— Нет, братец, — предостерег он, — сиди там.

— Ладно, буду сидеть, — подчинился я, — но раздобудь мне инспектора Хобарта. Я хочу его видеть.

— Ну и дела, — промычал полисмен. — Теперь ты руководишь заведением?

— Раздобудь мне инспектора Хобарта, — повторил я, — или оба вы пожалеете.

Вернулся в комнату и закрыл дверь.

Через десять минут ворвался инспектор Хобарт.

— Вот что, — изрек он, — сообщите-ка мне лучше что-нибудь стоящее. В противном случае будете ждать в камере.

— По-моему, вполне стоящее, — посулил я.

— Будем надеяться. В чем заключается очередная идея, вспыхнувшая в блестящих мозгах?

— Заметка в «Металлоизделиях», — сказал я. — Хотите, прочту?

— О чем?

— Всего один параграф из комментариев к новостям по поводу ярмарки в Новом Орлеане.

— И что там сказано?

Я схватил журнал и прочел:

«Чикагская компания ножевых изделий «Кристофер, Краудер и Дойл» представляет новый универсальный кухонный нож, который поступит на рынок сперва на Востоке, потом на Западе. Отличительная особенность этого ножа заключается в непреходящей твердости стали, позволяющей изготовить необычайно тонкое лезвие, как подчеркивает президент Карл Кристофер, не толще листа бумаги. Благодаря новой синтетической пластмассе изготовленная из нее рукоятка кажется выполненной из оникса.

Ивлин Эллис, «Мисс Американские Металлические Изделия», представляла наборы кухонной утвари сотне покупателей, приглашенных собраться у стенда компании «Кристофер, Краудер и Дойл» между четырьмя и пятью часами и получить в подарок наборы в элегантных коробках».

Я сложил журнал кверху открытой страницей с прочитанным текстом и протянул инспектору Хобарту.

Он даже не посмотрел на журнал, вместо этого оглядел меня и признался:

— Кажется, я вполне понимаю чувства Фрэнка Селлерса.

— Что вы хотите сказать?

— Смотрю на вас и испытываю смешанные ощущения, — пояснил Хобарт. — Не собираюсь прикидываться, будто эта ниточка не важна. Мне самому следовало бы о ней поразмыслить. Естественно, у малютки имеется столовый прибор. Она ведь, в конце концов, королева металлоизделий. Ее доставили в Новый Орлеан, где она выставлялась, как на параде, в вечерних туалетах и купальных костюмах. Все расходы оплачены, колоссальная реклама и паблисити.

Наверняка огребла кучу добра, и раз уж раздавала кухонные наборы покупателям, останавливавшимся возле стенда компании, которая представляла новый товар, обязательно прихватила себе коробку. Нам теперь остается лишь получить ордер на обыск, явиться в отель, найти коробку с парной к ножу вилкой, полюбопытствовать, куда, к чертям, делся нож, и посмотреть, что она наплетет.

Прекрасно. Чрезвычайно признателен. Только чертовски легко у вас все получается, в слишком цветистой бумажке вы все преподносите. Фу ты, черт, Лэм, я злюсь, дергаюсь и расстраиваюсь. Сижу в своем офисе на телефоне, принимаю и передаю диспетчеру срочные сообщения, получаю доклады, пытаюсь держать под надзором широкий фронт работ, а вы торчите тут, где нечем больше заняться, кроме как шевелить мозгами. хНеудивительно, что вы обскакиваете штатных сотрудников. Но меня это просто бесит.

— Вы на меня сердитесь? — спросил я, стараясь прикинуться абсолютно невинным.

— Совершенно верно, черт побери, на вас, — подтвердил он. — А наполовину на себя. Мне самому следовало подумать об этом. Вот так и случаются озарения. Я вас запер здесь, в этой чертовой комнате, где остановить глаз больше не на чем, кроме четырех стен да журнала металлоизделий. Вы, естественно, взялись за журнал. А потом ухватились за ниточку и продемонстрировали среднюю сообразительность, поймав кончик и пройдя за ним сорок ярдов до цели.

— Вот к чему ведут попытки сотрудничества, — констатировал я, стараясь вложить в свою речь максимум едкости. — Мне надо было всего лишь попридержать информацию при себе, швырнуть журнал в мусорную корзинку, а потом выйти и потянуть за ниточку.

— Тут допущены две ошибки, — указал Хобарт. — Фактически даже три. Во-первых, вам не выйти, во-вторых, не потянуть ни за какую ниточку, в-третьих, как только наткнетесь на что-нибудь жареное, вроде этого, и попытаетесь попридержать, сразу вылетите далеко за линию игрового поля.

Инспектор постоял, сердито уставившись на меня, а потом неожиданно запрокинул голову и рассмеялся.

— Ладно, Лэм, — продолжал он. — Я способен принять вашу точку зрения. А вы — мою, ибо не ведаете тысячи и одной вещи. Я должен попробовать все свести воедино, чтобы провести расследование. В любом случае спасибо за ниточку. Мы пройдемся по ней.

— Что с Эрнестиной? — спросил я.

— Мы ее потрошим, чтобы выяснить, не умалчивает ли она еще о чем-нибудь ей известном.

