Но длинная рука масонов могла проникнуть даже в эту твердыню закона. Поздно ночью в камеру вошел тюремщик с охапкой соломы, которая должна была служить им постелью, и вынул из нее две бутылки виски, несколько стаканов и колоду карт. Арестованные провели ночь весело, нисколько не страшась суда.

Им действительно нечего было опасаться. Судья не имел достаточно данных для приговора, в силу которого дело передали бы в высшую судебную инстанцию. С одной стороны, метранпажи и наборщики признали, что освещение было плохое, что они очень волновались, и вследствие этого не могли клятвенно удостоверить личности нападавших, хотя, по их мнению, четверо обвиняемых находились в шайке. Отвечая на вопросы ловкого юриста, приглашенного мастером Мак-Гинти, они стали давать еще более туманнее показания. Пострадавший же еще раньше заявил, что, потрясенный неожиданностью нападения, он помнит лишь, что первый человек, ударивший его, был с усами. Стенд-жер прибавил, что на него, конечно, напали Чистильщики, потому что из всех окрестных жителей только они могли чувствовать к нему вражду, и еще задолго до ночного нападения он получал угрожающие письма, вызванные его заметками. С другой стороны, шестеро граждан, в том числе и муниципальный советник Мак-Гинти, ясно, твердо и единогласно показали, что обвиняемые играли в карты в Доме Союза и ушли из таверны очень поздно. Бесполезно прибавлять, что обвиняемых отпустили, сказав им несколько слов, очень похожих на извинение, а капитану Мерви-ну и всей полиции было сделано замечание за неуместное усердие.

После приговора публика в зале громко одобрила его. И немудрено: Мак-Мурдо увидел много знакомых лиц. Братья ложи улыбались и махали шляпами. Остальные присутствующие, сжав губы и сдвинув брови, зло смотрели на оправданных. Один малорослый, чернобородый решительный малый выразил свои чувства и мысли своих товарищей, бросив недавним арестантам:

— Вы, проклятые убийцы!.. Мы все же поймаем вас!

 Глава V

Самый темный час

Если что-нибудь могло увеличить популярность Мак-Мурдо среди братьев, то это сделали его арест и оправдание. В летописях общества еще не было случая, чтобы в первую ночь после вступления в ложу человек совершил такой поступок, из-за которого ему пришлось бы предстать перед судьей. Мак-Мурдо уже заслужил репутацию веселого гуляки, человека гордого и вспыльчивого, не способного снести оскорбление даже со стороны всемогущего мастера. Вдобавок к этому Чистильщики начали считать, что среди них нет другого брата, готового так охотно составить кровавый план и более способного выполнить его. «Он малый для чистой работы», — говорили между собой старшие братья и искали случая дать Джону серьезное поручение. У мастера было достаточно людей, но он признавал, что Мак-Мурдо — лучший из них.

Однако, если Мак-Мурдо приобрел расположение товарищей, то в другом месте он сильно проиграл, что было очень чувствительно для него. Шефтер не хотел иметь с ним никакого дела, не позволял ему даже входить в свой дом. Влюбленная Этги не могла совсем отказаться от Джона, но тем не менее здравый смысл подсказывал ей, к чему поведет ее брак с человеком, по слухам, преступным. Однажды утром, после бессонной ночи, красавица решила повидаться с Джоном, может быть, в последний раз и употребить все свои возможности, чтобы отстранить его от злых влияний.

Она подошла к дому старой ирландки и проскользнула в комнату, считавшуюся гостиной Мак-Мур до. Джон сидел за столом спиной к двери, перед ним лежало письмо. Внезапно Этти охватил порыв шаловливости — ведь ей было только девятнадцать лет. Она на цыпочках подкралась к нему и нежно положила руку на его плечо.

Если Этти надеялась испугать его, то она добилась этого, но, в свою очередь, была испугана и поражена. Мак-Мурдо мгновенно повернулся и, как тигр, прыгнул к ней, правой рукой схватив ее за горло, левой же смяв бумагу, лежавшую перед ним. Одно мгновение он смотрел на нее пылающим взглядом, а потом радость и удивление сменили на лице Джона выражение ужаса, которое заставило красавицу отшатнуться от него.

— Это вы? — сказал Джон, вытирая свой влажный лоб. — Подумать только, вы пришли ко мне, а я не нашел ничего лучше, как попытаться задушить вас. Подойдите, дорогая, — он протянул к ней свои руки, — позвольте загладить мой поступок.

Но она еще не отделалась от воспоминания о преступном страхе, который прочитала на его лице.

Ее подозрения превратились в уверенность.

— Вы писали другой, — произнесла она. — Я знаю это. В противном случае вы не стали бы скрывать от меня письмо. Может быть, вы писали вашей жене? Могу ли я быть уверенной, что вы холостяк, ведь вас здесь никто не знает.

— Я не женат, Этти, клянусь вам. Вы для меня единственная женщина в мире! Крестом нашего Господа клянусь вам.

От волнения он так побледнел, что она не могла больше сомневаться.

— Так почему же, — спросила молодая девушка, — почему вы не хотите показать мне письмо?

