— Вы — не Стрелок.

Я выпалил первое, что мне пришло в голову, зная, что я должен что-то сказать:

— Стрелок? Какой, к черту, стрелок? И кто, черт возьми, вы сами? Его смуглое лицо затвердело, как быстро засыхающий цемент, и это должно было бы испугать меня. Но не испугало. Я вдруг понял, что не мог сказать ничего другого, что из моего сознания вырвались единственно правильные в этой ситуации слова. Я должен был заставить Торелли поверить, что я случайно влип в эту кашу, и убедить его, что я абсолютно не знаю, кто он такой. Я не был уверен, что мне это удастся, но должен был как-то действовать, и притом немедленно.

— Послушайте, мистер,— раздался голос Торелли, и в этот момент мне показалось, что к моему горлу приставили лезвие ножа,— говорите сразу. Что вы делали в номере Стрелка?

Я напряг силы, чтобы заставить свой собственный голос звучать нормально и не сорваться. Нужно было притвориться, что я не понимаю, о чем он говорит. Если бы я выказал страх или хоть тень подобострастия, он сразу же понял бы, что я его знаю. В каком-то смысле мои следующие слова и действия были самыми глупыми в моей жизни, но это был единственный способ справиться с ситуацией и получить хотя бы малейший шанс на спасение. Поэтому я сказал:

— Да что вы там гавкаете насчет этого стрелка, кто бы им ни был? Я уже сказал вам: не знаю, о чем вы говорите.

До сих пор я стоял, почти касаясь спиной двери, а теперь обошел стол, направляясь к Торелли. Двое из тех, что сидели ближе, приподнялись со своих мест, и чьи-то правые руки поползли к левым подмышкам. Торелли слегка помахал рукой, и все снова успокоились.

Я остановился в нескольких футах от Торелли, и мне вдруг пришло в голову, что, успей я тщательно одеться и захватить свой кольт, я бы уже сейчас был покойником. Одно невольное движение, одна попытка выхватить свой револьвер — и во мне было бы столько же дырок, сколько в губке.

Я глотнул и посмотрел на него сверху вниз, стараясь придать своему лицу гневное выражение. И сказал:

— И какое вам дело, в каком номере я сплю?

Впервые выражение его лица слегка изменилось. Он содрогнулся. Не знаю, что бы он сказал и что могло бы случиться, но сзади вдруг раздался голос, который я тотчас узнал. Это был глубокий громоподобный голос, и он произнес, обращаясь, видимо, к Торелли:

— Гм, разрешите?

Торелли взглянул на меня и кивнул.

Я оглянулся через плечо и увидел Гарри Мейса. Он смотрел на меня, и его лицо было серьезно. Я постарался принять непринужденный вид.

— Мейс! Старый мошенник! Что здесь происходит?

На последнем слове я не выдержал, и мой голос чуть-чуть дрогнул.

Мейс, понизив голос, сказал Торелли:

— Это Шелл Скотт, сыщик из Лос-Анджелеса. Я хорошо его знаю и видел сегодня утром. Говорит, что прискакал сюда отдохнуть.— Мне он сказал:— Прими мой совет, Шелл: отвечай, когда тебя спрашивают.— Впервые за время нашего знакомства он назвал меня не Скоттом.

Я пожал плечами.

— О’кей, раз вы советуете, Мейс.

Я оглядел комнату. Смутно я уже начал представлять себе, что происходит в Акапулько, и не очень удивился, увидев среди присутствующих одного деятеля профсоюза, насчитывающего, как я знал, свыше ста тысяч членов. Немного удивило меня присутствие сенатора США. Только одного. Какова позиция остальных девяноста пяти почтенных мужей, оставалось неизвестным. Я сказал Торелли:

— О’кей! Так в чем дело?

Он молча смотрел на меня: он уже задал свой вопрос и не имел обыкновения переспрашивать. И я не собирался заставлять его начинать все заново.

— Насчет номера? — переспросил я.— Как я уже говорил, я не понимаю, что вы имеете в виду. Я приехал сюда вчера днем из Мехико-Сити, и мне было чертовски трудно устроиться на ночь. Заранее не забронировал номер.

Он сказал уверенно:

— Вы получили номер.

— Разумеется. В конце концов я уговорил дежурного клерка. Пришлось, правда, немного его подмазать, но у него был один отказ, и он отдал этот номер мне.

На миг темные глаза Торелли оторвались от моего лица, он посмотрел в пол и тотчас снова на меня, но я услышал, как тихо открылась и закрылась дверь.

Он, конечно, допускал, что я могу говорить и правду, и немного смягчился. Он был дьявольски умен, потому и оказался на вершине. Довольно любезно он спросил:

— Зачем же вы пришли сюда вместе с посыльным?

Я посмотрел через плечо, не посыльный ли это вышел, чтобы проверить у дежурного мою историю. Нет, он по-прежнему торчал у меня за спиной. Значит, с клерком, получившим от меня сто долларов, разговаривает сейчас кто-то другой. Я пожалел, что не дал клерку тысячу.

