– «Дорогой, инспектор Макдональд», – говорилось в записке. – «Официальное прошение о направлении вас в Уэссекс находится в отдельном пакете. Эта записка – только для вас. Телеграфируйте мне, каким поездом вы отправитесь. Желательно выехать пораньше. Я встречу вас лично, или поручу это дело кому-нибудь из моих ребят. Простите, но я слишком занят. Дело сложнейшее, выезжайте не медля. Если можете, попросите приехать и мистера Шерлока Холмса, здесь ему будет над чем поломать голову. На первый взгляд преступление похоже на дешевенькую пьеску в заштатном театре, если бы в центре сцены не лежал настоящий труп. Уверяю вас, дело сложнейшее!».

– Ваш знакомый производит впечатление неглупого человека, – сказал Холмс, выслушав Макдональда.

– Да, сэр, насколько я могу судить, он малый очень сообразительный.

– Есть еще какие-нибудь сведения?

– У меня нет. Все остальное нам расскажет Мейсон.

– Но тогда откуда вы узнали, что мистер Дуглас убит, да еще зверски?

– Из официального отчета, присланном в Скотланд-Ярд. Кстати, там не было слова «зверски», это – не полицейский термин, а литературный. В отчеты сообщалось, что Джон Дуглас убит в результате выстрела в голову, произведенного из огнестрельного оружия, и что смерть его наступила ближе к полуночи. Упоминалось в нем и время, когда прислуга подняла тревогу и сообщила о случившемся в полицию. Арестов произведено не было. В заключении отчета говорилось, что дело очень сложное, поскольку никаких видимых причин для убийства нет. Вот теперь все, мистер Шерлок Холмс. Сейчас вы знаете об этом деле не меньше меня.

– Тогда с вашего разрешения на том мы и закончим, мистер Мак. В нашей профессии самое главное – всячески избегать соблазна делать преждевременные выводы и выдумывать гипотезы, а при недостатке данных это занятие чревато провалом. Пока определенно известно две вещи – в Лондоне находится величайший из преступников, а в Сассексе лежит труп. Если это – концы одной и той же цепочки, следовательно, наша с вами задача – отыскать недостающие звенья.

Глава 3

Трагедия в Берлстоуне

А теперь, дорогой читатель, ваш покорный слуга должен ненадолго прервать рассказ о поездке, вернуться на некоторое время назад и показать, какие события предшествовали нашему приезду в Берлстоун. Я не боюсь сообщать вам о событиях, с которыми мы познакомились позже, поскольку знаю точно – вам необходимо знать все заранее, чтобы вынести свое суждение и о людях, замешанных в этом деле и об обстоятельствах самого преступления, столь же странного сколь и зловещего.

Вообще-то Берлстоун это никакой не город, а деревушка, состоящая из коттеджей, частью деревянных, частью – каменных, расположенная на самом севере графства Сассекс. Веками деревушка оставалась такой же, какой и была построена изначально. Однако в последние годы и её изумительное расположение, и красоты местной природы начали привлекать внимание богатых горожан. Сейчас в Берлстоуне и в окружающих её лесах стоит множество новеньких вилл. Кстати, сами негустые леса тянутся здесь очень далеко, до северных меловых отложений. С появлением новых обитателей в Берлстоуне забила жизнь, возникло несколько магазинов, мастерских. Вследствие этого некоторые наиболее горячие и тоскующие по цивилизации головы, считают, что древнее поселение вскоре превратится в большой современный город. Может быть, оно и так, но пока что Берлстоун можно назвать всего лишь возрождающимся поселком, с завидным, правда, расположением он находится в самом центре равнины, а милях в двенадцати к востоку от него, уже за границей графства, в Кенте, находится крупный город Танбридж-Уэллз.


