— Вероятно, это была опасность, от которой никто не мог его защитить. Да, вот еще одна деталь — он всюду ходил вооруженным, никогда не убирая револьвер из кармана. Но в эту ночь, к несчастью, он был в халате и оставил револьвер в спальне. Раз мост был поднят — он считал себя в безопасности.

— Я хотел бы более четко разобраться в этих сроках, — сказал Мак-Дональд. — Ровно шесть лет прошло с тех пор, как Дуглас оставил Калифорнию. Вы последовали за ним в следующем году, не так ли?

— Совершенно верно.

— И он был пять лет женат. Значит, вы вернулись в Англию ко времени его свадьбы.

— За месяц перед венчанием. Я был его шафером.

— Знали ли вы миссис Дуглас до свадьбы?

— Нет, не знал. Я не был в Англии десять лет.

— Но после этого вы часто ее видели?

Баркер холодно взглянул на сыщика.

— Я часто видел ее после этого, — ответил он, — только потому, что невозможно посещать человека, не будучи знакомым с его женой. Если же вы предполагаете, что это...

— Я ничего не предполагаю, мистер Баркер. Я обязан задавать вопросы, какие нужны для выяснения дела. Но я не хотел вас оскорблять.

— Некоторые вопросы оскорбительны, — гневно ответил Баркер.

— Это только факты, которые мы желаем знать. В наших общих интересах, чтобы они были выяснены. Мистер Дуглас одобрял вашу дружбу с его женой?

Баркер побледнел, его большие сильные руки конвульсивно сжимали одна другую.

— Вы не имеете права задавать подобные вопросы, — крикнул он. — Что общего это имеет с делом, которое вы расследуете?

— Я должен повторить свой вопрос.

— Тогда я отказываюсь отвечать, — отрезал Баркер.

— Вы можете отказаться от ответа, но знайте, что ваш отказ является сам по себе ответом, так как вы не отказались бы отвечать, если бы не хотели скрыть что-либо.

Баркер постоял с минуту с нахмуренным лицом, его властные черные глаза выражали сильное напряжение мысли. Потом он улыбнулся и взглянул на нас.

— Хорошо, я вижу, джентльмены, что вы только исполняете свою обязанность, и я не имею права становиться вам поперек дороги. Я только прошу вас не мучить миссис Дуглас подобными расспросами, так как ей пришлось и без того много пережить. Я должен сказать вам, что бедный Дуглас имел только один недостаток — ревность. Он любил меня, ни один человек не мог сильнее любить своего друга. И он обожал свою жену. Он любил, когда я приходил сюда, и очень часто посылал за мной. А когда он видел, что мы с его женой болтали и, казалось, симпатизировали друг другу, на него точно налетала волна ревности, он терял всякое самообладание и говорил в такие минуты ужаснейшие вещи. Из-за этого я часто давал себе клятву никогда больше не приходить сюда, но он писал мне такие покаянные письма, что я изменял своему слову. Но вы должны поверить мне, джентльмены, что никто в мире не имел более любящей и верной жены и — я смело могу сказать, — друга, более преданного, чем я.

Это было произнесено горячо и с чувством, но и после этого инспектор Мак-Дональд не сразу отпустил свидетеля.

— Вы знаете, — сказал он, — что обручальное кольцо убитого было кем-то снято с его пальца?

— По-видимому, так, — сказал Баркер.

— Что вы хотите сказать этим «по-видимому»? Вы же знаете, что это — факт.

Баркер казался растерянным и смущенным.

— Когда я сказал «по-видимому», я хотел сказать, что вполне допускаю, что Дуглас сам снял кольцо.

— Тот факт, что кольцо исчезло, кто бы его ни снял, наводит на мысль, что между браком Дугласа и преступлением имеется какая-то связь?

Баркер пожал плечами.

— Не могу сказать, на какие мысли это наводит, — отвечал он. — Но если вы намекаете, что это может бросить тень на репутацию миссис Дуглас, то, — глаза его засверкали, но затем он видимым усилием сдержал свое волнение, — то тогда вы на ложном пути.

— У меня нет больше вопросов, — холодно сказал МакДональд.

— Только один маленький вопрос, — заметил Холмс. — Когда вы вошли в комнату, там горела только свеча на столе, не так ли?

— Да.

— И при ее свете вы увидели, что произошло что-то ужасное?

— Совершенно верно.

— Вы тотчас позвонили за помощью?

— Да.

— И она прибыла очень скоро?

— Через минуту или около того.

— Когда люди прибежали, они увидели, что свеча затушена и зажжена лампа. Это очень удивительно.

Баркер опять стал проявлять признаки смущения.

— Я в этом не вижу ничего удивительного, мистер Холмс, — отвечал он после некоторой паузы. — Свеча давала очень слабый свет. Моей первой мыслью было заменить ее чем-либо получше. На столе была лампа, и я ее зажег.

— И задули свечу?

— Конечно.

Холмс больше вопросов не задавал, и Баркер, осторожно взглянув на каждого из нас, причем в его взгляде я заметил какое-то недоверие, повернулся и вышел из комнаты.

