Она пробыла на месте свидетелей целых полтора дня, и к тому моменту, когда Билл закончил прямой допрос, все объяснила и опровергла обвинения штата. И тут в атаку бросился Поллинджер.

Прокурор подверг ее рассказ детальному разбору, с невероятной злобой переворачивая все наизнанку. Это был не человек, а ходячий знак вопроса. Он жестикулировал как одержимый, его интонационному богатству позавидовал бы драматический актер. Он подверг сомнению ее уверения в своей искренности. Он высмеял ее утверждение, будто она никогда не знала и даже не подозревала об истинной идентичности ее мужа, заявив, что никакое жюри не поверит, что женщина могла десять лет прожить с человеком, — учитывая тем более, что он «подозрительно» много отсутствовал, — и не узнать о нем все, что нужно узнать. Его перекрестный допрос был откровенно безжалостен. Билл то и дело вскакивал со своего места, выражая возмущение.

На одном пункте Поллинджер остановился с особой дотошностью.

— Миссис Уилсон, вы имели возможность сделать заявление — сотню заявлений — задолго до сегодняшнего дня, не правда ли?

— Да...

— Почему же вы не рассказали эту историю о том, как ваши отпечатки пальцев оказались на подарочном ноже для резания бумаг, раньше? Ответьте мне!

— Но меня никто не спрашивал.

— Однако вы знали о том, что следы от ваших рук остались на этом ноже? Верно?

— Мне и в голову не приходило...

— Но вам сейчас приходит в голову, какое нехорошее впечатление вы производите, вытаскивая из мешка столь неуклюжее объяснение, — после того, как поняли, что дела ваши плохи, и имея возможность обсудить все со своим адвокатом?

Этот вопрос удалось снять в результате яростных возражений Билла, но удар был нанесен. Присяжные сидели с мрачным видом. Люси ломала руки.

— Вы также свидетельствовали, — продолжал свое беспощадное наступление Поллинджер, — что ваш муж обещал заехать в субботу утром в офис вашего брата и лично вручить ему подарок. Было такое?

— Да.

— Но он этого не сделал, не так ли? Подарок был найден вместе с оберткой в той одинокой хижине далеко от Филадельфии. Так или не так?

— Он, наверное, забыл. Он должен был...

— Неужели вы не понимаете, миссис Уилсон, что любому человеку ясно как день, что вы лгали об этом подарке? Что вы не видели его дома? Что впервые вы увидели его в хижине...

К тому моменту, когда Поллинджер покончил с Люси, несмотря на бешеные усилия Билла, сделавшего все, что в его силах, чтобы снять вопросы обвинительного характера, она была совершенно вымотана, едва держалась на ногах, плакала, а время от времени срывалась в бессильном гневе и постоянно, благодаря умело подстроенным Поллинджером ловушкам, противоречила собственным показаниям. Этот человек знал свое дело; жестокость его была лишь средством, а повышенная эмоциональность — тонким ходом в расчете на неуравновешенность допрашиваемой. На самом деле за этим спектаклем стояла холодная и бесчувственная машина.

Необходим был перерыв, чтобы Люси оправилась от истерики.

Билл хмуро улыбнулся присяжным и увел свою подзащитную.

Он собрал и вызвал в суд всех, кого мог, — соседей, друзей, продавцов окрестных магазинов, которые подтвердили нарисованную Люси картину безмятежной, счастливой жизни с убитым до самого трагического вечера. Все свидетели в один голос утверждали, что им и в голову не приходила мысль о возможной двойной жизни Уилсона, что сама Люси никогда не выказывала даже тени подозрения. Он вызвал несколько свидетелей, подтвердивших устойчивую привычку Люси ездить в центр в кинотеатр по субботам вечером, когда ее муж был в отлучке, как считалось, «по торговым делам». Он вызвал всех друзей и продавцов лавочек, в которых Люси бывала, и все утверждали, что она никогда не покупала и не носила вуали. И на все это Поллинджер наваливался со спокойной и целеустремленной настойчивостью, выискивая каждую слабину или пристрастность в показаниях.

Затем Билл принялся работать над машиной.

Он уже и раньше настаивал, еще в ходе допроса одного из свидетелей Поллинджера — эксперта по отпечаткам пальцев местного управления, обследовавшего «форд», — что тот факт, что на машине найдены только отпечатки пальцев Люси, ровным счетом ничего не значит. Это была ее машина, она ездила на ней уже много лет, и потому вполне естественно, что там сплошь ее отпечатки. Он сделал попытку (с неопределенным результатом) объяснить наличие на руле и рукоятке передач некоторых смазанностей как доказательство руки в перчатке; однако с этим согласиться свидетель не захотел.