В полумиле езды от Берлстоуна, окруженное громадным старым парком, знаменитым своими огромными столетними буками, находится самое древнее здание в округе, поместье Мейнор-хауз. Часть этого внушительного здания уходит корнями во мглу веков, во времена первых крестовых походов. Именно тогда Гуго де Капос в центре подаренных ему красным королем земель выстроил себе небольшую крепость. В 1543-м году ее уничтожил пожар, и часть почерневших камней во времена якобинцев использовалась для сооружения постройки нового типа – кирпичного загородного дома, выросшего на руинах феодального замка. Мейнор-хауз оставалось таким же, каким соорудил его архитектор начала семнадцатого века – внушительным зданием с многочисленными фронтонами и небольшими окнами, больше похожими на бойницы. Из двух грозных рвов, некогда защищавших воинственного обитателя дома, один давно засох и сменил профессию, превратившись в скромный огород. Внутренний же ров, хоть и небольшой, всего в несколько футов глубиной, но широкий, никак не меньше сорока футов, все еще окружал поместье. Наполнял его маленький быстрый ручей, который затем исчезал в лесу, так что бурлящая вода во рву была всегда чистой. Окна первого этажа дома находились всего в футе от поверхности воды. Единственный подход к Мейнор-хаусу открывал подъемный мост, такой же древний, с толстыми, давно поржавевшими цепями и воротом. Последние обитатели дома, впрочем, приложили немало усилий к тому, чтобы он исправно функционировал, так что мост регулярно, каждый вечер поднимали, а утром опускали. Обновив, таким образом, древнюю традицию, теперешние владельцы поместья превратили феодальное владенье в уютный островок, и этот факт имел очень важное значение в том таинственном происшествии, слух о котором в скором времени всколыхнул всю Англию.

Несколько лет дом был совершенно необитаем, и уже грозил было, развалившись, превратиться в живописные руины, как вдруг появилась чета Дугласов, состоящая из Джона Дугласа и его жены, и приобрела Мейнор-хауз. О Джоне Дугласе говорили как о человеке, замечательным во всех отношениях; это был статный крепыш с волевым тяжелым лицом, небольшими седоватыми усами и пронизывающим взглядом стальных глаз. В свои пятьдесят лет он, казалось, не потерял ни грамма былой энергии и силы. Всегда веселый и приветливый с соседями, он вел себя иногда слишком уж раскованно, даже несколько запанибрата, что выдавало в нем выходца из слоев, находящихся много ниже уровня Сассекского общества. Но, несмотря на сдержанно-любопытное отношение к себе со стороны своих окультуренных соседей, коих давно коснулась английская цивилизация, он вскоре приобрел огромную популярность среди них тем, что никогда не жалел денег на благотворительность и участвовал во всех празднествах, включая концерты для некурящих, где, к удивлению селян, не позволял себе курить. Обладая сочным баритоном, он сам нередко выступал, не жеманясь и не заставляя себя долго просить. А пел он очень даже неплохо. Джон Дуглас было очень богат, так как долгое время, по его словам, провел на золотых приисках в Калифорнии. Жена его также говорила соседям, что её муж много лет провел в Америке. Но если, до некоторых пор его считали просто щедрым богачом с демократическими манерами, то после одного эпизода о Джоне Дугласе стали говорить и о как человеке исключительной смелости. И дело тут не в том, с каким упорством он хотел научиться ездить верхом, не в его пренебрежении к ушибам и ударам, и не в том, что он, не обращая внимания на смех зрителей, сопровождавший его кульбиты, снова и снова вскакивал в седло. Все это ничего не значащая мелочь по сравнению с тем геройством, какое он проявил на пожаре. Когда загорелся дом местного священника, Джон Дуглас одним из первых бросился спасать нехитрое имущество викария и продолжал выносить вещи даже после того, как пожарные, боясь оказаться под горящими развалинами, отказались входить в огонь. Вот так и случилось, что Джон Дуглас, новый владелец Мейнор-хауза, всего за каких-то пять лет приобрел себе в Берлстоуне репутацию прекрасного человека и достойного соседа.

