— Ребята, в городе живет человек, которого следует укротить, и это должны сделать вы. Я говорю о Джемсе Стенджере, редакторе «Герольда». Читали, что он опять написал о вас?

В зале послышались проклятия. Мак-Гинти вынул из жилетного кармана газету.

— «Закон и порядок» — это заглавие статьи. Дальше идет: «В угольной и железной области царит террор. Со времени первых убийств прошло двенадцать лет, и это время доказало существование у нас преступной организации. Преступления не прекращаются и теперь дошли до такой степени, что делают нас отвратительными для всего цивилизованного мира. Разве ради таких результатов наша великая родина принимает в свое лоно чужестранцев, бегущих от европейского деспотизма? .Разве гостеприимство им оказывается для того, чтобы они превращались в тиранов для людей, давших им пристанище? Имена преступников известны. Их организация существует открыто. Долго еще мы будем терпеть такое положение вещей? Неужели нам вечно предстоит жить...» Пожалуй, хватит читать эту дрянь, — произнес председатель, бросая бумагу на стол. — Вот как он говорит о нас, и я спрашиваю: как мы должны поступить с ним?

— Убить его! — раздалось несколько восклицаний.

— Я протестую, — сказал брат Моррис. — Повторяю, братья, наша рука слишком сильно давит долину, и наступит время, когда отдельные люди соединятся во имя самообороны и раздавят нас. Джемс Стенджер старик. Его уважают в городе и округе. Если он будет убит, весь штат взволнуется.

— Стоит мне поднять палец, — сказал Мак-Гинти, — и я соберу двести человек, которые очистят весь город. — И вдруг, усилив голос и грозно сдвинув свои черные густые брови, он произнес: — Смотрите, брат Моррис, я слежу за вами уже не первый день. У вас самого нет смелости, и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо вам придется, когда ваше имя появится в моих списках, а мне начинает казаться, что я скоро внесу его в мою памятную книгу.

Моррис смертельно побледнел, его колени стали подгибаться, и он бессильно опустился на стул. Его дрожащая рука подняла стакан, и прежде, чем ответить, он сделал несколько глотков.

— Прошу прощения у вас, почтенный мастер, и у всех братьев, если я сказал больше, чем следовало. Вы все знаете, что я верный брат и боюсь только, чтобы с ложей не случилось чего-нибудь дурного. Именно этот страх заставил меня произнести неосторожные слова. Однако я больше доверяю вашим суждениям, достопочтенный мастер, нежели своим собственным, и обещаю, что никогда больше не погрешу в этом смысле.

Слушая смиренные слова Морриса, Мак-Гинти перестал хмуриться.

— Отлично, брат. Мне самому было бы грустно, если бы пришлось дать вам урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство как в словах, так и в делах. А теперь, ребята, — продолжал он, оглядывая общество, — вот что я скажу вам: если мы накажем Стенджера в полной мере, это навлечет на нас большие неприятности. Издатели и редакторы держатся друг за друга, и в случае его смерти все газеты в штате поднимут крик, взывая к полиции и войскам. Тем не менее вы можете хорошо проучить его. Вы согласны взять это на себя, брат Бальдвин?

— Конечно, — охотно вызвался молодой человек.

— Сколько товарищей вы возьмете с собой?

— Пятерых. Пойдут Гойер, Менсель, Сканлен и двое Вильбайев.

— Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, — заметил председатель.

Тед Бальдвин посмотрел на Мак-Мур до, и его взгляд показал, что он не простил и не забыл.

— Пусть идет, если хочет, — мрачно сказал Тед. — Этого довольно. И чем скорее мы начнем дело, тем лучше.

Общество разошлось. В баре было еще много гуляк, и некоторые братья остались в Доме Союза. Маленькая шайка, выбранная для исполнения приговора, двинулась по двое, по трое по маленьким улицам, чтобы не привлекать к себе внимания. Стоял сильный мороз. На усеянном звездами небе ярко блестел полумесяц. Чистильщики собрались на площадке против высокого здания. Напечатанные золотыми буквами слова «Герольд Вермисы» блестели между ярко освещенными окнами. Из дома доносился стук печатной машинки.

— Эй, вы, — сказал Бальдвин Джону, — стойте внизу у дверей и наблюдайте, чтобы путь для нас был чист. С вами останется Артюр Вильбай. Остальные — за мной. Не бойтесь, ребята, около двенадцати свидетелей покажут, что в данную минуту вы в Доме Союза.

Подходила полночь, по улице брели редкие гуляки, возвращавшиеся домой. Открыв дверь редакции газеты, Бальдвин и выбранные им люди вошли в дом и побежали по лестнице. Мак-Мурдо и Вильбай остались внизу. Из комнаты вверху послышались крики, призыв на помощь, топот, звуки падающих стульев. На площадку лестницы выбежал седой человек, но его схватили, очки несчастного со звоном упали к ногам Мак-Мурдо. Раздался глухой стук и стон. Старик лежал ничком, шесть палок застучали по его спине. Он корчился, его худые длинные ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец, все, кроме Бальдвина, прекратили истязание, но Тед, с лицом, искаженным адской улыбкой, продолжал бить старика по голове. Седые волосы усеялись кровавыми пятнами. Бальдвин склонялся над своей жертвой, нанося короткие, злые удары каждый раз, когда видел незащищенную часть головы. Джон быстро поднялся по лестнице и оттащил Теда от редактора.

