Я увидел его снова, в шестидесяти футах от себя — в двадцати коротких ярдах, и, собрав все силы, бросился ему навстречу. Я покрыл эти двадцать ярдов еще до того, как он меня заметил. У него в руке был тот черный чемоданчик, который я впервые увидел в руках Евы Уилсон.

Джордж вскинул голову, не веря своим глазам, потрясенный моим внезапным появлением из ниоткуда, среди летающих чаек. Бог знает, какие мысли пронеслись у него в этот момент в голове. Может быть, он подумал, что я поднялся со дна морского, чтобы убить его, или он просто увидел и узнал меня, и его тупой мозг медленно подталкивал его к действию.

Но внезапность сыграла свою роль. Я оказался рядом с ним прежде, чем он инстинктивно швырнул в меня чемоданчик и сунул руку под пиджак, чтобы выхватить пистолет. Чемоданчик угодил мне в лицо, но я даже не почувствовал боли и ринулся на него. Наши тела столкнулись с глухим звуком. Казалось, что мое тело врезалось в него, как топор врезается в Ствол дерева. Он отпрянул и упал на спину. Я бросился на него.

Джордж был оглушен, но знал, что это борьба, из которой выйдет только один из нас. Его рука ударила меня по лицу, и сотрясение от удара волной прошло по позвоночнику. Одновременно он вывернулся из-под меня, и его пальцы нацелились мне в шею. Я уклонился и перехватил его руку, стараясь удержать ее и не дать ему подняться. Но ему все же удалось встать на колени, и тогда он попытался выхватить пистолет.

Я схватил его за рукав, не давая ему сунуть под пиджак руку. Я понимал, что мой противник — это не Джокер, который держался лишь своей физической силой. Джордж был борцом того же типа, что и я. Когда он ударил меня по лицу и нацелился пальцами в шею, я понял, что он, так же как и я, может в одну секунду убить противника, действуя только руками.

Мы оба стояли на коленях, и я держал его за рукав. Другую руку я выбросил вперед, стараясь попасть ему в переносицу, как тогда Джокеру. Но Джордж быстро нагнул голову, и в тот же момент я увидел, что его свободная рука с вытянутыми пальцами метит мне в солнечное сплетение, от этого удара у меня бы разорвалось сердце.

Я, как безумный, увернулся от этих жестких пальцев, перейдя исключительно к обороне, поскольку попытка поразить его в голову оставила бы мое тело открытым для нападения. Я бросился вперед и влево, и его удар не попал в цель. Пальцы Джорджа вонзились мне в ребро, оставив меня в живых, но причинив острую, мучительную боль.

В этот момент он легко мог прикончить меня, но он снова попытался вытащить пистолет, и, когда ему это удалось, я бросился на него и ребром ладони ударил в предплечье — он как раз собирался выстрелить. Пистолет выпал из его руки—тяжелый пистолет 45-го калибра.

Ни один из нас даже не пытался поднять его, хотя пистолет лежал между нами. Ни он, ни я не могли позволить себе больше ни одного неверного движения. Мы уже оценили друг друга и знали, что повлечет за собой следующий неверный ход. Стоя на коленях, в грязи, разделенные расстоянием всего в один ярд, мы смотрели друг на друга, как два человека, принадлежащие разным эпохам, сражающиеся на необитаемом острове под пронзительные крики носящихся вокруг нас чаек.

Не вставая с колен, он попятился, надеясь, что я попытаюсь поднять пистолет и тем самым оставлю себя на миг без защиты. Я подобрал под себя ноги и вскочил, Джордж сделал то же самое. Мы стали сходиться — медленно, осторожно кружа, как два лесных зверя, подстерегая удобный момент для атаки.

Внезапно он сделал ложный выпад одной рукой. Но я следил за ним, вновь обретя уверенность в себе, и шагнул назад, наступая на правую ногу. Острая боль пронзила колено, то самое, которым я ударил Джокера. Я почувствовал, как моя нога сгибается под тяжестью моего веса. Связки и сухожилия не выдержали, ступня подвернулась, и я упал на колено, удерживаясь на нем и уже не чувствуя боли, видя лишь несущееся на меня тело Джорджа и взмах его руки от бедра к моему лицу. Я блокировал его руку левой рукой и,схватил за запястье. Он почти упал на меня, но я еще крепче сжал его запястье. Он схватил мою руку свободной рукой, и мы покатились по земле. Потом вдруг его руки выпустили мою, и я снова поднялся на одно колено, тряся головой, чтобы разогнать перед глазами туман. И вдруг что-то ударило меня в висок, погасив зрение, и я опрокинулся на спину.

Как при вспышке магния, я неожиданно увидел его искаженное безобразное лицо всего в двух футах от моего. Я увидел, что он снова взмахнул левой рукой, и в ней блеснул пистолет. Так вот чем он меня ударил! Должно быть, когда мы катались по земле, он наткнулся на пистолет, схватил его и использовал как дубинку.

И теперь, когда он обрел оружие, он думал только о нем: об оружии, которое он столько раз использовал, совершая свои убийства. Он знал, что теперь он может меня убить. Но из-за того, что он привык полагаться на оружие и верил в его силу, он забыл о том, что может убить меня просто руками.