Те, кому удалось познакомиться с его женой, считали его супругу очаровательной, весьма недурно воспитанной дамой. Правда, таких было очень немного, ибо далеко не всякая англичанка даст себе волю до такой степени, что заедет к соседке, когда та по своему приезду не устроила для общины приличный прием. Мисс Дуглас, впрочем, не обращала внимания на церемонии, так как, во-первых, попросту не догадывалась о них, а во-вторых, больше занималась не исследованиям провинциальных светских нравов, а мужем и домашними делами. Известно было, что она англичанка, и познакомилась с мистером Дугласом в Лондоне в то время, когда он уже овдовел. Мисс Дуглас, красивая высокая шатенка, изящная и всегда со вкусом одетая, была лет на двадцать моложе своего мужа, но эта диспропорция, казалось, ни в малейшей степени не осложняла её семейную жизнь. Правда, некоторые, особо близкие и внимательные знакомые, сразу определили, что между супругами Дуглас нет того доверия и единодушия, которое обыкновенно бывает или предполагается быть между супругами. Вывод основывался на факте, что мисс Дуглас не могла вразумительно ответить на вопросы, чем занимался её муж до встречи с ней. Она умолкала, но не потому, что хотела что-либо скрыть, а оттого, что, как выяснилось, попросту ничего не знала о добрачной жизни своего мужа. Такое обстоятельство не могло укрыться от придирчиво-внимательных глаз. Кроме того, слуги донесли, что мисс Дуглас очень сильно нервничает, если её муж задерживается где-нибудь допоздна, и это известие получило немедленный и многозначительный отклик среди соседей. В тихой милой провинции, где всегда приветствуется любая сплетня, маленькая слабость владелицы Мейнор-хауза не только не осталась незамеченной, но со временем, когда события приняли известный нам оборот, приобрела особый, значительный смысл.

Эпизодически в Мейнор-хауз наезжал некий джентльмен, чьё имя так и осталось бы никому не известным, не окажись он также свидетелем таинственного происшествия в поместье. Сесил Джеймс Баркер, так звали этого господина, владельца поместья Хейлз-лодж, в Гемпшире. Долговязую, сутулую фигуру мистера Баркера частенько видели на центральной улице Берлстоуна, ибо он был нередким и желанным гостем в Мейнор-хаузе. Многие уже знали, что мистер Баркер – старинный и, похоже, что здесь, в Англии, единственный друг мистера Дугласа, человека в округе известного, потому и обращали на него особое внимание. Но если от мистера Дугласа за милю пахло Америкой, то мистер Баркер был, несомненно, англичанином. Правда, как он сам говорил, с мистером Дугласом он познакомился и сдружился в Америке. Там они провели много лет на золотых приисках. Мистер Баркер также был весьма богат, к тому же холостяк. Внешность у него была впечатляющая и грозная, этакий высоченный широкоплечий здоровяк лет сорока – сорока пяти, с идеально выбритым костлявым лицом боксера и с густыми черными бровями, нависшими над парой темных пронизывающих глаз. Не нужно было видеть его крупные кулаки, чтобы сразу сказать – такому даже толпа хулиганов побоится преградить дорогу. Мистер Баркер не был ни наездником, ни охотником, он проводил дни либо прогуливаясь по Берлстоуну, с неизменной трубкой во рту, либо катаясь с хозяином, а в его отсутствие – с прелестной хозяйкой – по очаровательным окрестностям. «Очень добродушный и весьма щедрый господин», – говорил о мистере Баркере Эймс дворецкий из Мейнор-хауза и задумчиво добавлял: «Не хотел бы я встретиться с ним на узенькой дорожке». Не менее чем с мистером Дугласом, мистер Баркер был дружен и приветлив с миссис Дуглас, и это обстоятельство – что не раз замечали не только соседи, но даже слуги, – очень раздражало владельца Мейнор-хауза. Вот, собственно, и все о третьем лице, оказавшемся под крышей Мейнор-хауза в тот момент, когда произошла трагедия. Что же касается других обитателей старинного поместья, то их в Мейнор-хаузе было немного: уже упоминаемый мною Эймс, человек достойный и услужливый, и миссис Аллен, веселая, улыбчивая толстушка, в обязанности которой входило помогать леди по хозяйству. Остальные шестеро слуг не имеют никакого отношения к случившемуся шестого января событию.