Жорж Сименон - Дом судьи

Межа посмотрел на карту департамента, висевшую на стене.

— Километров тридцать…

— По какому телефону вызывают такси?

Если Дидина со своим таможенником спятили — тем хуже! Придется заплатить за такси из своего кармана!

— Сделайте милость, остановите машину не доезжая порта: я выйду, чтобы нас не увидели вместе. Лучше делать вид, что мы друг друга не знаем. Народ в Эгюийоне такой недоверчивый! Остановиться вы можете в гостинице «Порт»… Эта лучше, чем другая. После ужина увидите там буквально всю деревню. А если вам удастся снять комнату, у которой окно выходит на крышу танцевального зала, вам будет виден дом судьи.

— Межа, предупредите мою жену.

Стемнело, и весь мир, казалось, превратился в сплошную воду. Удобное такси, в прошлом чей-то личный автомобиль, пришлось старухе по душе. Ее восхитила хрустальная вазочка для цветов и электрическая лампочка на потолке.

— До чего только не додумаются! Везет же этим богачам!

Болота… Огромные плоские равнины, прорезанные каналами, изредка низенькие фермы — в Вандее их называют хижинами — и горы коровьего навоза: его сушат и пускают лепешки на топливо.

В душе у Мегрэ шевелилась робкая, слабая надежда. Он не смел еще себе в этом признаться. Неужели здесь, в вандейском захолустье, случай послал ему, опальному…

— Совсем забыла: отлив сегодня в двадцать два пятьдесят одну.

В голове не укладывается такая точность в устах старушонки!

— Если он хочет избавиться от тела, он этим воспользуется. Через Ле, там, где эта речка впадает в море у порта, перекинут мост. С одиннадцати часов мой муж будет ждать на этом мосту. Если желаете с ним переговорить… — она постучала в стекло:

— Высадите меня здесь. Дальше я пешком.

И она растаяла во влажной мгле; зонтик ее надулся, как воздушный шар. Вскоре у гостиницы «Порт» вышел из машины и Мегрэ.

— Вас подождать?

— Нет. Можете возвращаться в Люсон.

Мужчины в синих куртках — рыбаки или собиратели мидий; бутылки с белым и розовым вином на длинных лакированных столах из смолистой сосны. Дальше расположена кухня. Еще дальше — зал для танцев, им пользуются только по воскресеньям. Чувствуется, что все здесь новенькое. Белые стены, потолки из светлой ели, хрупкая игрушечная лестница. Комната опять-таки белая; железная эмалированная кровать, кретоновые занавески.

— Это дом судьи виднеется? — осведомился Мегрэ у молоденькой служанки.

Из слухового окна пробивался свет: наверно, на лестнице горит лампа. Комиссару предложили пройти в столовую, предназначенную для летних клиентов, но он попросился в общий зал. Ему принесли устриц, мидий, креветки, рыбу и баранину; рядом мужчины с характерным выговором толковали о вещах, связанных с морем, больше всего о мидиях, в которых Мегрэ ничего не смыслил.

— За последние дни у вас были приезжие?

— Уже неделю никого. Хотя позавчера, нет, третьего дня какой-то человек приезжал автобусом. Зашел к нам, предупредил, что будет обедать, но больше мы его не видели…

Мегрэ шел, спотыкаясь о всякий хлам — рельсы, корзины, стальные тросы, ящики, устричные раковины. Весь берег был застроен лачугами, где сборщики мидий хранят снасти. Целая деревенька, только без жителей. Каждые две минуты — гудок.

— Это на Китовой горе включают туманный горн, — объяснили комиссару. Горн — с той стороны пролива, на острове Ре. Кроме того, по небу бродили расплывчатые лучи света от маленьких маяков, терявшихся в измороси. Хлюпала вода. Волны плескали навстречу речушке, впадавшей в море; вода прибывала; скоро, по словам старухи, в 22.51, начнется отлив. Несмотря на дождь, у одной из лачуг приткнулись двое влюбленных: они стояли неподвижно и молча целовались.

Комиссар разыскал мост, нескончаемый деревянный мост, такой узкий, что по нему с трудом прошла бы машина. В темноте смутно виднелись мачты; прилив поднимал лодки. Оборачиваясь, Мегрэ видел огни гостиницы, из которой только что вышел, а подальше, метров через сто, другие два огонька в доме судьи.

— Это вы, господин комиссар?

Мегрэ вздрогнул. Он чуть не наткнулся на кого-то и прямо перед собой увидел косящие глаза.

— Я — Жюстен Юло. Жена мне сказала… Жду здесь уже час, на случай, если ему придет в голову…

Дождь был ледяной. От воды веяло холодом. Скрежетали блоки, невидимые предметы жили своей ночной жизнью.

— Позвольте доложить. В три часа я забрался на лестницу — труп еще был на месте. В четыре мне захотелось проверить еще раз, пока не стемнело. Так вот, его уже не было. Он стащил его вниз. Наверняка, положил у дверей, чтобы в нужный момент побыстрее вынести. Не понимаю, как он его потащит. Судья меньше меня ростом, да и похлипче будет. Ростом и комплекцией он примерно как моя жена… А тот… мужчина крупный… Тс-с!