Показав на посыльного жестом и усмехнувшись, я обратился к Торелли:

— Пусть он сам вам скажет,— ответил я.— Я сижу в номере, и вдруг он входит и говорит что-то вроде того, что я должен одеться за пятнадцать минут, потом выкатывается. Я решил, что он откуда-то сбежал. Потом — эта кукла Ева, одетая почти в то, в чем мать родила. Говорит, что я, должно быть, стрелок, и начинает со мной заигрывать. Ну что ж, если ей хочется играть с каким-то стрелком, я стану этим стрелком. Я совсем забыл про того типа. Решив, что его, должно быть, взяли, я полностью вошел в роль, как вдруг он вваливается снова и с таким видом, будто он здесь хозяин. По правде говоря, у меня не было никакого желания идти сюда, но он меня заставил. Велел одеться и притащил.— Я подтянул брючину.— Посмотрите, он не дал мне времени даже завязать шнурки у ботинок. Он действовал как сумасшедший, поэтому я не хотел с ним пререкаться.— Я перевел дух, потом добавил: — Когда Гарри Мейс говорит, что мне делать, я обычно так и поступаю. Но к чему все эти вопросы?

Торелли пожевал губу, на одну долгую секунду остановив взгляд на посыльном, потом снова перевел его на меня. Затем он оглядел присутствующих, и на миг его взор задержался на сенаторе. Я почти видел, как крутятся у него в голове шарики. Он улыбнулся мне. Улыбка придала его лицу сходство с лобовой частью старого локомотива.

— Пожалуй, мне следует объяснить. У нас здесь нечто вроде совещания, мистер Скотт. В ноябре будут выборы, как вы знаете. Естественно, нам не хотелось бы, чтобы слухи о нашей стратегии просочились еще до партийных совещаний.— Он посмотрел на другой конец стола.— Верно, сенатор?

Натренированный, бодрый голос ответил:

— Совершенно верно! Может быть, в этой комнате мы помогаем проложить курс, по которому в будущем последует Государственный корабль.—Он откашлялся.— В эти трудные времена...

Торелли кивком прервал его — сейчас было не время произносить речи. Это было ясно всем, кроме сенатора. Он замолк.

Я снова взглянул на Торелли. Как можно вежливее сказал: 

— Прошу извинить за то, что был груб, когда вошел сюда. Я понимаю ваше любопытство. Ведь я мог быть шпионом республиканской партии, а? Ха-ха-ха!

Я прервал свое «ха-ха-ха», потому что увидел, что никому это смешным не показалось. Торелли сказал:

  — В таком случае, вы не возражаете, если я задам вам еще несколько вопросов?

— Ничуть.

— Что вы делаете в «Лас Америкас», мистер Скотт?

— Мне просто повезло получить здесь номер, вот и все.

За моей спиной тихо открылась и закрылась дверь, и мне вдруг стало трудно говорить. Но я заставил себя продолжать, в то время как Торелли взглянул на дверь, а потом снова на меня.

— Я приехал сюда отдохнуть. Как сказал Мейс, я частный сыщик. Вчера я закончил одно дело в Мехико-Сити, а оттуда сюда рукой подать, вот я и решил: а почему бы мне не прокатиться? Я здесь никогда не был.

— Мехико-Сити? Что вас туда привело? Мне просто интересно.

— Некто Уилли Лейк похитил кое-какие драгоценности у почтенной старой дамы в Лос-Анджелесе. Ее имя Брейдсток. Я обнаружил парня в какой-то блошиной гостинице— его куколка выдала его — и захватил вместе с добычей. Его держат в Мехико, а камешки я отослал обратно в Лос-Анджелес. Думаю, я заслужил свой отдых.

Я заулыбался, но тут же стер улыбку с лица. Торелли не принадлежал к улыбчивым людям.

— Понятно,— произнес он.

Несколько мгновений он молчал, неподвижно уставившись мне в лицо. Потом задал еще несколько вопросов, на которые я ответил о’кей. Пока что все мои ответы можно было проверять: дело Уилли Лейка мне устроил Джо с тем, чтобы создать впечатление, что моя деятельность не имеет к нему никакого отношения. И, видимо, Торелли получил соответствующие кивки, или подмигивания, или еще какие-нибудь знаки от стоящих позади меня его соратников. Дежурный клерк, вероятно, выболтал историю & выдуманной телеграммой от Джекоба Бродина, такиё люди легко уступают всякому давлению. Вот когда или если Торелли узнает, что Стрелку просверлили голову пулей... Я заставил себя не думать об этом.

Наконец Торелли произнес;

— Надеюсь, мы не очень нарушили ваш покой, мистер Скотт. Можете вернуться к своей Еве.

Я усмехнулся.

— Боюсь, что ваш посыльный лишил меня ее общества. Она ушла, когда он начал распоряжаться у меня в номере. Ладно! — Я глубоко вздохнул. — Пока, господа! — Обернувшись, я сказал: — До скорого, Мейс! Рад был встретить вас, сенатор. Надеюсь, ваш человек получит по заслугам.

На этих словах я повернулся спиной к Торелли, что обычно делать не рекомендуется, но я сотворил уже столько глупостей, что, добавь я еще одну или десять,— это ничего не изменило бы. Я направился к двери, задавая себе вопрос, действительно ли я выкрутился.

Урод-посыльный распахнул дверь, и как раз в этот момент я увидел сидящего в углу Джорджа — Скоровестимого Мэдисона. Он смотрел на меня ненавидящими глазами.

Я сделал еще один шаг к открытой двери, как услышал за собой голос Торелли и чуть не бросился бежать. Но все, что он сказал, было: