– Ты так говоришь. Но откуда нам знать, что так и было. Пожалуйста, выслушайте меня! – взмолилась Эстелл. Она медленно взмахнула банкой с медом, словно дирижируя оркестром. – Я не слишком умна, но вы знаете, что я медиум, и мне кажется, я могу объяснить вам, что произошло. Разумеется, Пен все это выдумал. Но нас всегда ожидает наказание за грехи, не так ли? Пен ничего не видел – он лжет! Он не верит, что духи могут возвращаться из могилы. Но кто-то здесь был и наблюдал за ним. Вы знаете, что доктор Фортескью видел на лужайке?

Доктор в отчаянии массировал лицо.

– Мадам, – сказал он, – я видел кого-то в черной мантии – вот и все. Уже не впервые я слышу эти нелепые разговоры о призраках…

– Вы думаете, что стоите обеими ногами на земле. Но это не совсем так. Вы из тех, кто видит скрытое от других глаз. Вы говорили, что почувствовали холод, верно? Я тоже почувствовала холод, когда увидела призрак старого судьи. И здесь тоже ужасно холодно.

После недолгого колебания Эстелл направилась к правому окну, которое весь вечер было открыто. Хотя ей мешали сумка и банка с медом, она опустила раму, заперла окно и сдвинула занавеси. Потом она повернулась и быстро шагнула к левому окну, где стоял Пеннингтон.

– Пропусти меня, Пен. Я закрою и это окно.

– Нет, не закроешь, Эстелл. Отойди и не трогай окно.

– А если призрак все еще там? Осторожно, Пен! Он и сейчас может появиться и покончить с тобой. Спрашиваю в последний раз: ты дашь мне пройти?

– В последний раз отвечаю: не дам. С нас довольно этой чепухи.

– И ты еще говоришь о чепухе?

– Да. Я не буду безучастно смотреть, как ты, подобно Глендауэру [29], вызываешь духов из бездны.

– Ты грубый, бесчувственный глупец!

– Но в твоей болтовне, Эстелл, может быть микроскопическое рациональное зерно. Давайте постараемся его отыскать. Что бы здесь ни происходило, корни этого таятся в прошлом.

Несмотря на призыв к логике и разуму, слова Пеннингтона побудили его сестру отбросить всякую сдержанность.

– Прошлое! – истерически закричала Эстелл. – Это все, что тебя интересует, не так ли? Этот дом! Твои книги! Разумеется, когда твоя хорошенькая секретарша не попадается тебе на глаза! Я не сомневаюсь, что она славная девушка, если Дейдри ручается за нее. Но, по-твоему, мы не замечаем, как ты на нее смотришь?

– Это ложь, – четко произнес Баркли. – Ты сравниваешь меня с сэром Хорасом Уайлдфером?

– Я не сравниваю тебя ни с кем!

– Надеюсь, хотя бы не с ним! Видит Бог, я достаточно стар и порядком устал от этого мира. Я не обладаю никакими пороками судьи Уайлдфера, особенно его злобой. И все же ключ к происходящему в этом доме можно найти в событиях двухсотлетней давности. Призраков не существует, но атмосфера многих домов действует на людские умы так же ощутимо, как шепот на ухо. Имеется другой памфлет – который не читали ни ты, ни Дейдри, ни даже бедная мисс Уордор, чью репутацию ты порочишь, – указывающий, что судью отравил кто-то из членов его семьи. Это могло оставить в атмосфере ядовитую ауру, сохраняющуюся и поныне.

– Продолжаешь лгать, не так ли?

– О чем ты, черт возьми? – взвился Пеннингтон.

– Ты много раз говорил, что призрак ни разу не показывался с викторианских времен вплоть до этого года, когда его увидели миссис Тиффин и я, – затараторила Эстелл. – Но его много лет назад видел наш дорогой отец, и ты должен об этом знать! Выходит, ты опять лгал? Если бы только ты не был так жесток ко мне…

– Я стараюсь быть к тебе добрым, Эстелл, видит Бог! Но я действительно не был осведомлен, что наш отец видел призрака судьи или кого-либо другого если это так, думаю, он, несомненно, проклял его с берегов Стикса [30]. Что касается моей доброты…

– И все это в такой момент! За пятнадцать минут до приема в честь моего дня рождения, когда мы должны собраться за столом, когда пришло время для радости и семейной вечеринки…

– Этим вечером, Эстелл, ты выказала свои родственные чувства в полной мере!

– Но я очень привязана к тебе!

– В таком случае, сестрица, умоляю тебя воздержаться от слез и, самое главное, не размахивать банкой с медом, как будто ты собираешься проломить ею чью-то голову. Ради бога, Эстелл, осторожнее!

Но по иронии судьбы именно в этот момент все и произошло.

Стеклянная банка во время очередного жеста дамы задела о каминную полку. Верхняя ее часть разлетелась на кусочки, пара унций меда с силой катапульты угодили в левую сторону жакета Пеннингтона Баркли и начали медленно стекать вниз.

Хозяин дома застыл как вкопанный – его изможденное лицо было бесстрастным.

– Раз, два, три, четыре… – стал он считать, закрыв глаза. – Пять, шесть, семь, восемь…

Эстелл отнюдь не выглядела обескураженной. Поставив треснувшую, но целую нижнюю часть банки на каминную полку, она ногой столкнула в очаг осколки стекла.