В темноте кто-то шел. Доски моста одна за другой прогибались. Когда опасность миновала, таможенник заговорил опять:

— По ту сторону моста — Ла Фот. Это даже не деревушка: просто несколько дач для тех, кто приезжает на лето. Днем сами увидите. Дело вот в чем: в тот вечер, когда они играли в карты, к судье приходил сын, Альбер… Внимание!

На этот раз по мосту шли влюбленные; они облокотились о перила моста, глядя на темную реку. У Мегрэ мерзли ноги. Носки пропитались водой. Он обратил внимание, что на таможеннике резиновые сапоги.

— Высота воды сто восемь. В шесть утра на отмели выйдет вся деревня.

Юло говорил тихо, как в церкви. В этом было нечто впечатляющее и в то же время комичное. Комиссару уже приходило в голову, что ему, пожалуй, уместней было бы сидеть сейчас в Люсоне во «Французском кафе» и перекидываться в карты с хозяином, доктором Жамэ и Бурдейлем, торговцем скобяным товаром, позади которых примостился бы старикашка Мемимо, как обычно, качая головой при каждом ходе.

— Жена следит за задней стеной дома.

Значит, старушонка тоже при деле.

— Ведь кто его знает! Вдруг он выведет машину и надумает отвезти труп куда-нибудь подальше…

Труп! Труп! А существует ли на самом деле этот труп?

Третья трубка… Четвертая… Порой дверь гостиницы открывалась и закрывалась, слышались удаляющиеся шаги, голоса. Потом погас свет. Под мостом прошла на веслах лодка.

— А, это старик Барито поплыл ставить верши на угрей. Вернется часа через два, не раньше.

Как старик Барито ориентируется в этой тьме кромешной? Непостижимо! Чувствовалось, что море совсем рядом, у конца протоки. Оно дышало где-то вблизи. Вздувалось, неумолимо наступало.

Мегрэ отвлекся. Он сам не заметил, как это произошло. Он думал о том, что уголовную полицию Парижа слили с общенациональной сыскной и при этом возникли трения, которые обернулись для него Люсоном. Его послали в Люсон, и вот…

— Смотрите!

Пальцы бывшего таможенника вцепились ему в руку.

Ну-ну! Что ни говори, вся эта история неправдоподобна. Чтобы два старика… Чего стоит хотя бы лестница, которую держала Дидина! Да еще морской бинокль, и эти расчеты с приливом…

— Погасили…

Что необычного в том, что у судьи в этот час погасили свет?

— Идите сюда… Плохо видно…

Мегрэ шел на цыпочках, чтобы не раскачивать доски моста. А тут еще этот горн мычит по-коровьи…

Вода поднялась почти до самых лодок на мостках. Мегрэ споткнулся о дырявую корзину.

— Тс-с!

И тут они увидели, как дверь дома судьи отворилась. На порог прыгающей походкой вышел невысокий человек, огляделся, вернулся в коридор.

Мгновенье спустя произошло то, что казалось неправдоподобным. Невысокий вышел снова; согнувшись, он тащил волоком по грязи какой-то длинный предмет.

Предмет явно был тяжелый. Через несколько метров человек остановился перевести дух. Дверь дома осталась открытой. До моря было еще метров двадцать-тридцать.

— Ух!..

Они скорее угадали, чем услышали это «ух». Человек напрягал все силы. Дождь не переставал. Пальцы таможенника, стискивавшие толстый рукав Мегрэ, непроизвольно дрожали.

— Вот видите!

Да, все было так, как рассказывала старуха, как предвидел бывший таможенник. Этот человек — явно судья Форлакруа. А волочет он по грязи безжизненное человеческое тело.

Все это выглядело какой-то фантасмагорией: судья-то ведь ни о чем не подозревал. Он думал, что кроме него в темноте никого нет.

Время от времени свет маяка окружал его светящимся ореолом, и тогда можно было разглядеть старый габардиновый плащ и фетровую шляпу. Мегрэ даже заметил у судьи во рту папиросу — наверно, она уже потухла из-за дождя.

Между ними оставалось не больше четырех метров. Комиссар и муж Дидины стояли возле какой-то будки. Они и не думали прятаться. Судья не замечал их только потому, что не глядел в их сторону. Он совсем замучился. Груз, который он тащил, зацепился за трос, натянутый поперек пристани сантиметрах в двадцати от земли. Надо было поднять тело и перекинуть через трос. Судье это долго не удавалось. Он явно не привык к физическому труду: ему было жарко, он утирал пот.

И тут Мегрэ, не дожидаясь удобного момента и не подумав, как лучше взяться за дело, запросто брякнул:

— Послушайте, старина…

Судья оглянулся, увидел двух мужчин — огромного Мегрэ и тщедушного таможенника. Было слишком темно. По его лицу нельзя было прочесть, какие чувства он испытывает. Прошло несколько долгих секунд. Потом раздался голос. Пожалуй, не слишком уверенный.

— Виноват, а кто вы?

— Комиссар Мегрэ.

Он приблизился, но лица судьи по-прежнему почти не различал. Мегрэ чуть не наступил на тело, завернутое в какие-то мешки. Странно, что в такую минуту судья переспросил с удивлением, к которому примешивались уважительные нотки: