Я пошел обратно. Выйдя к берегу, я обошел остров так, чтобы подойти к лодкам с другой стороны. Через пять минут, никого не встретив, я увидел впереди лодку Джорджа. Возле нее спиной ко мне сидел один из бандитов. Только один. Может, у меня все-таки есть шанс выкрутиться. Не спуская с него глаз, я подкрался ближе. Я старался решить, что лучше: пристрелить его и тем самым привлечь внимание остальных или попытаться подойти настолько близко, чтобы оглушить его ударом по голове. Пока я решал эту задачу, кто-то шарахнул по голове меня.

В каждой из артерий, ведущих к мозгу, был маленький твердый молоточек, и с каждым ударом сердца эти , молоточки вскидывались и били в мягкое местечко в моем черепе. Я знал, что оно мягкое, потому что всякий раз чувствовал, как оно то вдавливается, то выгибается. Ко мне вернулось сознание, и я ощутил, как сквозь закрытые веки просачивается пятно красноватого света. Я открыл глаза.

С минуту я не мог понять, где я. Меня и раньше оглушали ударом в затылок, и обычно, приходя в себя, я видел перед собой потолок. На этот раз там, где должен быть потолок, мелькало, хлопая крыльями, множество белых птиц. Птицы и небо, и опять птицы. Как странно. Похоже, я получил не один удар.

Я начал поворачивать голову влево, чтобы посмотреть, где же это я нахожусь, но тут что-то твердое ударило меня в челюсть, и мне вдруг стало все безразлично. Боль в челюсти была намного сильнее, чем в затылке, Я поднял руку и провел ею по щеке, она уже стала распухать. Я провел языком по внутренней стороне зубов: зубы пока были на месте, но я почувствовал вкус крови от порезов во рту.

Грубый голос позади меня произнес:

— Скотт, обернись-ка! — И я, как дурак, начал поворачиваться.

Бам1 Та же челюсть, тот же удар — все повторялось. Это была забавная шутка.

— Встань! — приказал грубый голос.

Встань, как же. Бросьте мне веревку в зубы, и я на них подтянусь. Но я застонал и напрягся. Я поднялся и сел. И увидел их, всех шестерых. Мерзкое и страшное зрелище.

Никогда я еще не видел такой коллекции тупых и бессмысленных лиц — крупные самцы с мускулами вместо мозгов. Вы можете увидеть их на пляже, где они швыряют ногами песок и играют в футбол на виду у девушек. Или — на спортивной площадке, где они на параллельных брусьях свисают на одной руке, скребя другой у себя под мышкой и показывая вам верхние зубы. При этом они выглядят вполне естественно.

Жуткое сборище.

— Встань! — повторил грубый голос.

Я медленно поднял на него глаза, сразу же выделив его из остальной компании, и, взглянув на него впервые, тотчас пожалел, что этот первый взгляд Не был последним.

Этот человек не был реальностью. Это существо было иллюзией. Одна половина его лица была меньше, чем другая, и если она казалась менее уродливой, то лишь потому, что ее было меньше. На голове не было ни одного волоса, а над его огромным мясистым носом сидели, как две мухи, маленькие черные глазки. Жесткие черные волоски торчали из его ноздрей, словно заблудившиеся усы.

Поистине, Торелли послал за мной сливки своей банды. Глядя на эту шестерку, можно было подумать, что Корелли хотел запугать меня до смерти.

— Ну ладно, Скотт,— снова сказал грубый голос.— Где бумаги?

Вот мы и перешли к делу. Я сказал: 

— О чем вы говорите?

— Послушай, Скотт, может, тебе нравится получать оплеухи? Мне, во всяком случае, нравится их давать. Понятно? Так что, когда я задаю вопросы, отвечай быстро и точно.

Это не предвещало ничего хорошего. Я подумал о черном чемоданчике, зарытом неподалеку отсюда, и о том, что было бы, если бы эти типы его нашли. Пятеро из них стояли за спиной грубого голоса, смотря на меня сверху вниз. У двоих в руках были пистолеты, и у одного свешивался с шеи полевой бинокль. Вид у всех был угрюмый. Я дал себе слово держаться до конца, но был почти уверен, что грубый голос действительно начнет меня обрабатывать и тогда я помимо воли могу не выдержать и заговорить. Есть такие способы обработки, при которых почти любой человек заговорит, как только перестанет кричать.

— Послушайте,— сказал я,— разве не понятно? Я не знаю, что вам нужно.

— Где Мэдисон?

Вот это уже лучше, они его еще не нашли. Я сказал:

— Мэдисон? Черт возьми, откуда я знаю?

Грубому голосу это не понравилось. На щеках заиграли желваки, усы задергались. Он сказал:

— Единственная причина, по которой ты в сознании, это то, что, когда ты без сознания, ты не можешь говорить. Однако мне все это надоело. Ты приехал сюда не развлекаться.

— Почему? Я люблю птиц.

Бам! Я снова отправился в небытие, к черту все. Там я и остался. Но ненадолго. Грубый голос наклонился, сгреб меня за рубашку и рывком вернул в сидячее положение. Он слегка тряхнул меня и велел одному из стоящих сзади отправиться на поиски. Тот удалился.

