— Я тоже провел кое-какие поиски, и никто не пошел со мной под руку завтракать.

— Ты действительно ревнуешь меня к нему, Лу? Но он же старик, разбитый — жизнью старик!

— Не оправдывайся.

— Понятно. Сегодня утром у меня было жуткое предчувствие каких-то крупный событий в моей жизни. Не только в связи с Ральфом Хиллманом… — Она оглядела свою комнату так, словно осознала ту убогость, которую я вдруг почувствовал часом раньше. — Но ничего нельзя выбросить из своей жизни.

— Как ты встретилась с ним?

— Сделай мне еще выпить.

Я сделал и принес ей.

— Когда и как ты с ним встретилась?

— Это было в марте сорок пятого, когда я работала у «Уорнеров». Группа морских офицеров пришла на студию для закрытого просмотра нового военного фильма. После просмотра они организовали вечеринку, тут все и началось. Ральф напоил меня и привез в отель «Барселона», где и посвятил меня в украденное наслаждение незаконной любовью. Все было для меня в первый раз: в первый раз выпила, в первый раз оказалась в постели. — Она помолчала и осевшим голосом добавила: — Если бы ты остался со мной, Лу, все было бы намного легче.

Я подложил ей под ноги подушку.

— Но ты говоришь, это не продолжается?

— Все длилось только несколько недель. Я буду с тобой честна: я любила Ральфа. Он был красивый, смелый и все такое.

— И женатый.

— Именно поэтому я и ушла от него. Миссис Хиллман, его жена, зная о нашей связи, пришла ко мне домой, и между нами произошла сцена. Я не представляю, чем бы все кончилось, если бы там не было Кэрол. Она услышала нас обеих, участливо поговорила с каждой. У Кэрол хватало своих неприятностей, но она умела смягчить тяжелые ситуации.

— А что в этот момент там делала Кэрол?

— Она жила у меня, разве я тебе не говорила? И при ней Эллен Хиллман подробно объяснила мне, что я сделала с ней и с ее замужеством. Все уродство моего поступка. Я ответила, что теперь мне не по силам будет продолжать эту связь, и она этим удовлетворилась. Она очень чувствительная женщина, по крайней мере, была такой. Ты ведь ее знаешь.

— Она и сейчас такая, да ведь и Ральф очень чувствительный мужчина.

— И тогда он был таким же.

Чтобы проверить ее честность, я задал ей вопрос:

— Кроме визита Эллен Хиллман, у тебя были еще причины, чтобы уйти от Ральфа?

— Не понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала она, не выдержав проверки на честность, хотя, возможно, — ей изменила память.

— Откуда Эллен Хиллман узнала о тебе?

— Ах это? — Стыд выплеснулся из глубины ее души наружу. Это отражалось на ее лице. — Полагаю, Эллен Хиллман рассказала тебе? — почти пролепетала она.

— К ней приезжал Сайп и показывал фотографию.

— И она показала тебе ее?

— Для этого она слишком хорошо воспитана.

— Это мерзкая острота!

— Я другое имел в виду. Ты становишься параноиком.

— Да, доктор. Не использовать ли мне этот удачный случай и не рассказать ли тебе о своих миражах?

— Этот случай может найти лучшее применение.

— Не сейчас, — сказала она быстро.

— Не сейчас.

Прояснив темные события ее прошлого, мы ощутили какую-то близость, по крайней мере взаимопонимание.

— Мне очень неприятно, что я вынужден поднять весь этот мусор со дна памяти. Но у меня нет другого выхода.

— Я знаю. Я знаю о тебе очень много. Даже знаю, что у тебя есть еще вопросы.

— Кто сделал фотографию? Отто Сайп сам снимал?

— Он присутствовал при этом. Я слышала его голос.

— Но не видела его?

— Я спрятала лицо, — сказала она. — Когда сверкнула лампа вспышки, мне показалось, что весь мир рухнул. — Она закрыла лицо руками. — Я думаю, что в дверях стоял еще один человек, который и сделал снимок.

— Гарольд Харлей?

— Должно быть. Я не смотрела.

— Когда это точно произошло?

— Этот день я помню всегда — 1 апреля 1945 года. Какое это имеет значение?

— Мир не может рухнуть. Все наши жизни связаны воедино. Все связано. Главное — обнаружить связь.

— И в этом твоя жизненная миссия, да? — проговорила она с иронией в голосе. — Люди тебя не интересуют, интересуют только их связи?

Я засмеялся. Она тоже слегка улыбнулась, но глаза ее оставались грустными.

— Еще одна связь, в которой нам предстоит разобраться. Ральф хотел, чтобы ты сохранила его звонок в полной тайне. Почему?

Она смутилась и, чтобы скрыть смущение, переменила позу, подобрав под себя ноги.

— Я не хотела оставлять его одного в трудную минуту. Я многим ему обязана.

— Пожалуйста, оставь эти сентиментальные рассуждения, ближе к делу.

— Зачем ты оскорбляешь меня?

— Прошу прощения. Не обращай внимания.

— Хорошо. Он узнал, что ты виделся со мной, и заявил, что нам необходимо договориться и отвечать на твои вопросы одно и то же. Он сказал тебе, что никогда не встречался с Кэрол, но он знал ее. Когда был арестован Майкл Харлей, она обратилась к нему за помощью. Тогда он сделал для нее все, что мог. Я не должна была говорить тебе, что Кэрол его очень заинтересовала.

