Пока Джокер не позвонил Торелли из отеля «Дель Мар», я не знал, остались ли его молодчики на островах, раскапывая их в поисках документов. Теперь же, после его звонка, я знал, что все это время они именно этим и занимались. Однако мне было неизвестно, продолжают Ли они и сейчас свои поиски. Если да, что вполне вероятно, ибо Торелли не успокоится, пока черный чемоданчик не будет у него в руках, то они могут откопать этот клад еще до завершения моего розыгрыша, в таком случае я напрасно потеряю массу времени и вся моя энергия пропадет даром.

Розыгрыш Торелли начался с того, что Джокер позвонил ему по телефону. Если отбросить всякие детали, то по существу Джокер сделал следующее: буквально следуя моим указаниям и даже не понимая, что происходит, он сообщил Торелли, будто видел, как я вышел из белой моторной лодки на пустынный берег, притом не один, а с красивой девушкой. Джокер напал на меня, избил до потери сознания и захватил черный чемоданчик, который я нес В руках. Сейчас Джокер в городе и готов продать Торелли документы всего за один миллион долларов. Торелли ответил, что он подумает. Джокер, естественно, не сказал, откуда он звонит, а вместо этого обещал снова связаться с Торелли через час, и, если тот подготовит ему миллион долларов, Джокер передаст ему чемоданчик.

Тогда я сыграл над Джокером подлую шутку. Подождав пять минут, я сам позвонил Торелли и рассказал то же, что говорил Джокер, только, разумеется, со своей точки зрения. Я добавил гневно, что выследил Джокера» и сообщил, где он сейчас скрывается: назвал улицу, отель, номер, переулок, куда выходит окно номера. Словом, все. Я подбросил еще кучу всякой чепухи, например, что только теперь узнал от Джокера, кто его босс, и что, поскольку, как я теперь знаю, это сам великий Винченте Торелли, я не хочу больше иметь хоть какое-то отношение к черному чемоданчику... Поэтому я сообщаю ему не только место, где находится Джокер, но и где документы, и надеюсь, что взамен он согласится заключить со мной мир. Я много наговорил в этом духе, и Торелли сказал, что, если я действительно отдам ему эти бумаги, между нами не будет больше никаких неприятностей. Мне хотелось ему верить.

После этого я сделал последние приготовления. Положил черный чемоданчик на кровать, откуда он был бы виден первому же вошедшему в номер, подтащил единственный стул к окну и повернул его спиной к переулку. Я поднял штору, но оставил нетронутыми занавески, потом открыл окно, вылез через него в переулок и заглянул в комнату. Занавески были как раз нужной плотности— я видел сквозь чих очертания стула, но никаких подробностей ясно различить не мог. Я влез обратно в окно, запер его и поправил занавески, оставив штору наверху..

В комнате в правом углу, если смотреть от двери, был маленький чуланчик. Я открыл его и убедился, что дверь не скрипит. Это мне и было нужно: дверь не должна скрипнуть, когда я войду в .чуланчик и закрою ее за собой.

Джокер сидел на полу: мне опять пришлось его стукнуть, и на голове у него было немного крови.

— Сядьте на стул, Джокер! — сказал я.

Он покорно поднялся и плюхнулся на стул, спиной к окну. Жестко и отчетливо я сказал:

 — А теперь, Джокер, слушайте внимательно и запоминайте.

Он повернул голову и тупо уставился на меня.

— Когда я щелкну пальцем,— сказал я,— вы встанете и подойдете к двери, а потом пойдете обратно и сядете на стул.

Он провел языком по губам, вряд ли понимая, что происходит: он находился как бы в тумане. Я подождал, пока мри слова дойдут до него, потом щелкнул пальцами. Джокер поднялся, пошел, пошатываясь, к двери, вернулся и снова сел на стул. Я все время держал наготове пистолет, но это, в сущности, было излишне.

Мне было, тяжело смотреть на него. И меня тошнило от того способа, который я вынужден был применить, чтобы довести его до нынешнего состояния. Глядя сейчас на этого усмиренного быка, я почти забыл, что, будь у него возможность, он бы через неделю или месяц сбивал бы с ног какого-нибудь конкурента или разбивал бы кого-нибудь в лепешку, убирая лишнего свидетеля. К тому же я хотел жить: древний, первобытный инстинкт самосохранения так же силен во мне, как и в любом другом. Джокер сам избрал себе свой жизненный путь насилия и жестокости, который, как он, должно быть, и сам ожидал, мог привести к насильственному концу. Не я вложил ему в руки оружие. Кроме того, эта вошь не должна была кидать меня в океан.

Мы ждали. Джокер стал понемногу приходить в себя, а вместе с тем и нервничать. Но его беспокойство не могло сравниться с моим. Особенно сейчас, когда я собирался вернуть ему его пистолет. Я не думал, что он им воспользуется, но не знал, откуда придут молодчики -— через дверь или через окно,— и хотел быть готовым к любому варианту. Если через дверь, то я хотел, чтобы Джокер держал револьвер в руке. Я отдал ему оружие. Не спуская с него глаз и дула своего «кельта».

— Зачем это?

— Просто держите его, и все. И не рыпайтесь.

Он посмотрел на меня с недоумением, перевел взгляд на мой «кольт» и положил свой револьвер на колени. Я вынул из кармана второй револьвер и взял его в левую руку. Мы подождали еще немного.

Джокер облизнул губы, нахмурился и огляделся.

— Эй,— сказал он.— Что это вы...

— Тихо! — прошипел я.

Он затих.

Прошла еще минута. Я напряженно вслушивался, стараясь уловить каждый звук. Слышал дыхание Джокера и свое собственное, легкое поскрипывание стула, когда Джокер шевелился, устраиваясь поудобнее. С улицы донесся шум машины, где-то в отеле кто-то спускал воду в туалете. И дальше — тишина.

И вдруг я услышал то, что ожидал. Или мне показалось... Тихий, шелестящий, скользящий звук в переулке за спиной. Это был как будто шепот звука, и я не был уверен, что он означает то, чего я жду, но я щелкнул пальцами, пристально глядя на Джокера. Похоже, это будет через окно.

Он уставился на меня, но не сдвинулся, просто смотрел с тупым выражением. Я снова щелкнул пальцами и кивком показал на дверь. Он вздохнул, насупился, поколебался, потом встал, подошел к двери и вернулся обратно. Хорошо, что мне удалось так его обработать. Он повернулся к окну и снова сел на стул. На занавеске хорошо виднелся контур его головы.

Я не слышал даже легкого звука от выстрела: очевидно, они воспользовались пистолетом 22-го калибра с глушителем. Но я следил за занавеской и увидел, что в ней, как по волшебству, вдруг появилась .маленькая дырочка, услышал, как зазвенело оконное стекло, и, даже не глядя, знал, что, когда Джокер упал со стула, такая же дырочка была у него в затылке.

Ну что ж, у него был один шанс поживиться за счёт Торелли, но он не сработал, В конце концов, он умер. Он упал на пол лицом вниз, и пол у меня под ногами дрогнул, когда рухнуло его тяжелое тело. Вот что он получил за попытку пойти против Торелли.

Я вошел в чулан и тщательно прикрыл дверь, оставив щелочку, чтобы видеть черный чемоданчик на кровати.

Я взвел курки каждого из двух револьверов и стал ждать появления посланцев Торелли. Я не знал, сколько их и кто именно придет, но, что они сейчас войдут, было несомненно. Я надеялся только на то, что они сразу заметят чемоданчик, иначе — мне смерть.

Я услышал приближающиеся шаги, услышал, как открывается дверь. Потом на мгновение наступила тишина.

Мужской голос тихо сказал}

— Вот он.

Через комнату прошелестели шаги. Я увидел, как протянулась рука, и на миг чье-то тело заслонило от меня кровать. Потом оно отодвинулось и исчезло: черного чемоданчика не было. Снова шаги, кто-то выключил свет, дверь закрылась, и все затихло. Ни слова больше, ни звука.

Едва дыша, я подождал пять минут. Потом открыл дверь. Из переулка в комнату проникал слабый свет. В комнате никого не было, не считая Джокера. Чемоданчик исчез. Все сработало точно, как часовой механизм.

Конечно, мне еще предстояло незаметно выйти отсюда, и я должен был привезти настоящий чемоданчик. Галл-Айлендс не очень-то понравились мне днем. Легко понять, что перспектива отправиться туда ночью не вызывала во мне энтузиазма. Особенно, когда я подумал, что люди Торелли, может быть, все еще там.

Я проверил свои револьверы, вышел из чуланчика и направился к окну.

Ночное путешествие на острова было совсем не то, что дневное. Море неспокойно, кругом все черно, только в кубрике светился огонек. Чернота давила со всех сторон, смягченная лишь слабым отблеском луны. Меня угнетало чувство одиночества, хотя у меня была компания — Джим, тот парень в спортивной кепочке, который днем доставил нас с Марией с этих островов. Мария сказала мне, где от живет, и я успел с ним договориться.

Из отеля я выбрался без всяких приключений, хотя даже дышать боялся, вылезая из окна в переулок. Но через десять минут я был на том месте, где оставил машину:. С Джимом я договорился потому, что у него была собственная быстроходная лодка и он мог доставить ночью на остров. Если бы я отправился туда один, я бы легко оказался в открытом океане. Мы просидели у него дома около часа, убивая время. Я надеялся, что часа будет достаточно.

— Теперь уже близко,— сказал Джим и выключил свет в кубрике. Чернота окутала нас.

Впереди возникло что-то вроде темной массы.

— Это? — спросил я.—Тот самый?

— Да. Большой.

Он выключил мотор.

Нос лодки скользнул к берегу, слегка зашуршав по песку. Я судорожно сглотнул. В этот раз не было птичьего гама, хотя чайки ощущались всюду — шорох, взмах крыла, случайный крик. Я вылез из лодки и, пройдя поводе, выбрался на берег.

С собой у меня были револьвер и электрический фонарик, но я намеренно пользовался фонариком как можно реже, а револьвер вообще решил не пускать в ход. . Вполне возможно, что я был единственным человеком, на острове,-но нельзя быть уверенным в этом до конца. Джим постарался причалить в том месте, где нашёл меня днем. Отсюда я отправился в глубь острова, надеясь найти помеченное дерево. Мое движение потревожило стаи чаек: они взлетали прямо передо мной с испуганными криками. В -слабом лунном свете они казались призрачными существами.