Пистолет был направлен прямо на меня, грозя мне смертью. И я понял, что еще секунда — и для одного из нас все будет кончено. Я рванулся к нему, оттолкнувшись от земли левой рукой, и выбросил правую, открыв ладонь и выпрямив пальцы, устремляя их ему в живот, в мягкое место под самой грудной клеткой. Он целился мне в голову и, вероятно, уже нажал на курок, когда мои пальцы вонзились ему в плоть. Отдернув руку, я откатился в сторону.

Он даже не успел спустить курок. Сила моего удара опрокинула его, и он, не вставая с колен, медленно упал на спину. Я знал, что сердце его разрывается в груди, посылая поток крови по телу в последний раз, и что через несколько секунд он умрет.

Так все и случилось.

Он опрокинулся на спину и умер. Пистолет выпал из его ослабевших пальцев. Я поднял его и несколько секунд сидел рядом с ним, стараясь справиться с дыханием и унять охватившую меня дрожь. Над нами с криком кружились чайки. Некоторые спускались на землю и прыгали вокруг, производя странные, комичные движения.

Я огляделся, потом посмотрел на мертвое тело на песке, думая, какая это странная могила для человека и как легко она могла стать моей могилой. Когда я покину этот берег, чайки слетятся вниз, как мерзкие белые грифы, а потом остров примет свой прежний вид. Чайки могут проявить любопытство к человеку, лежащему без движения. Но любопытство скоро угаснет, и они станут игнорировать это неподвижное существо и будут летать над ним и вокруг него и, может быть, садиться на его окоченевшее тело и восковое лицо. А потом, со временем, он станет частью почвы, на которой сейчас лежит.

К черту его. Большего он не заслужил.

Я поднялся, подошел к валявшемуся на земле черному чемоданчику, поднял его и вернулся к Джорджу. Обыскав его, я нашел серебряный ключик, который в точности соответствовал замку, положил его в карман и направился к своей лодке, засунув пистолет в карман брюк. С моим коленом в.се было о’кей, пока я ступал на ногу осторожно, почти не сгибая ее. Но бок чертовски болел, и вообще я чувствовал себя так, будто я весь — одна сплошная рана.

Я прошел мимо лодки Джорджа и добрался до своей, влез в нее и стал отталкиваться от берега, а потом случайно посмотрел на водную гладь.

Я совсем забыл о них, сражаясь с Джорджем. И вот они появились, рассекая волны и устремляясь в мою сторону: армия Торелли.

 17

Они видели меня. По крайней мере, я их видел хорошо: по три человека в каждой лодке. Черт побери, у меня, вероятно, шесть патронов, может быть — семь, так что все, что мне предстояло сделать, это одолеть шесть горилл, а потом расстрелять их; Возможно, у меня даже останется седьмая пуля, для волшебника. Ибо для того, чтобы все это осуществить, нужно быть именно волшебником.

Конечно, я не стоял, разглядывая своих преследователей, разинув рот, пока эти мысли проносились у меня в голове. Я бежал, как черт от ладана, сквозь тучи обеспокоенных чаек. В одной руке я держал черный чемоданчик, в другой — пистолет. Я знал, как можно скорее я должен избавиться от чемоданчика. У меня не было никаких шансов покинуть остров, не встретившись с людьми Торелли, а чемоданчик — хотя я до конца не мог себя в этом убедить — был сейчас гораздо важнее, чем я сам. Я только надеялся, что они не заметили его у меня в руке. А если так, то я могу закопать его где-нибудь и поклясться, что не видел его. Ну, а когда-нибудь потом за ним явился бы мой дух.

Я бежал, не останавливаясь. В общих чертах я представлял себе, в каком направлении бегу, но вдруг мне пришло в голову, что, если я все-таки останусь жив и выберусь отсюда, я должен буду найти то место, где спрячу чемоданчик. Я огляделся, ища подходящее место, но все, что я видел, были только чайки. Кажется, я уже начинал их ненавидеть.

Вдруг впереди я заметил старое корявое дерево выше всех остальных. Почти у верхушки три ветки срослись, образуя своеобразный узор, который я бы безошибочно узнал, доведись мне вновь когда-нибудь увидеть это дерево, да и бежать дальше, имея при себе этот чемоданчик, становилось опасно. Я прислонился спиной к стволу, потом отсчитал двадцать шагов, наклонился и вырыл руками яму фута два глубиной. Земля была достаточно рыхлой, и копать было нетрудно. Я опустил чемоданчик в яму, забросал землей и, насколько мог, придал почве прежний вид.

Подумав еще мгновение, я вернулся к дереву и дулом пистолета процарапал на стволе крошечную черточку. Потом, отойдя от дерева, как можно лучше запутал свои следы. Сначала я отбежал в одном направлении, потом, вернувшись,— в другом, чтобы могло показаться, что я бегал во все стороны. Закончив этот блестящий маневр, я на всякий случай еще немного побегал, а потом начал серьезно думать, что же делать дальше.

Мне чертовски необходимо отсюда выбраться. Для этого было только три пути: воздух, вода и суша. Нет, не то. Нужно найти какой-то четвертый путь. Суша простиралась только до берега, уйти по воздуху было невозможно, по воде — я не смог бы проплыть и сотни ярдов, что же говорить о миле, если не больше? Так или иначе, но выбираться отсюда было, необходимо. Значит, нужна лодка, а единственные две лодки — моя и Джорджа — остались там, где сейчас были бандиты. В этом острове есть что-то особенное, подумал я. Это не просто остров — это какой-то пробный камень для человека.