Агата Кристи - Долина

— Это просто страх божий! У меня нет других слов! Неужели у вас нет ничего по-настоящему приличного?

— Посмотрите на это темно-красное платье, мадам, я уверена, что оно очень вам пойдет! Не хотели ли бы вы его примерить?

Эдвард узнал голос Мидж — непривычно почтительный, убежденный.

— Я не хочу терять время и надевать на себя то, что мне не нравится! Потрудитесь немного, девушка, я ведь вам уже сказала, что красного не хочу. Если бы вы меня слушали…

Эдвард чувствовал, что его лицо и шея приняли пунцовую окраску. Он надеялся, что Мидж сейчас швырнет платье в лицо отвратительной мегере. Но Мидж очень вежливо продолжала уговаривать:

— Сейчас я поищу для вас другую вещь, мадам. Не хотите ли посмотреть вот это зеленое или вот это персиковое, оно очень красивое.

— Это все ужасно! Я ничего больше не хочу смотреть! Я теряю время!

Между тем миссис Эльфридж оставила свою клиентку и направилась к Эдварду, вопросительно на него глядя. Он собрал всю свою волю и обратился к ней:

— Могу ли я, мадам, поговорить с мисс Хардкастл? Хозяйка магазина нахмурилась, но, заметив, что одежда Эдварда могла быть сшита только у лучшего портного Лондона, одарила посетителя улыбкой, которая все равно не могла ее украсить.

В примерочной кабине клиентка почти кричала.

— Осторожно! Вы рвете мне сетку для волос! До чего же вы неловкая!

— Я глубоко сожалею, — извинялась Мидж.

— Нельзя же быть такой неуклюжей! Пустите, я сама это сделаю! Где мой пояс?..

Миссис Эльфридж медовым голосом сообщила Эдварду, что мисс Хардкастл освободится «через минуту». Скоро Мидж открыла дверь кабины, и оттуда вывалилась немолодая женщина с перекошенным злым лицом. В руках у нее была масса всяких пакетов. Крупным шагом она вышла из магазина. Мидж была одета в черное платье строгого покроя. Она была очень бледна и казалась совершенно несчастной.

— Мидж, — сказал Эдвард без всяких предисловий, — я пришел пригласить вас на завтрак.

Мидж бросила быстрый взгляд на часы.

— Я не смогу уйти раньше четверти второго. Было десять минут второго.

Мисс Эльфридж сказала приторно сладким тоном:

— Вы можете пойти сейчас, потому что за вами пришел ваш друг.

Мидж прошептала слова благодарности, попросила его подождать недолго и исчезла в глубине магазина. Эдвард чувствовал себя неловко в этой отвратительной лавке. Ему не понравилось, как миссис Эльфридж произнесла слово «друг». Все тут было отвратительно. Миссис Эльфридж как раз собиралась начать беседу, когда в магазин вошла облаченная в роскошное манто дама с мерзкой собачонкой на руках, безобразным пекинесом. Коммерческий инстинкт взял верх над любопытством, и миссис Эльфридж устремилась навстречу посетительнице.

Мидж вернулась. Эдвард взял ее за локоть и увел.

— Боже мой! — воскликнул он на улице. — Неужели вам нужно все это терпеть? Я слышал ваш разговор с этой ведьмой. Как вы удержались от того, чтобы не швырнуть ей эти тряпки в лицо?

— Если бы я на это решилась, я бы быстро потеряла это место.

— Но разве у вас не возникает желания запустить тряпками в такую особу?

Мидж вздохнула.

— У меня бывает такое желание. К концу дня, особенно летом, в жаркие дни наступают моменты, когда я боюсь потерять самообладание, когда я с трудом удерживаюсь, чтобы не сказать этим мерзким бабам все, что я о них думаю!

— Мидж, моя дорогая маленькая Мидж, так продолжаться не может!

Она немного натянуто засмеялась.

— Не беспокойтесь, Эдвард! В этом нет ничего особенного. Объясните мне лучше, почему вы пришли, почему не позвонили?

— Я хотел сам увидеть, что представляет собой этот ваш магазин. Меня это беспокоило. — Он помолчал, а потом взорвался:

— Люси не стала бы говорить с самой последней своей посудомойкой таким тоном, как эта женщина говорила с вами. Недопустимо, чтобы вы постоянно подвергались таким унижениям! У меня огромное желание украсть вас и спрятать в Айнсвике. Я сейчас остановлю такси, затолкну вас туда, и мы уедем поездом в четырнадцать пятнадцать!

Мидж резко остановилась. У нее было утомительное утро с трудными, неприятными покупательницами, миссис Эльфридж тиранила ее больше, чем обычно, и Мидж почувствовала, что больше не может притворяться. Она повернулась к Эдварду и зло закричала с издевательством:

— Так чего же вы ждете? Почему же не останавливаете такси?

Он с изумлением уставился на нее. Гнев ее рос, и она продолжала:

— Вы считаете, что это очень мило с вашей стороны, сначала прийти, а потом говорить мне все это? Вы понимаете, что это значит — после такого утра, какое у меня было сегодня, напомнить мне об Айнсвике? Вы об этом не подумали! Вы говорите, что хотите вырвать меня из этого ужасного магазина, и не думаете над своими словами! Я могла бы продать свою душу, чтобы избавиться от этой жизни, к которой испытываю отвращение! Как вы можете говорить мне об Айнсвике? Ваши намерения, может быть, и хороши, Эдвард, но вы жестокий человек! Это все разговоры…

Они стояли на тротуаре и мешали людям, торопившимся на обед. Их толкали, но они этого не замечали, они видели только друг друга. Эдварду казалось, что он пробудился от долгого сна.

