– Неужели Стэплтон надеялся до такой степени напугать сэра Генри, что у того разорвется сердце? Не думаю, чтобы у молодого здорового мужчины не хватило ума догадаться, что перед ним – раскрашенная собака и смелости, чтобы дать ей отпор.

– Отпор он ей и мог бы дать, но едва ли борьба закончилась в его пользу. Во-первых, одного вида собаки было достаточно, чтобы хоть на несколько секунд, но парализовать волю баронета, а этого времени вполне хватило б, чтобы злобный голодный пес ужасающей мощи повалил бедного сэра Генри и разорвал ему глотку.

– Да, несомненно. Но остается еще одна трудность. Давайте представим, что планы Стэплтона осуществились, и он становится наследником поместья и состояния Баскервилей. Как он тогда объяснит то факт, что долгое время жил поблизости от своих владений, не претендуя на них, да еще под чужой фамилией? Зачем ему это скрывать свое происхождение? Это очень подозрительно. Не лучше ли было заявить о своих правах сразу?

– Во всем деле это – самое непостижимое. Простите, Уотсон, но вы слишком многого от меня требуете. Есть вещи, которые даже я объяснить не могу. Да, кстати, я не занимаюсь будущим, моя область – прошлое и настоящее. Кто и что собирается делать в будущем, и как, меня не интересует, потому что на подобные вопросы ответить нелегко. Миссис Стэплтон заявляла, что её муж неоднократно говорил ей о будущем. У него имелось много возможностей получить наследство. Во-первых, он мог уехать в Южную Америку, где и заявить о себе. Там же он предъявил бы британским властям все бумаги, и оттуда же совершил продажу поместья. Как видите, в этом случае ему не нужно появляться в Англии. Но можно было на короткое время и появиться в Лондоне, только предварительно слегка подгримировавшись. Имелся и второй вариант – Стэплтон нанимал поверенного, который, имея на руках все бумаги, совершил бы все необходимые формальности. Этот способ дороже, ведь поверенный потребовал бы больших денег, но зато он абсолютно безопасен. Не знаю, как бы поступил Стэплтон на самом деле, но нужно полагать, что при его сообразительности он бы с успехом выкрутился из щекотливого положения. Ну а теперь, Уотсон, после нескольких недель столь упорного труда и одной беспокойной ночи, мы с вами имеем полное право заняться вещами куда как более приятным. У меня есть два билета в оперу, на “Гугенотов”. Причем, обратите внимание – мы будем сидеть в ложе для почетных гостей. Вы ни разу не слышали, как поет де Рецке? О, ну тогда идите одеваться, я жду вас через полчаса. А перед тем, как отправиться в оперу, ненадолго заедем пообедать к Марчини. Что, вы и там не бывали?

Долина Страха

Часть 1. Трагедия в Берлстоуне

Глава 1

Предупреждение

– Я склонен думать…, – заговорил было я, но Холмс немедленно перебил меня ехидным замечанием:

– Думать? Вы меня приятно удивляете.

Нет в мире человека несчастнее и терпеливее меня. Уверен, что немногие из смертных способны выдерживать Шерлока Холмса столь долгое время. За время нашего знакомства я научился пропускать мимо ушей язвительные шуточки моего друга, но на сей раз его колкая реплика всерьез задела меня.

– Послушайте, Холмс, – гневно воскликнул я. – Временами вы становитесь просто невыносимы!

Но Холмс мне не ответил. Поглощенный своими мыслями, он, по правде говоря, меня и не слышал. Подперев кулаком щеку, он задумчиво рассматривал выпавший из конверта небольшой лист бумаги. Рядом остывал нетронутый Холмсом завтрак. Вдоволь насмотревшись на листок, Шерлок взял в руки конверт, поднес к свету и принялся внимательно, по миллиметру, изучать его.

– Почерк Порлока, – задумчиво пробормотал Холмс. – Да, да, рука, несомненно, его. Мне всего дважды доводилось видеть этот почерк, но я хорошо помню его тонкости. Он очень странно пишет букву «в», по-гречески, как «эпсилон», да еще с такой смешной черточкой наверху. Или это волнистая линия? Как она называется? В испанских словах она встречается очень часто. Ладно… Но Порлок не станет тратить время на пустяки. Если он пишет письмо, значит, действительно случилось что-то очень важное.

Шерлок говорил очень тихо, скорее обращаясь к себе, а не ко мне. Я вслушивался в его тихий задумчивый голос, и мало-помалу недовольство мое улеглось. Постепенно меня начал охватывать такой же, как у него, интерес к письму.

– Какое странное имя – Порлок. Кто это? поинтересовался я.

– Порлок, мой дорогой Уотсон, это не кто, а что, – поправил меня Шерлок. – Это не имя, а, как говорят французы, nom de plume, то есть литературный псевдоним, за которым скрывается хитрый и изворотливый человек. Когда-то в одном из писем он любезно признался мне, что Порлок – не настоящее его имя и посоветовал не трудиться и не искать его. Я, тем не менее, попытался это сделать, но следов его в нашем кишащем миллионами жителей городе так и не нашел. Но Порлок интересен не сам, а своими связями. Он на короткой ноге со многими великими мира сего. Вам, наверное, интересно знать, как он выглядит? Ну, так представьте себе скользкого угря с пастью акулы, или шакала с львиным сердцем. Вам ничего не говорит такое описание? Хотя, признаться, оно явно недостаточно. Порлок намного интереснее и значительнее. Или значимее. Впрочем, и это слово не совсем подходит к нему, мой дорогой Уотсон. Порлок – личность в высшей степени опасная и зловещая. Потому-то он и попал в мое поле зрения. Я, помнится, как-то рассказывал вам о профессоре Мориарти?