— Я скажу вам почему, милочка, — ответил он. — Я дал клятву не показывать его и, как не нарушил бы слова, данного вам, так сдержу и обещание, взятое с меня другими. Дело касается ложи, и оно тайна даже для вас.

Этти обняла своего друга.

— Бросьте их, Джек! Ради меня, бросьте!.. Я пришла к вам, чтобы просить вас об этом. О, Джек, смотрите, я на коленях прошу вас, умоляю, бросьте Чистильщиков...

Он поднял молодую красавицу и, прижав ее голову к своей груди, постарался ее успокоить.

—  Право, моя дорогая, вы сами не знаете, что просите. Могу ли я бросить начатое? Ведь это равнялось бы нарушению торжественной клятвы, измене! Если бы вы ясно видели обстоятельства, в которых я нахожусь, вы не просили бы этого. Кроме того, могу ли я бежать? Не предполагаете же вы, что ложа отпустит человека, знающего все ее тайны?

—  Я уже все обдумала, Джек, и составила план. У отца есть кое-какие деньги и ему надоел город, в котором страх омрачает нашу жизнь. Он готов уехать. Мы вместе уедем в Филадельфию или в Нью-Йорк и спрячемся там.

Мак-Мур до засмеялся.

—  У ложи длинные руки. Вы думаете, что они не могут протянуться отсюда в Филадельфию или в Нью-Йорк?

—  Тогда уедем на Запад, или в Англию, или в Швецию, из которой переселился отец. Уедем, когда хотите, только бы оказаться далеко от этой Долины Ужаса.

Мак-Мурдо вспомнил о брате Моррисе.

—  Уже второй раз при мне дают такое имя долине, — сказал он. — Действительно, многих из нас давит тяжелый страх.

—  Да, каждая минута нашей жизни омрачена. Может быть, вы думаете, Бальдвин простил? Он просто боится вас. Если бы вы видели, какими глазами он смотрит на меня...

— Если поймаю его на этом, я его хорошенько проучу. Но поймите, моя милая, я не могу уехать. Зато, если вы предоставите мне действовать, я постараюсь подготовить такой путь, чтобы с честью выйти по нему из запутанных дел.

— В таких делах нет ничего почетного.

—  Да, да, с вашей точки зрения. Но дайте мне шесть месяцев, и я употреблю их на то, чтобы иметь право, не стыдясь ничьих взглядов, уйти из долины.

Молодая девушка весело засмеялась.

— Шесть месяцев? — произнесла она. — Вы обещаете?

—  Ну, может быть, мне понадобится семь или восемь, самое большее через год мы расстанемся с долиной.

Больше Этти ничего не добилась, но все же это был прогресс. Теперь слабый свет рассеивал мрак будущего. Этти вернулась домой с более легким сердцем, нежели когда-либо с тех пор, как в ее жизнь вошел Мак-Мурдо.

Может быть, из-за того, что Джон сделался братом, и потому теперь все дела общества сообщались ему, он скоро узнал, что организация оказалась гораздо обширнее и сложнее. Даже Мак-Гинти многого не знал, так как брат высшей степени, называвшийся областным делегатом и живший в Гобсоне, ведал многими отдельными ложами и самовластно распоряжался ими. Мак-Мурдо только однажды видел его, маленького, хитрого седого человека, похожего на крысу, который не ходил, а скользил, бросая направо и налево взгляды, полные лукавства. Его звали Иване Потт, сам мастер ложи № 341 чувствовал к этому человеку что-то похожее на отвращение и страх.

Однажды Сканлен, живший в одном доме с Джоном, получил от Мака-Гинти письмо, к которому была приложена записка, набросанная рукой Иванса Потта. Этот человек сообщал главе ложи Вермисы, что он присылает к нему двух хороших ребят, Лоулера и Эндрюса, которым предстоит поработать в окрестностях города. Дальше в записке Потта говорилось, что он считает благоразумнее не объяснять подробностей дела, порученного прибывшим в Верми-су братьям. Не потрудится ли мастер хорошенько спрятать их и позаботиться о них до наступления времени действий? Со своей стороны, Мак-Гинти писал Сканлену, что никого не может спрятать в Доме Союза, а потому просил его и Джона на несколько дней приютить у себя приезжих.

В тот же вечер явились Лоулер и Эндрюс. Лоулер, человек пожилой, как видно, наблюдательный и замкнутый, одетый в черный сюртук, с мягкой фетровой шляпой на голове и с седой растрепанной бородой, походил на странствующего священника. Его спутник, Эндрюс, почти мальчик, веселый, с открытым лицом и резкими манерами, казался школьником, который наслаждается каникулами и боится истратить даром хоть одну минуту. Они оба не пили спиртного и во всех отношениях вели себя как примерные граждане. Между тем оба успели доказать, что они прекрасные орудия преступной ассоциации. Лоулер выполнил четырнадцать поручений общества, Эндрюс — три.

Мак-Мурдо скоро убедился, что они охотно говорили о своих прошлых делах, отзываясь о них со скромной гордостью людей, бескорыстно служивших обществу. О предстоящей же задаче упоминали очень сдержанно.