Инспектор Мак-Дональд послал миссис Дуглас записку, в которой говорил, что может подняться в ее комнату, но она отвечала, что спустится к нам в столовую. Почти сразу после слуги в столовую вошла стройная и красивая женщина лет тридцати, сдержанная и владеющая собой в высшей степени, очень непохожая на трагически растерянную женщину, какой я ее себе рисовал. Правда, бледное лицо ее осунулось, как у человека, перенесшего тяжелый удар, но держалась она спокойно, и прекрасная тонкая рука, которой она оперлась об угол стола, была так же тверда, как моя собственная. Ее грустные вопрошающие глаза переходили с одного из нас на другого. Этот вопрошающий взгляд молодой женщины вскоре сменился отрывистой речью.

— Вы узнали что-нибудь? — спросила она.

Было ли это игрой моего воображения, но в вопросе послышался скорее страх, чем надежда. Не могу сказать этого с полной уверенностью.

— Мы делаем все зависящее от нас, миссис Дуглас, — сказал инспектор.

— Не стесняйтесь в расходах, — сказала она холодным бесстрастным тоном. — Я хочу, чтобы было сделано все возможное.

— Быть может, вы расскажете нам что-нибудь, что придаст делу новое освещение?

— Боюсь, что нет, но все, что я знаю, к вашим услугам.

— Мы слышали от мистера Сесиля Баркера, что вы не видели... что вы не были в комнате, в которой свершилось преступление?

— Нет, он задержал меня на лестнице. Он упросил меня вернуться к себе.

— Так. Вы услыхали выстрел и спустились вниз?

— Я накинула халат и хотела спуститься вниз.

— Через какое время после выстрела вы были задержаны мистером Баркером?

— Это могло быть через несколько минут. Трудно считать время в такой момент. Он умолял меня не входить туда. Он уверял, что я ничем не могу помочь. Тогда миссис Аллен, наша экономка, проводила меня обратно в спальню. Все это походило на кошмар.

— Не можете ли вы нам сказать, сколько времени ваш супруг находился внизу, пока вы не услышали выстрел?

— Нет, не могу. Он вышел из гардеробной, и я не слышала его шагов. Он каждую ночь обходил дом, потому что боялся пожара, — единственное, чего он вообще когда-либо боялся.

— Это как раз то, из-за чего я вас побеспокоил, миссис Дуглас. Вы впервые познакомились с вашим супругом в Англии, не так ли?

— Да.

— Вам не приходилось слышать, чтобы мистер Дуглас рассказывал о чем-нибудь, происшедшем с ним в Америке, что навлекло бы на него опасность?

Миссис Дуглас серьезно задумалась, прежде чем ответить.

— Да, — сказала она наконец. — Я всегда чувствовала, что над ним витает какая-то опасность. Он отказывался говорить о ней со мной. Это происходило не от недоверия — между нами всегда царили полнейшая любовь и доверие, — просто он желал оградить меня от любого огорчения. Он думал, что я буду огорчаться и беспокоиться, если все узнаю, и поэтому молчал.

— Как же тогда вы узнали о грозящей ему опасности?

Лицо миссис Дуглас осветилось спокойной улыбкой.

— Разве может мужчина скрыть что-либо от любящей женщины? Я почувствовала это по многим признакам. Я поняла это по его отказу рассказать мне некоторые эпизоды из его жизни в Америке, по некоторым предосторожностям, принятым им, по некоторым словам, которые у него вырывались иной раз. Я поняла это по той манере держаться, какую он проявлял по отношению к незнакомым людям. Я была вполне уверена, что у него есть сильные враги, что они могли напасть на его след и что он всегда был настороже. Я была так уверена в этом, что находилась в постоянном страхе, когда он задерживался где-нибудь.

— Могу я спросить, — сказал Холмс, — какие слова вашего мужа привлекли ваше внимание?

— «Долина Ужаса», — ответила леди. — Таким было выражение, употребляемое им, когда я расспрашивала о его прошлом. «Я был в Долине Ужаса и еще не совсем из нее вышел». — «Неужели мы никогда не выберемся из этой Долины Ужасов?» — спрашивала я, когда видела его серьезнее обыкновенного. — «Временами я думаю, что никогда», — отвечал он.

— Конечно, вы спрашивали его, что он подразумевал под «Долиной Ужаса»?

— Да, но его лицо становилось очень мрачным, и он покачивал головой. «Достаточно плохо уже то, что один из нас побывал в ее тени, — говорил он. — Дай бог, чтобы она никогда не упала на тебя». Это была какая-то существующая долина, в которой он жил и в которой с ним произошло что-то ужасное — в этом я уверена, — но больше ничего не могу сказать.

— Он не называл никаких имен?

— Нет. Но однажды у него был лихорадочный бред, происшедший после несчастного случая на охоте три года тому назад. Тогда я запомнила имя, беспрестанно им повторяемое. Он произносил его с гневом и ужасом: это имя «Мак-Гинти». Мастер Мак-Гинти. Я спросила, когда он выздоровел, кто такой Мастер Мак-Гинти и чьего тела он властитель. «Слава богу, не моего!» — ответил он, смеясь, и это было все, что я смогла от него узнать. Но, по-видимому, имеется какая-то связь между Мак-Гинти и Долиной Ужаса.