— Скотт, лучше признавайся,— сказал этот тип.— Ты, я знаю, явился сюда вслед за Мэдисоном, за документами. Я знаю, что они были здесь. И ты знаешь, что я об этом знаю. Скажешь, где они, и еще поживешь.

Ага, я прекрасно знал, сколько проживу: только до того момента, когда они захватят эти бумаги.

Я скрипнул зубами и сказал:

— Не знаю, о чем вы болтаете!

Его огромный кулак врезался мне в живот, и весь воздух до последнего атома вышел из моих легких. Он приподнял меня и снова врезал кулаком в живот. Потом, сквозь туман, я увидел, что его огромный кулак опять устремляется ко мне. На этот раз солнце не просто померкло — оно погасло.

Отсутствовал я довольно долго. Потом красноватый свет проник сквозь мои веки, и минуту или две я трудился над тем, чтобы открыть глаза, хотя обычно, приходя в сознание, это делаешь автоматически. Но когда я открыл их, понял, что возвращение не стоило такого труда. Тот же грубый голос схватил меня за рубашку, заставив сесть.

Его огромная ручища шлепнула меня по одной щеке, потом по другой. В голове у меня все перемешалось. Однако я сообразил, что убивать меня он не хочет. Он только старается внушить, что хочет меня убить. По крайней мере, до поры до времени.

Он резко сказал, без всякого намека на юмор:

— Ох, устал я от этой возни! Через минуту начну ломать тебе кости. А ну, поднимайся!

Я неуклюже поднялся на ноги. В мозгу у меня немного прояснилось, стоя думать почему-то оказалось легче. Нужно сообразить, что отвечать этим типам, и сообразить как можно скорее. Ну, ладно, они знают, зачем я здесь, но, может быть, все же есть какой-то выход!

Если бы мне удалось убедить их, что Мэдисон опередил меня и увез эти документы, они бы, возможно, не убили меня на месте, а отвезли на берег. Они бы подождали до выяснения правильности моей версии. Конечно, мои шансы весьма сомнительны, но, во всяком случае, мой старый котелок начал варить.

Вдруг я заметил, что все пятеро повернули головы и смотрят куда-то влево. Я посмотрел туда же.

Нет, ничего хуже не могло быть. Ничего. Это был предел. Посланный на поиск возвращался обратно и тащил за собой Джорджа Мэдисона, держа его за одну ногу.

 18

Подойдя к нам, он остановился и выпустил из рук ногу Джорджа Мэдисона. Семеро смотрели на тело с мрачным интересом, а потом шестеро повернули головы ко мне. Я по-прежнему смотрел на Джорджа.

Эта нога, бессильно упавшая на землю, подорвала мой моральный дух больше, чем перенесенные до сих пор физические страдания. Я смотрел на эту ногу — и видел свою. Это я лежал там на земле. Доставивший тело всю дорогу волочил его за собой, иногда лицом вниз. Глаза трупа были открыты, но, даже если бы он был жив, он ничего бы ими не увидел. Лицо покрылось царапинами и ссадинами, челюсть отвисла. Вид у Джорджа был малопривлекательный.

Я сам чувствовал себя весьма неважно. Губы распухли, язык болел от порезов, вероятно, о зубы. По крайней мере, хоть зубы пока были целы. Впрочем, у Джорджа тоже.

Грубый голос подступил ближе. Еще ничего не было сказано, а я уже знал, что теперь я могу до скончания века убеждать их в том, что Джордж бежал вместе с документами.

Он вкрадчиво сказал:

— Так ты не знал, где Мэдисон, а? Он просто упал и расшибся, да? Ну, Скотт, пожалуй, для начала я сломаю тебе руку.

— Погоди минутку.— Я перевел дух.— Ну, ладно, я преследовал Мэдисона, верно, мы с ним не поладили, вы знаете — я был зол на него.

Я не знаю, насколько они мне поверили, но, по крайней мере, я еще стоял на ногах. Я продолжал:

— Я причалил, должно быть, минуты через три после него. Вероятно, он следил за мной с берега. Мы сошлись, и... ну, в общем, он проиграл.

— Конечно,— сказал грубый голос.— У него был пистолет, но он почему-то не захотел тебя убивать.

— Мы сначала разговаривали, спорили. Он подошел совсем близко, и я вырвал у него оружие.

Грубый голос засмеялся. Это был противный смех.

— Вырвал у него пистолет! — сказал он. Он вытащил из-под пиджака пистолет. Это был еще один, точно такой же, 45-го калибра. Он дослал патрон и направил пистолет на меня.

Как мне хотелось уйти отсюда! Мысль эта становилась наваждением.

— Ну? — сказал грубый голос.— Почему ты не вырываешь пистолет у меня? А, Скотт? Ведь ты на это мастер.

Он явно развлекался.

— Эй! — сказал один из его парней, стоявший сзади.— Смотрите-ка!

Все посмотрели туда, куда он показывал, и мы все одновременно увидели лодку. Это была длинная белая моторка. Рассекая морскую гладь, она устремилась в нашу сторону. Во мне вспыхнула надежда, что это моряки военно-морского флота.

Ярдах в пятидесяти от берега лодка повернула обратно. Я заметил, что в ней сидели двое, и успел разглядеть, что их лица обращены к нам. Разговор на берегу затих — все следили за лодкой. Отойдя ярдов на двести, она снова развернулась и опять устремилась в нашу сторону.