– Не будь таким раздражительным, Пен! Я очень сожалею, но ведь это твоя вина, не так ли? К тому же у тебя в гардеробной еще несколько таких жакетов.

– Точнее, два.

– Тогда иди переоденься, дорогой, и не устраивай сцен! Ты ведь будешь председательствовать на моем приеме, верно? Если, конечно, ты не забыл своего обещания…

– Не забыл. – Вытащив из правого кармана носовой платок, Пеннингтон принялся счищать им пятно от меда на груди, но вскоре отказался от этого намерения и сунул платок в карман. Мед впитался в ткань и перестал капать. Я ничего не забыл. Но твое чувство времени, Эстелл, оставляет желать лучшего. – Он взглянул на ручные часы. – Сейчас еще даже не без двадцати одиннадцать. Я, конечно, буду председательствовать на твоей церемонии. Если только…

– Что, если только?

– Если привидение из восемнадцатого столетия, согласно твоему пророчеству, не заявится через это окно и не утащит меня…

– Не надо, Пен!

– Но у тебя остается Ник, истинный глава семьи, который будет председательствовать вместо меня. А теперь, леди и джентльмены, я намерен переодеться. Вы можете счесть меня излишне привередливым, но я ненавижу показываться в грязной одежде. Я чувствую себя не только перепачканным медом, но и покрытым насекомыми. Вам же, хотя это может показаться невежливым, я предлагаю покинуть библиотеку. У меня осталось последнее замечание, предназначенное для ушей моей сестры, потом мы должны будем расстаться до одиннадцати часов.

– Нет, Пен, это я хочу кое-что сказать тебе. – Мощное контральто Эстелл звучало в библиотеке не хуже баритона ее брата. – Ответь мне на вопрос, ради моего и твоего душевного спокойствия! Как ты намерен поступить со своей блондинкой секретаршей? Неужели ты отвергнешь законную супругу и предпочтешь эту девушку?

– Ты абсолютно не права, Эстелл. Мисс Уордор ничего для меня не значит, и, видит бог, я ничего не значу для нее. Меня мучает совсем другая проблема – она не дает мне покоя.

– И что это за проблема?

– Кто отравил старого грешника в его собственном доме? – ответил Пеннингтон Баркли. – Сможем ли мы когда-нибудь узнать правду?

Настал момент, которого так ждал Гэррет Эндерсон.

Послышался щелчок, и дверь в коридор, откуда вошел доктор Фортескью, вновь приоткрылась. В проеме стояла Фей, Уордор, и на ее лице по какой-то причине был написан ужас.

Она выглядела так же, как в момент, когда Гэррет впервые увидел ее в поезде – бело-голубое платье, голубые туфли на босу ногу, – и так же теребила черепаховый портсигар. Но на сей раз оттуда не вылетела сигарета. Портсигар выскользнул из ее руки, упал на ковер и открылся, демонстрируя ряд сигарет с фильтром, придерживаемых полоской меди. Фей повернулась и выбежала, хлопнув дверью.

– Фей! – крикнула ей вслед Дейдри Баркли. – В чем дело?

Она тоже кинулась в коридор. Гэррет направился к портсигару…

Образ Фей, острое ощущение того, что она много для него значит, сразу свели на нет все иные соображения. Его больше не заботило, как они разыграют фарс первой встречи. Тем более, что у него появился предлог догнать ее.

– Вы уронили портсигар! – крикнул Гэррет.

Уловка не была удачной. Он поднял портсигар, обернулся, встретил иронический взгляд Ника и устремился в коридор за двумя женщинами.

Глава 9

Коридор, широкий и устланный мягкими коврами, хотя и тускло освещенный, тянулся на запад к еще одному занавешенному окну. Северная сторона этого крыла, очевидно, содержала только две длинные комнаты – библиотеку и гостиную, расположенные друг за другом. Выйдя из библиотеки, Гэррет увидел напротив три запертые двери. Вероятно, они вели в три комнаты на южной стороне коридора.

Дейдри Баркли стояла у средней двери, держась за ручку и словно охраняя вход. Она выглядела напряженной и встревоженной. Гэррет подбежал к ней.

– Где Фей? – спросил он.

– Она здесь – в бильярдной.

Карие глаза Дейдри уже не казались спокойными. Охваченная паникой, она вцепилась в руку Гэррета и заговорила быстро, как Эстелл:

– На этой стороне три комнаты. Одна – слева от меня, ближайшая к окну в конце коридора – музыкальная комната. Другая, справа от меня, – кабинет мистера Баркли. За ней… – Дейдри указала на восток, – коридор, выходящий в Центральный холл. Дальше, в восточную сторону, еще один коридор, утренняя комната и столовая, а позади буфетная дворецкого и комната экономки, хотя здесь не было ни того, ни другой с Первой мировой войны. Но это не важно. Гэррет… вы не возражаете, что я называю вас по имени?

– Конечно нет!

– Вы ведь старый друг Ника, не так ли?

– Да, но откуда вы знаете?

– И вы с Фей… Но это не имеет значения. За этой дверью бильярдная, но старый мистер Баркли установил там два столика для пинбола.

– Старый Кловис?

– Да. Он любил пинбол не меньше, чем бильярд. Мистер Кловис заказывал настоящие игральные машины в той фирме, которая снабжает лондонские салоны развлечений. Он даже приспособил чашу с монетами у каждого столика, чтобы все могли играть. Я никогда не видела его смеющимся, но иногда он улыбался, бросая пенни в щель и вызванивая очки на пинбольной машине.