— Вы убьете его, — сказал Мак-Мурдо, — довольно!

Бальдвин с изумлением посмотрел на него.

— Будьте вы прокляты! Кто вы такой, чтобы вмешиваться! Вы новичок в ложе! Прочь! — Он поднял палку, но Мак-Мурдо вынул револьвер из своего кармана.

— Нет, это вы уходите прочь, — произнес он. — Если вам вздумается поднять на меня руку, пуля размозжит вам лицо. Что же касается ложи, скажите, разве мастер не запретил убивать этого человека? А что вы делаете, как не убиваете его?

— Он говорит правду, — заметил один из шайки.

— Скорее разбегаемся! — закричал снизу Вильбай. — Окна освещаются, и через пять минут сюда соберется весь город.

Действительно, на улице загудели голоса, маленькая группа наборщиков и несколько метранпажей собрались в нижней передней, готовясь к действию. Преступники оставили ослабевшего, неподвижного редактора на верхней площадке, выбежали из здания газеты и двинулись по улице. Некоторые, дойдя до Дома Союза, смешались с толпой и шепнули хозяину бара, что дело сделано; другие же, в их числе и Мак-Мурдо, рассыпались по маленьким улицам и кружными путями направились к себе домой.

 Глава IV

Долина Ужаса

Проснувшись на следующее утро, Мак-Мурдо тотчас вспомнил о церемонии своего вступления в ложу. От выпитого у него болела голова, а заклейменная рука сильно распухла и воспалилась. Так как молодой ирландец имел особые доходы, он не очень усердно занимался в конторе, а потому в этот день поздно позавтракал и все утро писал письмо одному своему другу. Окончив его, он развернул «Герольд». В добавочном столбце он прочитал заглавие: «Преступление в редакции. Редактор серьезно пострадал». Дальше шел короткий отчет о случившемся, но, конечно, Джон знал об этом гораздо лучше, нежели писавший. Статья кончалась такими словами: «Дело находится в руках полиции, однако вряд ли можно надеяться, что расследование приведет к каким-либо результатам. Тем не менее несколько преступников узнали, и следует предполагать, что они будут осуждены. Вряд ли следует говорить, что преступление было совершено по приказу бесчестного общества, столько лет терзающего нашу долину. Общества, против которого решительно восставал «Герольд». Многочисленные друзья мистера Стенджера с удовлетворением узнают, что, хотя он был жестоко, безжалостно избит и получил несколько сильных повреждений головы, его жизни не грозит опасность».

Ниже говорилось, что для защиты редакции газеты вытребован патруль полиции, вооруженный ружьями.

Джон положил газету. Он дрожавшей от излишеств предыдущей ночи рукой зажигал табак в трубке, когда в дверь его комнаты постучались и вошла вдова Мак-Нама-ра, передавшая ему записку, которую только что принес мальчик. В конце записки не было подписи.

«Я хочу поговорить с вами, — было в ней, — но не у вас в доме. Вы можете встретить меня возле флагштока на Мельничном холме. Если вы туда придете тотчас, я вам скажу кое-что важное и для вас и для меня».

Мак-Мурдо дважды и с большим удивлением прочитал эти строки, он не мог понять, что они значили и кто их написал. Если бы почерк был женский, он предположил бы, что записка является началом одного из любовных приключений, которыми изобиловала его прошедшая жизнь. Но он не сомневался, что перед ним почерк мужчины, и мужчины образованного. Подумав немного, Джон решил узнать, в чем дело.

«Мельничный холм» — название плохо содержавшегося общественного парка в самом центре города. Летом его наполняли гуляющие, но зимой парк выглядел довольно уныло.

Мак-Мурдо двинулся вверх по вьющейся дорожке, окаймленной елочками, и наконец дошел до пустого ресторана, являющегося центральным местом летних сборищ. Рядом с домом торчал пустой флагшток, а под этим высоким столбом стоял человек, опустивший на лицо поля шляпы и поднявший воротник своего пальто. Человек повернул голову, и Мак-Мурдо узнал брата Морриса, который накануне так рассердил мастера. Вместо приветствия они обменялись сигналами ложи.

— Я хотел поговорить с вами, мистер Мак-Мурдо, — сказал Моррис с неуверенностью, которая доказывала, что он коснется щекотливой темы. — С вашей стороны было правильно принять мое приглашение.

— Почему вы не подписались?

— Необходима осторожность, мистер. В наше время не знаешь, что выйдет из того или другого, не знаешь, можно доверять человеку или нет.

— Братьям своей ложи следует доверять.

— Не всегда, — с жаром возразил Моррис. — Все, что мы говорим, даже то, что мы думаем, по-видимому, передается этому Мак-Гинти.