— Он заинтересовался Кэрол?

— Нет. Не как мужчина, — сказала она, подняв голову. — Его девушкой была я. Ему просто не понравилось, что такая очаровательная девочка, как Кэрол, живет совсем одна в «Барселоне», и он попросил меня взять ее к себе под крыло. Под мое надломленное крыло. Я согласилась.

— Все это звучит очень наивно.

— Но это правда. Клянусь тебе. Кроме того, Кэрол очень нравилась мне. В то лето в Бербанке у меня возникло ощущение, что ребенок, которого она ждала, принадлежал нам обеим.

— У тебя был когда-нибудь ребенок?

Она горько покачала головой.

— И теперь уже никогда не будет. Однажды мне показалось, что я забеременела, той самой весной, о которой я говорила, но врач сказал, что ничего нет, просто из-за слишком большого желания иметь ребенка у меня даже возникло такое ощущение.

— Когда Кэрол жила у тебя, врач осматривал ее?

— Да, я сама водила ее. К тому же врачу. Его фамилия — Вайнтрауб.

— Он принимал ее ребенка?

— Не знаю. Тогда она ушла от меня и вернулась к Майклу Харлею. А с доктором Вайнтраубом я больше не встречалась, слишком это неприятные воспоминания.

— Он сам показался тебе неприятным?

— Нет, я имею в виду воспоминания о Хиллмане. Это он послал меня к нему. Думаю, на флоте они дружили.

Лицо Вайнтрауба снова возникло у меня в памяти, и я тут же вспомнил, где видел его, более молодого, и тоже сегодня — среди группы летчиков, снятых на палубе авианосца, и снимок этот висит сейчас на стене в библиотеке Хиллмана.

— Смешно, — сказала Сюзанна, — имя человека, о котором ты не вспоминала семнадцать или восемнадцать лет, вдруг за какие-нибудь два часа всплывает снова и снова. Вайнтрауб.

— Его имя всплыло еще в каком-нибудь контексте?

— Да, сегодня днем в офисе. У меня был очень странный телефонный разговор, а потом и посетитель. Я хотела рассказать тебе’ о нем, но за всеми делами это совершенно вылетело у меня из головы. Этот человек тоже интересовался доктором Вайнтраубом. Он не хотел называться, но, когда я поднажала, сказал, что фамилия его Джексон.

— Сэм Джексон?

— Имени он не назвал.

— Сэм Джексон, негр средних лет, с очень светлой кожей, который выглядит и разговаривает так, как джазовые музыканты, когда у них нет ни гроша.

— У этого юноши тоже, видимо, не было ни гроша, точно, но это определенно не Сэм. Может быть, сын Сэма? Ему не больше восемнадцати.

— Опиши мне его.

— Тонкое лицо, очень приятные черты, крайне возбужденные темные глаза, настолько возбужденные, что он даже испугал меня. Он мог бы показаться интеллигентным, если бы не был так напряжен.

— Ты не поняла, отчего он был возбужден? — спросил я, чувствуя, что сам начал волноваться.

— Думаю, смерть Кэрол его потрясла.

— Почему? Что он говорил?

— Он спрашивал меня, не знала ли я Кэрол в сорок пятом году. Видимо пытаясь разыскать меня, он прошел весь мой путь, начиная от Бербанка. Представляешь? Он был даже у старого секретаря «Уорнеров», с которым я до сих пор поддерживаю связь, называл там имя Кэрол. Он хотел узнать все о ребенке Харлея и, когда я ничего не смогла ему рассказать, спросил, к какому врачу она обращалась. Я вспомнила о докторе Вайнтраубе, и это его удовлетворило. Я успокоилась только тогда, когда отделалась от него.

— Очень жаль, что отделалась.

Она удивленно посмотрела на меня:

— Ты предполагаешь, что это мог быть сын Харлея?

Вместо ответа я достал свою коллекцию фотографий и развернул веером. Руки мои мелко дрожали.

— Он не умер, Лу? — испуганно спросила Сюзанна.

Я протянул ей одну фотографию.

— Лу, я не хочу больше смотреть на мертвецов.

— Здесь живой человек. По крайней мере, я надеюсь, что живой. — Я показал ей фотографию Тома Хиллмана.

— Да, именно он и разговаривал со мной, только одет он был много хуже, чем здесь. Это ребенок Харлея?

— Думаю, что да. Он также тот самый ребенок, которого усыновили Ральф и Эллен Хиллманы. Как ты думаешь, куда он отправился после тебя? Может быть, к Вайнтраубу?

— Да, скорее всего так. — Она тоже была взволнована. — Все это похоже на древний миф. Он разыскивает своих настоящих родителей.

— Черт побери! Оба его родителя мертвы. В котором часу ты видела его?

— Около четырех часов.

— Сейчас почти шесть.

Я подошел к телефону и позвонил в офис к Вайнтраубу. Дежурная ответила, что офис уже закрыт, а девушка на коммутаторе, как я ни настаивал, не решилась дать мне ни домашнего адреса Вайнтрауба, ни его телефона, ни телефона старшего дежурного в здании. Я попросил ее записать мои имя и номер телефона Сюзанны. Теперь оставалось ждать, когда Вайнтрауб сам позвонит мне, если, конечно, сочтет нужным.