— Да.

— Я просто так сболтнул, но, пожалуй, это неплохая идея. Как....

— Нет. «Эль Фикантадо» звучит гораздо лучше. Вы понимаете?

Я понял. Джордж примирился бы с моим приходом в ночной клуб, но не с купанием без костюма. Я его не осуждаю.

— О’кей,— сказал я, понимая, что, если нас подслушивают, нужно говорить достаточно точно. И продолжал: — Серьезно, Глория, как насчет того, чтобы встретиться в баре? Вы можете уйти одна, без мужа?

— Думаю, что смогу. Он сейчас в маленькой комнате, той, откуда выход на террасу. Впрочем, вам это ни о чем не говорит, ведь правда? Словом, я все устрою. Встретимся, скажем, через полчаса, может быть, даже раньше. Пока!

Я повесил трубку. Да, Джордж действительно дурак. Мне нужно было убить время, и, поскольку я собирался в ночной клуб, прятаться не было смысла. Все равно меня обнаружат — рано или поздно. Я вошел в бар, забрался на высокий стул и заказал «бурбон» и тоник. Это было так вкусно, что я повторил. Потом лениво побродил по аллеям, приглядываясь к лицам, и отметил одно, которое видел на совещании. Ничего не случилось, поэтому я развлекался, разглядывая афиши, рекламирующие программу ревю.

«Эль Фикантадо» означает «скала» или «утес», что весьма подходит для этого ночного клуба — ресторан, соединенный с танцплощадкой, подвешен на склоне утеса, выдаваясь над морем. Если бы пол был сделан из стекла, посетители могли бы созерцать океан прямо под собой с высоты ста футов.

Центральный номер программы был скопирован администрацией с номера, который показывался в варьете в «Ла Парла» — ночном клубе отеля «Мирадор» и, возможно, одном из самых красивых и уникальных ночных клубов в мире. Этот номер заключался в том, что при трепетном свете факелов отважный и дерзкий пловец бросался с утеса в океан и уходил на глубину сто двадцать футов. Ё тот вечер, наряду с прыгуном, «Эль Фикантадо» представлял своим гостям, как гласила афиша, исполнительницу акробатического танца Марию Кармен вместе с Эрнандесом и Родригесом. Тут было помещено фото Марии — прелестной миниатюрной мексиканки, которой, видимо, совсем недавно исполнилось двадцать лет. Рядом красовались фото Эрнандеса и Родригеса, но я не обратил на них внимания.

После моего звонка к Глории прошло минут двадцать, часы показывали уже 21.00, и я подошел к зданию отеля и стал ждать. Через пять минут появились двое, весьма похожие на Родригеса и Эрнандеса. Едва они прошли мимо меня, как к отелю подкатил большой желтый «кадиллак» и остановился перед входом, а из него выскочила девушка, которая могла быть только Марией Кармен.

Она была среднего роста, но впечатление, которое она производила, было далеко не средним. Мне говорили, что мексиканки созревают совсем в юном возрасте, а я бы сказал, что Мария созрела, когда ей было лет шесть. Прелестная маленькая женщина, точеная и изящная, как куколка.'

Когда она пробегала мимо меня, я сказал:

— Хэлло, Мария! — просто так, из озорства. Я люблю жить с риском.

Она остановилась, видимо, подумав, что я — кто-то из знакомых, и ответила:

— Хэлло!

Похоже, пообщаться будет не так легко, как я вообразил. Я говорю по-испански, так сказать, спотыкаясь, и, если эта крошка Мария будет продолжать в том же духе, лучше сразу сказать ей «Адибз» — единственное испанское слово, которое я могу произнести без запинки. Все же я ответил на всякий случай:

— Я сказал-«Хэлло!» просто из азарта. Я узнал вас по фото.

Она засмеялась и ответила по-английски гораздо красивее и чище, чем говорю я:

— О, я к этому привыкла. А вы кто?

— Шелл Скотт.

Она сказала:

— Привет, Шелл. Ну, я побежала.

Она именно так и сделала. Но прежде, чем завернуть за угол, обернулась и звонко крикнула через плечо:

— Эй, Шелл! Посмотрите варьете, если сможете! — И исчезла. 

Еще'через две минуты я увидел Глорию: она обогнула здание и поднялась по ступенькам. И хотя после Марии Кармен Глория показалась мне несколько тяжеловатой — она была прелестна и очень привлекательна в красивом голубом платье, которое облегало ее фигуру, словно собственная кожа.

Она одарила меня сияющей улыбкой и подмигнула своим зеленым глазом.

— Хэлло, Шелл! Мне удалось незаметно удрать. Я вижу, вы живы и здоровы.

— Жив, но еще не совсем оправился от шока. Боюсь, ваше платье снова вгонит меня в это состояние.

Она засмеялась.

— Вам нравится? — Потом сказала, понизив голос: — Пока вы не позвонили, я не знала, где вас искать — здесь или на дне океана.

— Почти что на дне. В какой-то момент я был уверен, что сорвусь. Если бы кто-нибудь до меня дотронулся, я бы пропал.

Я предложил ей руку, и мы прошли через вестибюль.

— И большое вам спасибо, Глория,— сказал я,— за то, что вы так смело бросились на мою защиту. Я в долгу у вас.

Она сжала мою руку и улыбнулась.

— Я потребую свой долг.

Глория засмеялась и, пока мы, выйдя через боковую дверь, шли к бару, сжимала мою руку. Мы пришли рано. Нам повезло — нашелся столик на двоих прямо напротив танцевальной площадки. Я сделал заказ и огляделся..

В архитектурном отношении в зале излишеств не было. Но, сидя здесь, чувствуешь себя так, словно паришь на волшебном ковре-самолете. За нами, частично захватывая левую сторону клуба, возвышался утес, но все остальное, включая фасад и правую сторону, было воздушным пространством. Ни стен, ни потолка — только воздух и перила фута в четыре высотой по всему наружному краю клуба. Казалось, в отвесный склон утеса встроили огромную площадку и расставили на ней столики и кресла. Свет лился с утеса за нашей спиной. Перед нами была танцевальная площадка, небо и океан внизу. Слева на площадке возвышалась низкая эстрада для оркестра, который еще не начал вечернюю программу.

Когда принесли напитки, я сказал Глории:

— Надеюсь, под нашим столиком нет микрофона? И, если я не ошибаюсь, никто из соседей не навострил уши? Так что, приступим? Во-первых, кому поручено распоряжаться моим трупом?

— Никому, насколько мне известно. Джордж занялся бы этим .с удовольствием, но Торелли хочет узнать, что у вас на уме. Это я и делаю — выкачиваю из вас сведения. Джордж сошел бы с ума, если бы узнал правду. С тех пор, как я к нему милостива, он ходит за мной, как собака.

Это мне было понятно. Я обдумывал следующий вопрос. Я мог получить от нее массу необходимой информации, но сам при этом не хотел выдавать ей много. Не исключено, что она ловит меня и, делая вид, что помогает, на самом деле старается «выкачать» из меня то, что нужно гангстерам.

— Сегодня днем по ошибке я попал на одно сборище, и там многие говорили о каком-то парне по имени Стрелок. Вы о нем что-нибудь знаете?

Она отпила из своего стакана.

— Немножко. Предполагается, что он должен встретиться с Торелли по какому-то поводу. Не знаю, по какому, но, видимо, достаточно важному для Торелли.

— А кто такой Стрелок? Он сейчас здесь?

Она покачала головой.

— Мошенник и жулик. Джордж знает его. Кажется, он пока не явился. По крайней мере, по последним сведениям, какие у меня есть. Они все просто в ярости от того, что Стрелок все еще не приехал. Почему его прибытие так важно?

— Именно это я и хотел знать. Сегодня кое-кто принял меня за него. Это меня немного обеспокоило. Вы не знаете, зачем он должен был встретиться с Торелли?

— Точно не знаю, Шелл. Этот Стрелок должен был что-то привезти. Но что именно, я не знаю.

— Если Стрелок не появился, значит, Торелли не получил того, что ожидал, верно?

— О, в этом я уверена. Джордж сказал мне, что Торелли просто в бешенстве, потому что не получил от Стрелка того, что ему нужно. Сейчас он старается выяснить, куда Стрелок запропастился,— Она помолчала.— Откровенно говоря, мне кажется, что Стрелок должен был привезти Торелли дурману. Ну, вы знаете, наркотики.

Я подумал, что дурман в данном случае более подходящее слово, чем наркотики. Но если то, что сказала Глория, правда, Торелли еще не заполучил папку с документами и пока не знает о смерти Стрелка.

Я сказал:

— Глория, вы можете оказать мне услугу, не задавая вопросов?

— Полагаю, да.

Как бы это лучше высказать? Если они считают ее своей, она действительно может помочь мне. Я решился.

— Лапушка, Что бы Стрелок ни привез Торелли, это должно быть что-то чертовски важное. Я бы хотел знать об этом, как только оно проявится. Вы, имея такое окружение, можете что-нибудь услышать, в таком случае сообщите мне сразу же. Но если вы хотя бы намекнете кому-нибудь, что я вас об этом просил, я погиб. Может быть, и вы тоже, но я-то уж наверняка. И если вы действительно что-то узнаете и скажете мне, а Торелли станет об этом известно, вы тоже погибнете.

На этом я остановился. Она молчала, наверное, целую минуту, потом сказала:

— Шелл, вы правда в этом заинтересованы? Вы действительно хотите знать? Вы здесь не на отдыхе, да?

Лицо ее вытянулось, и в зеленых глазах появилось выражение обиды. Если она накидывала мне на шею петлю, то делала это весьма искусно. Но если она была заодно с ними, ее мнение обо мне было, вероятно, не очень лестным. Однако я не мог позволить себе больше никакой откровенности.

Я сказал:

— Глория, лапушка, никаких вопросов, помните?

— Я рискую быть убитой, и никаких вопросов?

Я молчал. Наконец она спросила:

— Ради этого вы и согласились мне помочь? — Ее голос звучал мягко, но слегка дрожал. Не ожидая ответа, она продолжила: —Тем не менее, Шелл, я расскажу вам все, что услышу. Вы этого хотите?

— Да, я хочу этого.

Я чувствовал себя изрядным подлецом. Допив свой стакан,я сказал: