Он не мог ничего добавить к сказанному, так что я повесил трубку.

Все сходилось. Только Ева не знала, что я ее опередил и занял номер. Не удивительно, что у нее чуть не отвисла ее красивая челюсть, когда она меня там увидела. Но она — девушка находчивая, какой и должна быть девушка Стрелка, и быстро оправилась от смущения. Меня послал Торелли... вы, должно быть, Стрелок?.. Потанцуем? Она так закружила мне голову, что я не успел даже подумать. А потом, очевидно, оставив ключ у дежурного, она скрылась.

Я снова схватился за телефон. Я должен ее найти, и немедленно, хотя не имею ни малейшего представления, где она может прятаться. Но, по крайней мере, я знаю немного больше того, что знал пять минут назад.

Я крикнул: «Мария!» — и попросил клерка срочно соединить меня с Глорией Мэдисон.

Прибежала Мария, и я сказал ей:

— Заводи мотор, да поскорее.

Номер был занят. Я подождал несколько секунд и снова набрал номер коттеджа. Все еще занято! Больше не было сил ждать. Я готов был взорваться.. Я выбежал на улицу и бегом бросился навстречу «кадиллаку», который как раз вылетел из-за угла и со скрежетом затормозил. Мария распахнула дверцу со словами:

— В чем дело? Что случилось?

— Отель «Эль Фикантадо». Быстро!

Мария нажала на газ, и мы помчались. По дороге я бегло рассказал ей, в чем дело. Из-за меня она входила в эту историю гораздо глубже, чем мне хотелось, и теперь самое меньшее, что я мог для нее сделать, это предупредить о возможной опасности.

Она не задавала вопросов, только внимательно слушала и вела машину, как пилот реактивного самолета. Когда мы. домчались до отеля, я сказал:

— Лапушка, события могут посыпаться, как бенгальские огни, и очень скоро. Я — все равно что ад, и любая девушка, которую увидят со мной, рискует попасть в беду. Ты и так уже знаешь слишком много. Лучше брось все это. Оставь меня и мотай со всех ног.

— Нет.

Ее лицо горело, и она почти улыбалась. Она вела себя так, будто все это доставляло ей истинное наслаждение. Эта Мария—женщина в моем духе. Женщина!

Я указал ей на коттедж, и она остановила машину перед номером 27. Я заранее приготовился выпрыгнуть и бежать в коттедж, надеясь, что Джорджа нет. Даже если он и дома, то шок, который он, вероятно, испытает, увидев меня живым и невредимым, даст мне фору, и я с наслаждением рассчитаюсь с ним за разыгранную надо мной «шутку».

Как только машина остановилась, я выскочил из нее и бросился к двери. Она не была заперта, а стучать я не собирался. Я просто распахнул ее и ворвался внутрь.

Первая комната была пуста, но я услышал шаги, и в следующий миг появилась Глория. Она резко остановилась, и лицо ее выразило удивление.

— Шелл! Каким...

— Вы одна?

— Да.

— В Акапулько находится девушка с оранжевыми волосами. Имя — Ева. Большие голубые глаза, полная грудь, красивые ноги. Имеет какое-то отношение к рэкету. Знаете ее?

— Похоже, Ева Уилсон. Но где вы были? Я пыталась дозвониться вам, Шелл. Что вы здесь делаете?

— Вы знаете, где эта Ева Уилсон? Мне срочно нужно ее найти.

— Она как раз здесь.

— Здесь? В этом коттедже?

— Здесь, в «Эль Фикантадо». Коттедж номер 6...

Но я не стал ждать конца фразы, повернулся и бросился обратно к машине. И остановился. Что сказала Глория? Я обернулся и спросил ее:

— Что вы сказали? Дозвониться мне? Почему? Зачем?

— Я и хотела сказать вам... Я звонила в ваш номер в «Лас Америкас» раз шесть, но никто не отвечал. Я и не думала, Шелл, что вы там, но ведь вы не сказали мне, где можно вас найти.

Я подошел к ней и схватил за руку.

— Зачем вы звонили мне, Глория? Что-нибудь произошло?

— Шелл, мне больно!

— Простите, девушка.— Я отпустил ее руку.— Кажется, дело заварилось. Надо спешить.

— Об этом я и хотела вам сказать. Я не уверена, что это именно то, что вас интересует. Но вы велели мне сообщать о любой новости, связанной с Торелли и той посылкой или пакетом, который он должен получить.

Она помолчала. От нетерпения я готов был встряхнуть ее за плечи, но сдержался. В конце концов, у каждого свой темперамент. Она сказала:

— Не знаю, право, что в том пакете, но кто-то говорил о нем с Торелли, и он узнал, что Стрелок погиб. Мне рассказал об этом Джордж. В общем, тот, у кого этот пакет, запросил у Торелли пять миллионов долларов. Чушь какая-то, правда?

Я был вынужден на минуту присесть. Мой мозг закрутился, как балерина в пируэте, и я никак не мог осознать все сразу.

Наконец, все стало выстраиваться по порядку — сначала по частям, а потом и в целом.

Я увидел, как из туалета вышла Ева, неся в руке маленький черный чемоданчик, в котором, как я тогда подумал, косметика и разные мелочи. Косметика — какого черта! В нем же были те самые бумаги, запись на ленте, секретный документ... То, что теперь оценено в пять миллионов долларов! Я застонал. Все было так близко, прямо у меня в руках! Нет, не совсем так. Я вспомнил, как рассердилась и встревожилась Ева, когда я нечаянно смахнул чемоданчик на пол. А потом спокойно подняла его и вынесла из комнаты.

— Глория,— сказал я резко,— когда вы об этом узнали? Как давно?

— Только полчаса назад. А когда узнал Торелли — я не знаю. Джордж был у него, когда ему позвонили.

— Значит, Торелли узнал об этом по телефону?

— Да. Джордж зашел домой и сказал мне, что какое-то время он будет занят. Говорил, что должен провернуть для Торелли какую-то сделку. Вот так я все от него и узнала. Шелл, ведь это огромные деньги, масса денег.

Сделка. Ну, конечно. Торелли торговался с Евой, пытаясь сбить цену. Получить все бумаги даром! Я знал, какие сделки проворачивает Торелли, и Джордж был для него самым подходящим исполнителем. А эта хорошенькая глупенькая Ева, всерьез предлагающая Торелли свой чемоданчик за пять миллионов долларов! Пять миллионов — и бумаги у него в руках. Кое-что, однако, меня озадачило.

— Глория, полчаса назад Торелли еще не получил этот пакет?

— Нет. Но он...

— Ага, обдумывал предложение Евы. Вы говорите, Джордж заходил домой? Прямо сюда, в этот коттедж?

— Да.

Я встал и заглянул ей в глаза.

— Глория, где эта женщина? Может, ее уже нет на свете? Где ее коттедж? Быстро!

Ее глаза округлились, но она тотчас ответила:

— Почти наискосок от нашего. Он виден с крыльца.

Она показала, где находится коттедж Евы, и я бросился бежать. Пробегая мимо «кадиллака», я махнул рукой Марии, чтобы она следовала за мной. Не оборачиваясь, я пересек зеленый газон. До коттеджа было примерно сто ярдов.

Так оно и случилось. Даже на таком расстоянии я увидел, мужскую фигуру: человек вышел из коттеджа и поспешил к черному «линкольну». Он сел в машину, она рванула с места и помчалась по дороге — неизвестно куда.

Я не останавливался, даже побежал быстрее. Но я уже знал, что опоздал. 

 15

До коттеджа оставалось футов пятьдесят. Мне было больно дышать, пот катил градом — не только от быстрого бега, но и от охватившего меня возбуждения, и от страха за Еву.

Я был убежден, что найду ее труп. И это убеждение превратилось у меня почти в знание. Одному богу известно, что молодчики Торелли могут с ней сделать, если она еще жива. Или уже сделали.

Я пробежал последние несколько футов, взлетел на крыльцо и толкнул дверь. Она распахнулась, и я чуть не упал.

Комната была почти точной копией комнаты Глории, и в ней никого не было. Оглядевшись, я сначала ничего не заметил, но потом, через открытую дверь, увидел во второй комнате пляшущие тени, которые то вытягивались вверх, то опадали, исчезая. Я бросился туда и чуть не угодил в огонь.

Я резко отвернулся, охваченный ужасом, не желая видеть того, что предстало моему взору. На кровати лежала Ева, и я знал, помимо всякой логики или доказательств, что она мертва. Когда я увидел пламя, то подумал, что коттедж подожгли. Но теперь другие органы чувств сказали мне, что этот огонь имел другое назначение. Воздух и мою глотку наполнял запах горелой плоти. Настолько густой и сильный, что я почти ощущал его на вкус.

Пламя вырывалось из большого ведра, стоящего у подножия кровати, и жадно облизывало почерневшие ступни, связанные проволокой и выступавшие над ведром. Ева Уилсон лежала на кровати, руки ее, закинутые над головой, были привязаны к изголовью.

Я увидел все в первый же момент, как только ворвался в комнату: прелестное тело Евы, изогнувшееся на кровати, следы ожогов на белой коже, спутанные оранжевые волосы, кляп, засунутый в рот. Увидел все детали с необыкновенной четкостью, хотя у меня мурашки по коже побежали и к горлу подступила тошнота. Я увидел, как кляп исказил линии ее красивого рта, увидел размазанную по щеке губную помаду, багровые отметины на запястьях в тех местах, где она содрала кожу, видимо, стараясь вырваться из пут.

Я шагнул ближе и ногой отшвырнул ведро к стене, понимая, что это бесполезный жест, внезапная реакция, вызванная отвращением и ужасом. Но я не мог вынести вида пламени, обжигавшего человеческую плоть, даже если Ева мертва.

И вдруг она пошевелилась!

Я уставился на нее, не вполне даже понимая, что случилось. Потом, потрясенный, бросился к ней. Она снова пошевелилась, сделав едва заметное движение головой, кляп чуть сдвинулся, как будто ее мучитель небрежно или поспешно всунул его между ее накрашенными губами после того, как она сказала то, что ему было нужно. А в том, что она сказала это, можно было не сомневаться.

Я вынул кляп изо рта и увидел, что ее глаза медленно раскрылись. Это было так же страшно, как если бы вдруг пошевелилась и открыла глаза мумия. Длинные, загнутые кверху ресницы задрожали, веки затрепетали и поднялись, и большие глаза устремились на меня. В их синей глубине сосредоточились вся боль и весь ужас мира. Потом шевельнулись губы, наружу вырвались звуки— не слова, а только звуки, страшные, уродливые, жалкие, пронзавшие меня, словно кинжалы.