— Когда вы собираетесь нас выпустить?

— Когда завершим данный этап расследования, — сообщил он. — Мы не желаем, чтобы вы, дилетанты, вертелись под ногами и распутывали его вместо нас.

— Иными словами, — вставил я, — хотите дождаться чертовской удачи, а уж потом меня выпустите, но не раньше, чем из Лос-Анджелеса позвонит Фрэнк Селлерс и сообщит, что все в порядке и мой карантин закончен.

Он усмехнулся.

— В таком случае, — заявил я, — требую адвоката.

Он покачал головой.

— Я туговат на ухо, Лэм. А вы говорите мне прямо в тугое ухо.

— Повернитесь, — попросил я, — чтобы я мог повторить в другое.

Он лишь ухмыльнулся и посоветовал:

— Посидите пока и еще поразмыслите, Лэм. Не тревожьте меня, пока не придумаете чего-нибудь хорошенького. Но если придумаете что-нибудь хорошенькое и придержите про себя, я вас в порошок сотру.

Инспектор Хобарт прихватил с собой журнал о металлоизделиях и ушел.

Глава 10

Хобарт вернулся в четыре часа пополудни.

— Ладно, Лэм, мы вас отпускаем.

— А где Эрнестина?

— Я отправил ее домой час назад.

— Могли бы предоставить мне проводить ее до дому, — упрекнул я.

Он усмехнулся.

— Мог, да не предоставил. Поручил доставить ее домой полисмену в штатском, который ее нынче расспрашивал. Она взбудоражена до смерти. Говорит, телевизор — слюнявая белиберда по сравнению с настоящей жизнью… Как вам это нравится?

— Вполне, — сказал я. — Какие у вас планы на мой счет?

— А у вас на свой счет какие? — задал он встречный вопрос.

— В зависимости от того, что мне позволено делать.

— Я не хочу, чтобы вы лезли в расследование и копались в нем, как обезьяна в автомобильном двигателе. Будете лезть, мы вас заберем.

— Как насчет Ивлин Эллис? Нашли остатки прибора?

— Не говорите глупостей, — буркнул он. — Так здорово все получается только у вас, у талантливых дилетантов. Ивлин, к вашему сведению, утверждает, что раздавала наборы с новыми ножами всем аккредитованным клиентам, кто останавливался у стенда компании «Кристофер, Краудер и Дойл». А себе, говорит, ничего не взяла, ибо в тот момент не занималась домашним хозяйством, и хотела бы знать, как, по нашему мнению, молодая женщина ее комплекции может спрятать столовый прибор под купальником.

— Она могла его сунуть куда-то и унести под мышкой, — возразил я. — У нее ведь была сумочка, нет?

— Знаю, — сказал Хобарт. — Мы все это проверили. Не усердствуйте, Лэм. Вам нет надобности растолковывать нам, как ведется расследование убийства. Вы желаете знать, что мы обнаружили, вот я вам и докладываю, что обнаружили — ничего.

— А нельзя ли мне поговорить с Ивлин Эллис?

Лицо Хобарта окостенело.

— Слушайте, Лэм, — продиктовал он, — усвойте следующее и усвойте накрепко. Вы находитесь в Сан-Франциско. Можете пойти в отель. Можете пойти посмотреть шоу. Можете подцепить девчонку. Можете приятнейшим образом провести время. Можете выпить как следует. Но если появитесь возле студии «Приятная неожиданность», если попробуете позвонить Ивлин Эллис, если сунетесь близко к отелю, в котором произошло убийство, мигом очутитесь в холодной камере. И окажете мне большую услугу, посидев там, пока мы во всем разберемся.

— Вам когда-нибудь вообще приходило в голову, — поинтересовался я, — что я на работе? Что несу ответственность перед клиентом? Что кто-то нагрел меня на пятьдесят тысяч и…

— Все это мне в голову приходило, — устало подтвердил Хобарт. — Все это мне в голову приходило раз пятьдесят — шестьдесят и до сих пор там сидит. Я стараюсь разгрести кашу и не желаю, чтоб ваши проворные, как у повара-итальянца, лапы ее помешивали.

— Могу я вернуться в Лос-Анджелес?

— Можете, только я бы не посоветовал. Селлерс по-прежнему пребывает в не слишком благостном расположении духа.

— Существует еще Хейзл Юнон, или Хейзл Даунер, — напомнил я, — которая…

— Нам о ней все известно, — перебил Хобарт. — Мы ее держим под наблюдением. Она провела здесь ночь перед убийством. Она и сейчас здесь.

— Сейчас?

Он кивнул.

— Где?

Хобарт явно собрался отрицательно покачать головой, но глаза его вдруг сощурились. Я видел, как он прокручивает в мозгу идею.

— Почему это вас интересует? — спросил инспектор.

— Я работаю на нее. И не способен сознательно получать от клиентки суточные, просиживая задницу в комнате для допросов полицейского управления в Сан-Франциско.

— Что предпочитаете — ночевать в камере или в отеле? — пожелал выяснить Хобарт. — Дело в том, что я передумал выпускать вас на свободу.

— Это хохма?

— Вопрос.

— Ответ может вас удивить, — предупредил я. — Я предпочитаю ночевать в отеле.