

— О, это входит в мои инструкции, — жизнерадостно сообщил полисмен. — Мы хотим иметь полную гарантию, что никаких вопросов насчет побега не будет, если ты все-таки смоешься. А теперь, понимаешь ли, я точно знаю, что поставил тебя в известность.

— Большое спасибо, — поблагодарил я.

— Дверь остается не запертой, — продолжал он. — Можешь закрыть ее изнутри на засов, если нервничаешь, а пожарный выход в другом конце коридора.

— А через парадное нельзя выйти?

— Оно под охраной, — повторил он.

— Что же, рад ознакомиться со всеми правилами, — объявил я. — Теперь мне, по крайней мере, известны размеры ловушки.

— Ловушки? — переспросил полисмен.

— Вот именно, — подтвердил я. — Инспектор Хобарт пожертвовал бы глазным зубом, чтобы подтолкнуть меня к пожарной лестнице и заставить пуститься в бега. Ему это очень понравилось бы.

— Может быть, — бросил полисмен и вышел.

Я позвонил в бюро обслуживания, заказал двойной коктейль «Манхэттен», филе «миньон», бифштекс с кровью, жареную картошку, кофе и яблочный пирог.

Мне пообещали прислать наверх все, кроме коктейля. Спиртное приказано было не доставлять.

Я включил телевизор, посмотрел последние двадцать минут детективной программы. Потом пошли новости и прогноз погоды. После этого принесли еду. Я расправился с ней, позвонил официанту, чтобы забрали посуду, и проглядел газеты.

В них содержалось немножечко всякой всячины об убийстве в отеле в центре города — так, обычная чушь: полиция движется «по горячим следам» и надеется задержать подозреваемого «в течение следующих сорока восьми часов».

Привычный шаблон — репортеры должны писать статьи, полиция должна заверить налогоплательщиков, что находится на своем месте.

Уже давно стемнело, когда я услышал нерешительное постукивание в дверь.

Прошагал через комнату и отворил дверь. На пороге стояла Хейзл Даунер.

— Дональд! — вскричала она.

— А кто бы вы думали? Мир тесен. Входите, устраивайтесь поудобней. Как вы меня отыскали?

— Я следила за вами.

— Каким образом?

— Мы выяснили, что вас задержала полиция. Мой адвокат, Мэдисон Эшби, позвонил из Лос-Анджелеса и сказал, что собирается применить хабеас корпус, если вас не отпустят. Они ему пообещали вас выпустить в течение часа и доставить в отель.

— И что потом?

— Я поддерживала с ним связь отсюда, из Сан-Франциско. Он мне дозвонился и все рассказал, я пошла и расположилась перед управлением. Когда полисмен в штатском повез вас оттуда, последовала за вами.

— А потом?

— Не стала рисковать, выждала пару часов, после чего отвела на стоянку машину, взяла такси, погрузила кое-какой багаж, явилась сюда, набралась храбрости, прошмыгнула мимо полисменов в штатском, которые дежурят на лестнице, зарегистрировалась и получила номер.

— Зарегистрировались под своим именем?

— Нет, конечно.

— Есть вероятность, что вас могли узнать.

— Не думаю. Им не известно, что я здесь.

— Ну да, — хмыкнул я, — мйого вы знаете! Ладно, стало быть, вы тут, в отеле.

— Вот именно.

— Что ж, безоговорочно рад вас видеть. А то уж боялся, как бы не пришлось провести вечер в одиночестве.

— Что мы теперь будем делать, Дональд?

— Чем бы вы пожелали заняться? — полюбопытствовал я.

— Мне хотелось бы выяснить, что случилось с деньгами Стэндли… с моими деньгами.

— А как по-вашему, что с ними случилось?

— По-моему, они у Ивлин Эллис, только все как-то стало ужасно запутываться.

Я схватил листок бумаги и написал: «Номер прослушивается. Подыгрывайте мне».

Показал ей листок, она гортанно расхохоталась и проговорила:

— Хорошо, Дональд, в конце концов, вы проделали для меня немалую и нелегкую работу, и на мой взгляд, неплохо бы нам как-нибудь поразвлечься.

— Ладно, — согласился я, — давайте присядем, и я посмотрю, нельзя ли раздобыть выпивку… О, черт! Раздобыть выпивку невозможно. Спиртным меня снабжать не желают.

— Почему? Неужели вас принимают за мелкую сошку?

— В некотором роде, — пояснил я, — меня держат под охраной полиции.

— В чем дело, Дональд? — изумилась она.

— Дайте подумать, — попросил я. — Мне надо во всем разобраться как следует. Посидите-ка тут. Я должен попудрить нос. Сейчас вернусь.

Она опустилась на диван. Я приложил к губам палец и сел рядом. Выхватил блокнот и нацарапал: «Подыгрывайте. Плетите любую дичь, что угодно, но ничего такого, о чем, на ваш взгляд, не должна знать полиция. Возможно, они засадили в номер три разных «жучка». Я буду излагать факты, отвечайте с осторожностью. Конкретных вопросов не задавайте, я, может быть, не смогу на них отвечать».

Хейзл прочла, я разорвал записку, прокрался на цыпочках в ванную, спустил клочки в унитаз, с шумом повернул дверную ручку, протопал назад и сказал:

— Ну, я действительно рад вас видеть. Приготовился к одинокому вечеру, то есть предчувствовал, что проведу его в одиночестве. И не испытывал ни малейшего энтузиазма по этому поводу.

— Не могли бы вы мне рассказать обо всем происшедшем, Дональд?

— Разумеется, — откликнулся я. — Обо всем я рассказывать не собираюсь, хочу кое-что придержать про себя, но в целом произошло следующее. Я приехал сюда оглядеться и попробовать отыскать вашу исчезнувшую любовь, но, естественно, к тому времени, как реально вступил в игру, с ним покончили, и я принялся шуровать вокруг, стараясь выяснить что-нибудь насчет убийства.

Впрочем, убийство меня занимает не слишком, поскольку я знаю, что вас интересуют пятьдесят тысяч. Скажите, Хейзл, вы очень любили Стэндли?

— Конечно, я очень его любила, — подтвердила она. А через какое-то время добавила: — Я многих любила. Когда у кого-то имеется пятьдесят тысяч, его легко полюбить.