Теперь Билл выпустил на место свидетелей целую группу экспертов, отстаивающих именно эту точку зрения; их показания были разбиты четко реагирующим на каждое слово Поллинджером либо на основании ненадежности экспертов, скудости данных предварительного обследования, либо как откровенно предвзятые. Аутентичность отпечатков протекторов Билл оставил без внимания, зато вызвал в качестве свидетеля специалиста по металлам, работающего в федеральном бюро по стандартам.

Этот свидетель заявил, что, по его мнению, фигурка с радиатора «форда» не могла «отвалиться» вследствие процесса, обоснованного ранее Поллинджером, а именно что ржавая поверхность настолько ослабела от вибраций мотора, что в конечном итоге фигурка просто треснула и упала на месте преступления без всякого участия человека. Эксперт утверждал, что он тщательно изучил сломанные половинки украшения на капоте и считает, что только сильный удар мог повлечь за собой разлом фигурки обнаженной женщины. Он детально описал ситуацию с точки зрения сопромата и старения металла. Это мнение было подвергнуто Поллинджером тщательному пересмотру в ходе перекрестного допроса. В конце концов, он обещал привлечь эксперта, который выдвинет совершенно противоположное и обоснованное мнение.

На четвертый день работы защиты Билл вызвал в суд Эллери.

— Мистер Квин, — приступил Билл после того, как Эллери сказал несколько слов о своей полупрофессиональной деятельности, — вы были на месте преступления еще до прибытия полиции, не так ли?

— Да.

— Вы тщательно изучили сцену из, так сказать, чисто профессионального интереса?

— Да.

Билл показал небольшой, не записанный в протокол осмотра места преступления предмет.

— Вы видели это во время своего осмотра?

— Да. Это была простая фаянсовая тарелка.

— Где она находилась в момент вашего обследования помещения?

— На единственном в помещении столе, том столе, за которым лежал убитый.

— Она была достаточно заметна, не могла не попасться в поле зрения?

— Совершенно верно.

— На тарелке что-нибудь было, мистер Квин, когда вы ее рассматривали?

— Да. Некоторое количество картонных спичек. На всех следы употребления.

— То есть вы хотите сказать, что спички были обгорелые, что их зажигали и потом погасили?

— Совершенно верно.

— Вы слушали весь ход дела, как он был представлен стороной обвинения? Вы находились в зале судебного заседания с самого начала?

— Да.

— Была ли эта тарелка, — спросил Билл, — и обгорелые спички, которые вы видели на месте преступления, хоть раз упомянуты стороной обвинения в ходе процесса?

— Нет.

Поллинджер вскочил, и в течение пяти минут шли жаркие прения между ним и Биллом перед судьей Менандером. В конечном итоге Биллу было соизволено продолжать допрос.

— Мистер Квин, вы известны в качестве специалиста по расследованию сложных преступлений. Можете ли вы предложить этой коллегии присяжных заседателей какое-либо правдоподобное объяснение происхождения этих обгорелых спичек, столь упорно игнорируемых обвинением?

— О да.

Последовали новые прения, на сей раз более затяжные. Поллинджер кипел как чайник. Но Эллери было разрешено изложить свою версию. Он дал такое же логическое обоснование невозможности использования вышеупомянутых спичек в целях прикуривания, что и Биллу несколькими днями раньше.

— Вы только что показали, — живо отреагировал Билл, — что в целях курения эти спички не могли быть использованы. Попалось ли вам на глаза во время осмотра помещения нечто такое, что могло бы дать удовлетворительное объяснение, с какой все-таки целью были использованы эти спички?

— Да. Был объект, осмотренный в ту ночь не только мною, но и начальником трентонской полиции Де Йонгом и его людьми. Состояние этого объекта позволяет делать неизбежный в данных обстоятельствах вывод.

Билл предъявил некий предмет:

— Речь идет об этом объекте?

— Да. Это была обугленная пробка, найденная на кончике ножа для разрезания бумаг.

Снова разгорелся горячий спор между прокурором и защитником, еще более затяжной, чем предыдущие прения. После серьезной полемики судья разрешил приобщить к делу пробку в качестве вещественного доказательства защиты.

— Мистер Квин, эта пробка была в обожженном виде, когда вы ее нашли?

— Безусловно.

— Она находилась на кончике ножа, которым был убит Гимбол?

— Да.

— У вас, как опытного криминалиста, есть гипотеза на сей счет?

— Есть только одно возможное истолкование, — сказал Эллери. — Очевидно, когда ножом был нанесен удар в сердце Гимбола, пробки на его острие не было. Следовательно, пробка была надета на кончик ножа убийцей после совершения преступления, а затем обожжена путем многократных поднесений горящих спичек, обнаруженных на тарелке. С какой целью преступник сделал это? Что ж, давайте посмотрим, что представляет собой обожженная пробка, надетая на кончик ножа. Она превращается в грубое, но эффективное орудие письма. Нож служит рычагом, а обугленная пробка на его кончике неким подобием грифеля, позволяющего оставить при нажиме заметные следы. Иными словами, преступница после совершения преступления написала что-то в известных ей целях.