— Хорошо, черт возьми, — сказал он. — Пусть будет так! Вы поедете в Айнсвик поездом четырнадцать пятнадцать.

И он остановил такси.

Машина направилась к вокзалу, они долго молчали. Мидж плотно сжала губы, в ее глазах сверкало вызывающее пламя. Эдвард смотрел прямо вперед. На остановке перед светофором она довольно любезно сказала:

— Я, кажется, спровоцировала вас на обман.

— Я и не собирался вас обманывать, — сухо ответил он.

Через некоторое время к Эдварду вернулось самообладание.

— Мы не успеем на поезд два пятнадцать. Постучав в стекло шоферу, он попросил отвезти их на Беркли.

— Почему мы не успеем на четырнадцать пятнадцать? — холодно спросила Мидж. — Сейчас только половина второго!

Он улыбнулся.

— У вас даже нет чемодана, Мидж! Вы едете без зубной щетки, без домашних туфель, без запасного платья. Есть очень хороший поезд в шестнадцать пятнадцать. А сейчас мы позавтракаем и немного поговорим!

Мидж глубоко вздохнула.

— Узнаю вас, Эдвард. Вы-никогда не забываете мелочей жизни. Ваши порывы никогда не заводят вас слишком далеко. Это продолжалось очень недолго, но это был прекрасный сон.

Они вышли из машины, она взяла его под руку и ласково сказала:

— Простите меня, Эдвард! Мне очень жаль, что я держала себя так вызывающе и торговалась с вами, как на базаре! Но знаете, вы меня ужасно разозлили!

— Да, — сказал он, — это очень возможно!

В ресторане на Беккерлей они устроились за столиком у окна. Эдвард заказал превосходный завтрак. После цыпленка Мидж со вздохом заявила, что ей нужно вернуться в магазин: она уже опаздывает.

— Сегодня, — сказал Эдвард, — вы можете задержаться и спокойно позавтракать. Я за вас извинюсь и, если нужно, куплю половину товаров.

Мидж признала себе побежденной. За кофе он спросил, помешивая своей ложкой в ее чашке:

— Значит Айсвик вы любите по-настоящему?

Она ответила слабой, натянутой улыбкой.

— Неужели обязательно говорить об Айнсвике? Мы не поехали поездом в два пятнадцать, и я уцелела. Я прекрасно знаю, что не может быть и речи о поезде в четыре пятнадцать, но… зачем вы тревожите мою рану?

— Я не хочу вас заставить уехать поездом в четыре пятнадцать. Но я все-таки предлагаю вам приехать в Айнсвик. Приехать туда навсегда! Если вы сочтете возможным ужиться со мной…

Мидж с изумлением смотрела на него. Чашку она поставила на стол и спрятала руки, чтобы скрыть, как они дрожат.

— Мне кажется, Эдвард, что я вас не совсем понимаю.

— Да, Мидж, я вас прошу выйти за меня замуж! У меня нет романтической любви, я немного нелюдим, хорошего во мне мало. Я — не Дон Жуан, мы уже давно знаем друг друга, вы и я, а Айнсвик был бы — ну как это сказать?.. — чем-то вроде компенсации. Что вы на это скажете?

Мидж нужно было приложить усилие, чтобы что-то сказать.

— Но… я думала… Генриетта…

Дальше она говорить не могла. Он сказал:

— Три раза я просил ее руки и три раза она мне отказала. Генриетта хорошо знает, чего она не хочет.

Снова наступило молчание, и он снова спросил:

— Ну, и что же вы решили?

Она посмотрела ему в глаза и, не скрывая своего волнения, ответила:

— Мне все это кажется фантастическим и нереальным. Вот здесь, за завтраком в Беккерлей, получить приглашение в рай. Ведь вы предложили мне земной рай!

Лицо Эдварда засветилось радостью. Он взял ее руку и сказал:

— Значит, для вас рай — это Айнсвик! Если бы вы знали, Мидж, как я рад!

Они долго молчали. Оба были счастливы. Потом Эдвард заплатил по счету, одарив официанта царскими чаевыми. Пора было уходить.

— Мне все-таки нужно зайти в магазин, — сказала Мидж, — я должна предупредить миссис Эльфридж, я не хотела бы уйти без предупреждения.

— Пожалуйста, — согласился Эдвард, — но только при условии, что вы ни одной минуты там больше работать не будете. Это я вам категорически запрещаю! К тому же мы еще должны зайти в ювелирный магазин за кольцом…

— За кольцом?

— Разве это не принято? Разве вы не должны иметь обручальное кольцо?

И она его получила.

Эдвард выбрал кольцо, украшенное бриллиантом, с большим вкусом: камень был среднего размера, но прекрасно обработанный и с замечательным блеском.

— А теперь, — сказал Эдвард, выходя из ювелирного магазина, — пойдем и покажем миссис Эльфридж, что мы тоже можем быть грубыми и плохо воспитанными.

Леди Эндкателл была в восторге.

— Вы сто раз правы, Эдвард, что сумели вытащить Мидж из этой ужасной лавки, и так же сто раз правы, что привезли ее к нам! Она будет жить у нас, и, если захочет, здесь вы можете и пожениться. Сент-Джордж от нас не далее четырех километров, по главной дороге, через лес — полтора километра. Но на свадьбу никто не ездит через лес. Богослужение, конечно, совершит приходской священник. В последнее время у него был страшный насморк, но он гораздо симпатичнее, чем викарий, и служба с ним будет более впечатляющей.