В отеле я получил ключ от своего номера и пошел туда вместе с Марией, надеясь, что хоть там будет хорошо пахнуть. Когда мы вошли, мною овладели совсем другие мысли.

Прямо на меня смотрело дуло большого револьвера в руке какого-то парня. Это был человек моего возраста и, несмотря на револьвер, вполне приличной внешности.

Я толкнул ногой дверь, и она закрылась.

— Джон Б. Смит? — спросил он.

Да. Кто победил на выборах?

— Костелло.

— Ч-черт,— сказал я.— Нагнали на меня страху;

Я не думал, что вы будете ожидать меня прямо в номере.

Он усмехнулся и отложил в сторону револьвер.

— Вон там, возьмите.— Он кивнул туда, где на столе лежал новый портфель. Он подошел ко мне.— Я подкупил дежурного, и он впустил меня в номер.— Потом взглянул на Марию.— Не ожидал встретить тут девушку.

— Это не то, что вы думаете,— ответил я.— Если бы я даже и объяснил, вы бы никогда не поверили. Никогда. И большое вам, спасибо, друг.

— О’кей. Мне за это платят.

Он пожал мне руку и простился, но, прежде чем он ушел, я заключил с ним сделку насчет револьвера. Ведь теперь, когда он отдал мне портфель, револьвер был ему не нужен, а мне он еще мог пригодиться. Конечно, конечно, сказал он. Джо велел ему оказывать мне всяческое содействие.

После его ухода Мария спросила?

—  Что это он тебе привез?

— Сейчас покажу тебе, детка,— сказал я.—Ты заслужила это.

Я перенес портфель на кровать и открыл его. Джо хорошо поработал. Здесь было все, что нужно. И все выглядело как подлинное. Я нашел здесь сведения о Лейле — я предупредил его, что их необходимо включить,— и ряд фото, письменных показаний, документов с секретной информацией, включая и магнитофонную запись. Все выглядело прекрасно, но, кроме бумаг, касающихся его романа с Лейлой, все было подделкой. По-настоящему этот ворох бумаг не мог иметь силы ни против Джо, ни против кого бы то ни было.

— Вот то, что все они усиленно ищут,— сказал я Марии.

Она была озадачена. Она уже знала о бумагах против Джо, так что я продолжил:

— Вернее, это мой дубликат того, что все ищут. Смотри.

Я разложил все на кровати: черный чемоданчик, сургуч, фальшивые бумаги, перстень Евы Уилсон — слава богу, эти бандиты не додумались до того, чтобы меня обыскать,—- и коробок спичек. Вложив все фальшивки в чемоданчик, я закрыл его, запер на ключ и немного запачкал землей, взятой с острова чаек. Затем я залил замок расплавленным сургучом, дал ему немного поостыть и придавил его сверху перстнем Евы с печаткой. Итак, все было готово: чемоданчик заполнен, заперт и опечатан, и на печати — отчетливое «Э». Когда сургуч окончательно застыл, я повернул чемоданчик и потряс его. Все было о’кей. Печать не отвалилась. Очистив перстень, я спрятал его в карман, потом проверил оставленный мне револьвер. В нем было пять патронов. Я был почти готов.

Мария сказала:

— Я не совсем понимаю.

Я усмехнулся, хотя, говоря по правде, мне было не до смеха.

— Ну,— сказал я,— если повезет, этот чемоданчик— то, с чем ты видела меня, когда я отправился на тот маленький островок, а также, когда я вернулся оттуда через пару часов.

— Но ты же вернулся со связкой сучков.

— Угу. Но люди Торелли, если они следили за мной с большого острова, не знают, что это сучья.— Я указал на чемоданчик,— Они думают, что это был он.

Она ахнула, так как сразу все поняла. А я уже не мог даже ахать. Если до Торелли дойдет слух о том, что бумаги у меня, то вопрос встанет даже резче и острее, чем он стоял до сих пор: а подать сюда Шелла Скотта! Каждый бандит в Акапулько, каждый крупный бандит в мире будет выслеживать меня. Для Торелли и его клана я теперь важнее, чем президент США.

Поэтому я должен действовать следующим образом. Во всяком случае, мой потрепанный мозг не мор придумать ничего другого. Иначе мне придется либо начисто забыть о существовании подлинных документов, либо вывезти их с острова, чтобы потом разрешить себя убить. Ибо если я их окончательно добуду и Торелли узнает, что я его Обскакал, он, естественно, меня убьет. Все дело в том, что я не смогу спрятаться ни от мафии, ни от всей международной сети шантажистов, убийц и специалистов по части быстрого обогащения. Потому что куда же мне бежать? Понятно, я готов подвергнуть себя маленьким неприятностям, если это спасет мне жизнь.

Не мешкая, я каким-то образом должен довести до сведения Торелли, что черный чемоданчик, за которым он охотится, находится в этой комнате. Торелли знает только одно; Стрелок вез ему какие-то бумаги, но он их никогда не видел, а потому не сразу узнает, что в моем чемоданчике только искусные подделки. Насколько мне известно, подлинники видели только двое — Стрелок и Ева. Но их уже нет на этом свете. Кроме того, я внушил Арчи мысль о том, .что Стрелок, возможно, хочет обмануть Торелли. Я надеялся, что Арчи не будет об этом молчать. Едва ли он промолчал. Ну, так почему бы не предположить (когда выяснится, что это подделка)', что в чемоданчике, лежащем у меня на кровати, находились именно те бумаги, которые Стрелок собирался подсунуть Торелли вместо Подлинников.

Очень важно всячески затруднить для Торелли доступ к этим бумагам: если добраться до них будет нелегко, он скорее поверит, что это именно те документы, которые он так стремится получить. Придется мне создать определенные условия, обставить дело так, чтобы все выглядело правдоподобно. Может быть, таков был и план Стрелка. В сущности, идея такого розыгрыша пришла мне в голову именно потому,, что я заподозрил в этом Стрелка — мошенника, игравшего на доверии намеченных им жертв.

Мошенник, играющий на доверии, которое он намеренно внушает будущей жертве, часто для выполнения своего плана затрачивает не меньше усилий, чем постановщик спектакля в театре на Бродвее. При розыгрыше, например, он приводит свою жертву в контору маклера. Здесь все выглядит так же, как и в конторе маклерской фирмы, где происходит купля и продажа собственности, акций и т. п.,— только в действительности все это подделка. «Спектакль» разыгрывается по всем правилам: другие мошенники и их преступные дружки следят за операциями, выигрывают и теряют тысячи долларов — бандиты с видом честных людей вносят крупные суммы, «кассиры» выплачивают огромные деньги — и у жертвы загораются глаза. Самый смак заключается в том, что даже лосле того, как жертва теряет свои пятьдесят или сто тысяч, долларов, она ни о чем не подозревает. Однако для того, чтобы игра на доверии имела полный успех, мошенник должен иметь не только соответствующую обстановку, но и жертву, жаждущую добиться своего.

В маленьком розыгрыше, который я задумал, я был мошенником, а Торелли — жертвой. Во всяком случае, я надеялся, что он будет жертвой, ведь он жаждал получить свое. Если мне повезет, он получит эти документы и то, что они поддельные, обнаружит позже. Но, зная, что такое игра на доверии, и зная Стрелка, решит, что тот с самого начала стремился его обмануть. Таким образом, Торелли не придет в голову разыскивать подлинные документы.

Этот убогий номер отеля будет декорацией к спектаклю, а черный чемоданчик — реквизитом. Но этого еще недостаточно, это только оформление. Мне придется устроить для Торелли маленький спектакль — может быть, разыграть сцену убийства. Хладнокровное убийство сделает происходящее более внушительным, более реальным. Итак, мне нужен актер, который даст себя убить, сам того не ведая, и этим поможет мне осуществить мой план. Мне нужен кандидат на роль трупа.

Я много об этом думал и, наконец, остановился на кандидатуре Абеля Самуэлса — то есть Джокера.

Джокер подходил по всем статьям. Он отобрал у меня мой револьвер. Он был вдохновителем забавной шутки — заставил меня искупаться в океане после того, как стучал моей головой по полу. Он первый столкнул меня лицом к лицу с Винченте Торелли. Он напал на меня, когда я вышел из коттеджа убитой Евы Уилсон.

И конечно, именно Джокер позвонил после этого Торелли и стал, таким образом, виновником моего сегодняшнего знакомства с шестью бандитам на Галл-Айлене. Не говоря уже обо всех убийствах, которые он совершил и за которые ещё ни разу не расплатился.

Он подходил и в другом отношении — как большой любитель хорошей «практической шутки». А та шутка, что я-задумал,— просто красота, и к тому же самая что ни на есть практическая! Единственная неприятность заключалась в том, что объектом этой шутки будет он сам.

Итак, все решено и обдумано. Дело лишь за тем, чтобы найти Джокера, а потом тем или иным способом убедить, что ему следует объединиться со мной. Очень может быть, что он откажется.

— Мария,— сказал я,— мне, конечно, приятно твое общество, и ты очень много для меня сделала, но, думаю, тебе лучше отсюда уматывать, Через чае здесь будет, большая заварушка. Сейчас мне надо выполнить одно маленькое поручение, а потом я снова сюда вернусь. Так что уезжай, встретимся где-нибудь попозже.

Она хмуро смотрела на черный чемоданчик.

— Шелл, кажется, я понимаю. Но зачем сургуч и все прочее?

— Сургуч? Если этот чемоданчик попадет в руки Торелли, то он, надеюсь, поверит, что, раз чемоданчик запечатан,— значит, все бумаги в целости и находятся в том виде, в каком их Ева запечатала»

— А перстень? Это «Э»?

— А это одна из самых остроумных уловок, детка. В его глазах это будет означать, что Ева запечатала чемоданчик и перед тем, как зарыть его, припечатала еще своим перстнем, чтобы быть уверенной, что никто его не открывал. Здорово, а? Я даже использовал ее собственное кольцо.

Она все еще хмурилась.

Я сказал:

— Понимаешь, бандиты убили ее. Едва ли они оставят ее тело в коттедже, так что сегодня же, как только стемнеет...—Я выглянул в окно — было уже темно — Да, примерно в это время они за ней придут; чтобы куда-нибудь вынести труп. Но сначала они снимут с нее все, что может помочь опознать тело. И когда они увидят этот перстень, они сразу догадаются, даже если не снимут его... с пальца... О, господи!