Агата Кристи - Долина

Сидя вдвоем на парнике в обманчивых лучах заходящего солнца, они чувствовали себя счастливыми.

Наступило молчание. Через некоторое время лицо Герды утратило выражение былой безмятежности. Плечи опустились, вид у нее стал самый несчастный. Когда Генриетта вновь заговорила, Герда вздрогнула.

— Зачем же вы приехали, если это вам так неприятно? — спросила Генриетта.

— Нет-нет, — поспешно ответила Герда. — Мне здесь очень нравится. Почему вы так думаете? Наоборот, так хорошо уехать из Лондона… И леди Эндкателл так любезна!

— Люси? Любезна? Простите, я другого мнения!

— Со мной она всегда исключительно любезна, — настаивала Герда.

— Люси очень хорошо воспитана. Она умеет казаться очень милой, но она скорее жестока. Наверное, это потому, что в ней вообще мало человеческого: она не думает и не чувствует, как простые смертные. Что касается вас, то сознайтесь честно: вам не хотелось сюда ехать. Потому я и спрашиваю.

— Но ведь Джон так любит сюда приезжать!

— В этом я не сомневаюсь! Но вы могли бы отпустить его одного!

— Ему бы это не понравилось. Без меня его удовольствие было бы неполным. Джон всегда думает о других. Он считает, что поездка за город мне полезна. Я не хочу, Генриетта, чтобы вы считали меня неблагодарной!

— Но, дорогая Герда, за что вы должны любить нас? Я всегда говорю, что семья Эндкателл совершенно несносна! Мы любим быть вместе. Мы говорим на языке, который принадлежит нам одним. Совершенно понятно, что другие нас терпеть не могут!

Она встала.

— Наступило время чая, пойдемте!

Они пошли по тропинке к дому. Генриетта незаметно наблюдала за своей спутницей. «Всегда интересно, как выглядит лицо мученика, — думала она. — Святая христианка-страдалица».

Вдруг они услышали выстрелы.

— Ну вот, — сказала Генриетта, — началась избиение Эндкателл ов!

Все оказалось гораздо проще. Сэр Генри и Эдвард поспорили об огнестрельном оружии. Генри Эндкателл был страстным коллекционером револьверов и пистолетов. Он принес несколько образцов, и оба стреляли по маленьким картонным мишеням.

— Генриетта, попробуйте! Посмотрим, сумеете ли вы убить грабителя.

Сэр Генри показал, как обращаться с оружием, как целиться.

Генриетта выстрелила и промахнулась.

— Ваша очередь, Герда!

— Я никогда не научусь!

Герда выстрелила с закрытыми глазами. Пуля прошла очень далеко от цели. Следующей была Мидж, успехи ее были такими же плачевными.

— Оказывается, это гораздо труднее, чем кажется, — сказала Мидж.

Из дому вышла Люси, которую сопровождал угрюмый молодой человек с большим кадыком на худой шее. Пока Дэвид Эндкателл здоровался со всеми, Люси взяла револьвер и три раза выстрелила. Каждый раз она попадала в центр мишени.

— Браво, Люси! — закричала Мидж. — Я не знала, что вы так замечательно стреляете.

— Люси всегда попадает в цель, — торжественно сказал сэр Генри и добавил:

— Ее искусство, по крайней мере, один раз, очень пригодилось. На нас напали бандиты, это было на азиатском берегу Босфора. Двое бросились на меня и хотели перерезать мне горло. Вмешалась Люси и выстрелила прямо в кучу тел. Я даже не знал, что у нее есть оружие. Одному из напавших на меня она попала в ногу, второму — в плечо. Можно сказать, что мне здорово повезло. До сих пор не понимаю, как она меня не ранила.

Леди Эндкателл улыбнулась мужу.

— Иногда нужно рисковать, — сказала она. — В таких случаях нужно решаться сразу и долго не раздумывать.

— Все это, конечно, верно, дорогая, — заявил сэр Генри. — Но ведь в тот день ты рисковала мной.

После чая Люси все-таки настояла на том, чтобы показать Герде сад. Джон пригласил Генриетту на прогулку.

С Эдвардом ходить было легко — он почти никогда не спешил. С Джоном все было по-другому — за ним Генриетта еле поспевала. Когда они забрались на вершину высокого холма, она совсем запыхалась.

— Джон, ведь у нас не соревнования по спортивной ходьбе.

— Я иду слишком быстро?

— Я могу поспеть за вами, но ведь никто нас не гонит! Мы не опаздываем на поезд. Зачем эта напрасная трата энергии? Может быть, вы хотите убежать от самого себя?

Он резко остановился.

— Почему вы так говорите?

Генриетта заверила, что никакого особого значения ее слова не имеют.

Он пошел медленнее.

— Я сам не могу понять, отчего, но на самом деле я страшно устал! — в голосе его действительно звучала усталость.

— Как здоровье матушки Крэбтри? — спросила она.

— Ничего определенного сказать нельзя, еще слишком рано. Но мне кажется, что мы на правильном пути.

Незаметно для себя Джон снова ускорил шаг. Он продолжал:

— Все еще нужно проверить. Нам неизвестно, какую роль тут играют эндокринная система, гормоны.

— Вы думаете, что научитесь лечить болезнь Риджуэй? Больные больше не будут от этого умирать?

— Надеюсь. Наши возможности безграничны! Вздохнув, он произнес:

— Как я счастлив, что приехал сюда! Здесь я могу полной грудью дышать свежим воздухом… и видеть вас! — Он улыбнулся:

— И Герде здесь хорошо.

— Ну как же, — в голосе Генриетты сквозила ирония, которой Джон не заметил. — Герда просто обожает пребывание в «Долине».

— Я тоже так считаю. Кстати, подскажите мне, встречался я раньше с Эдвардом Эндкателлом?

— Вы уже видели его два раза, не считая сегодняшнего, — сухо ответила Генриетта.

— Не припомню. Он такой незаметный… Кажется, немного чудаковат.

— Эдвард очень милый человек, и я его очень люблю!

— Пусть будет так. Мне жаль терять наше время на разговоры о нем! Какое нам дело до всех этих людей? Они — не в счет!

— Иногда, Джон, я вас просто боюсь, — тихо произнесла его спутница. — Вы меня боитесь, Генриетта? Меня? Что вы хотите этим сказать?

Очень удивленно он уставился на нее.

— Вы удивительно слепы, Джон!

— Слеп?

— Да. Вы ничего не понимаете, ничего не видите, ничего не чувствуете! Мысли и чувства других до вас просто не доходят.

— А мне кажется, все наоборот.

— Договорились! То, на что вы смотрите, вы действительно видите. Но это все! И больше ничего! Вы — как прожектор. Сильный свет освещает точку, которая вас интересует, все остальное остается погруженным в глубокую тьму.

— Но объясните же, что все это значит?

— Это опасно, Джон! Опасно для вас! Вам кажется, что все вас любят, что все желают вам добра. Например, Люси.

— Люси меня не любит? — Он был поражен. — А я ее всегда очень любил!

— С чего вы взяли, что и она вас любит? Я в этом совершенно не уверена. А Герда, Эдвард, Мидж и Генри? Откуда вы знаете, какие чувства они к вам питают?

— Мне гораздо важнее чувства Генриетты! Вот в вас я уверен!

Он взял ее руку, она ее отняла.

— В этом мире, Джон, нельзя быть уверенным ни в ком!

— Генриетта, этому я никогда не поверю! Я уверен в вас так, как уверен в себе. То есть… — он вдруг замолчал.

— Что вы сейчас хотели сказать, Джон?

— Вы знаете, меня сегодня преследует одна фраза, какая-то идиотская фраза: «Я хочу домой!» Это лезет мне в голову сегодня весь день, и у меня нет ни малейшего представления, что это может значить.

Медленно и тихо она сказала:

— Вы, должно быть, о чем-то думали…

Он резко ответил:

— Нет, ни о чем я не думал, совершенно ни о чем!

За обедом Генриетта сидела рядом с Дэвидом. Об этом ее попросила Люси. Она никогда не распоряжалась, не командовала, она всегда только очень скромно просила.

Сэр Генри изо всех сил старался развлечь Герду, и небезуспешно. Джон слушал, что ему говорила Люси; он пытался уловить смысл ее неоконченных фраз, и это занятие его забавляло. Мидж болтала Эдварду, мысли которого, казалось, были очень далеко, что-то бессвязное.

Дэвид бегло рассматривал присутствующих, сильными пальцами непрерывно кроша хлеб. В «Долину» он приехал очень неохотно. Ни сэра Генри, ни Люси он раньше не видел. В Британской империи ничего не вызывало его одобрения, и он ничего стоящего не ожидал увидеть и в имении сэра Генри. Эдвард, которого он знал, казался ему дилетантом, эту породу он презирал. Столь же снисходительно Дэвид дал оценку оставшимся гостям. Дамы — Мидж, Генриетта и жена доктора — ничего не стоят: в черепной коробке у них пусто. А сам доктор Кристоу — один из тех модных шарлатанов, которые делают карьеру в великосветских салонах. Все они — не люди, это — куклы, марионетки! Как жаль, что он не может показать им, как невысоко ставит их. Все они достойны презрения.

Последнюю фразу он повторил про себя три раза, и это принесло ему некоторое облегчение.

Генриетта очень старалась выполнить поручение Люси, но добилась весьма посредственных результатов. Короткие ответы Дэвида были до крайности нелюбезны. Тогда она решила прибегнуть к испытанному методу, который уже применяла в аналогичных случаях, чтобы развязать язык у молодых молчаливых людей. Она знала, что Дэвид любит хвастаться своими познаниями в области музыки. Она с умыслом высказала догматическое и заведомо несправедливое суждение об одном из современных композиторов.

План удался. Дэвид поднял голову, повернулся к ней, посмотрел ей прямо в глаза и возмущенно заявил, что она не знает даже основ этого вопроса. Он проглотил наживку, и Генриетта со смирением полного профана до конца обеда терпеливо слушала его лекцию о современной музыке. Люси Эндкателл улыбалась.

— Вы действительно великолепны! — сказала она, взяв Генриетту под руку по пути в гостиную. — Что нам теперь делать? Играть в бридж или в невинные игры?

— Думаю, Дэвид воспримет как личное оскорбление ваше предложение сыграть в загадки.

— Наверное, вы правы. Тогда бридж! Я убеждена, что он покажется Дэвиду более достойным занятием. Для него это будет прекрасный случай лишний раз показать свое превосходство.