– Да. Известный ученый и знаменитый преступник. Пользуется громадным авторитетом как в научных кругах, так и среди негодяев.

– Стыдитесь, Уотсон, – пробормотал Шерлок Холмс укоризненно. – Намекая на мои промахи, вы заставляете меня краснеть.

– Я хотел прибавить, что этот уголовник известен только узкому кругу своих почитателей. Широкой публике он неизвестен.

– Очень слабое утешение, Уотсон. Однако, вы, оказывается, тоже способны говорить колкости. Ну что ж, в дальнейшем придется быть с вами поосторожнее. Тем не менее, называя Мориарти уголовником, вы, говоря языком закона, клевещете. Он – честь и слава преступного мира. Величайший мошенник всех времен, организатор дьявольских по своей изощренности злодеяний, властелин и мозг преступного мира, ум, которому под силу вершить судьбы наций вот какой должна быть характеристика этого человека. И ни разу на него не пало подозрение, он абсолютно чист перед законом. А как блестяще он владеет собой! Он словно играет с публикой. Он, то предстает перед ней в роли надменного ученого, то является перед нами в образе мелкого служащего, униженного и оскорбленного в своих лучших чувствах. И при всем при этом он не чувствует к нам ничего, кроме презрения. Это великий актер, Уотсон, совершенно нечувствительный ни к критике, ни к патетическим призывам. Он неуязвим и поэтому со снисходительной усмешкой наблюдает за жалкими попытками подкопаться под него. Эх, Уотсон, Уотсон. Да услышь Мориарти, как вы называете его уголовником, он бы потащил вас в суд за оскорбление и выиграл бы. И плакала тогда ваша годовая пенсия, ушла бы она на возмещение морального ущерба профессору. Кстати, вы читали его книгу «Динамика астероидов»? О, Уотсон, настоятельно рекомендую сделать это. В ней он поднимается до поразительных высот в математике. Его выводы неожиданны и блистательны до такой степени, что, как говорят, нет человека, который бы осмелился усомниться в них, поскольку при всей своей оригинальности они неопровержимы. На кого вы поднимаете руку, мой дорогой друг? Да вы только вдумайтесь – заштатный костоправ, неспособный связать двух слов, и мировая знаменитость, светило науки. Вы чувствуете разницу в весовых категориях? Мориарти – гений, истинный гений. Но я все равно до него доберусь. Дайте только срок, вот разделаюсь со всякой шантрапой, и сразу же займусь им.

– Хотелось бы мне посмотреть, как это будет происходить! – с жаром воскликнул я, нисколько не обидевшись на Холмса за костоправа. Но вы начали разговор с Порлока.

– Ах, да, я немного увлекся. Так вот, этот самый Порлок – одно из звеньев в цепи, связывающий меня с Мориарти. И причем звено, очень близко расположенное к её великому началу. Я не шучу, Уотсон. Порлок – на самом деле фигура значительная. И именно по нему можно судить о крепости самой цепи.

– Но если вы нащупали Порлока, стало быть, цепь не столь уж и крепка. Значит, есть в ней и слабые звенья.

– Совершенно верно. Вот почему Порлок так важен для меня. В нем еще теплятся остатки чувства справедливости, которые я подогреваю, время от времени отправляя ему под самыми разными предлогами десятифунтовые банкноты. А взамен этого он снабжает меня чрезвычайно ценной информацией. И эта информация тем ценна, что помогает мне предотвратить преступление, последствия которого будут гораздо серьезнее. Во всяком случае, мне хотя бы не придется искать пути возмездия. Вот и сейчас в этом письме, а точнее, в шифрованном сообщении, речь идет о готовящемся преступлении. Осталось только найти ключ, чтобы прочитать его.

Шерлок Холмс в который уже раз провел по листку ладонью, расправляя его. Я поднялся и, глядя через плечо моего друга, прочитал весьма странную надпись:


534 С2 13 127 36 31 4 17 21 4 17 21 41ДУГЛАС 109 293 5 37 БЕРЛСТОУН26 БЕРЛСТОУН 9 13 171

– И что вы об этом думаете, Холмс?

– Перед нами образец попытки скрыть нужную информацию.

– Да, но как нам прочитать это письмо? Шифра-то нет.

– Совершенно справедливо. В данный момент его действительно, нет.

– Как вы говорите? В данный момент? А что, он потом появится?

– Конечно. В мире много шифров и часть из них я могу прочитать. Самым примитивным из них является прочтение первых букв в тексте какого-нибудь газетного объявления. Такие попадаются частенько, и я от скуки иногда читаю их. Рекомендую, занятие не утомительное и интересное. Но это все детские игрушки по сравнению с тем, что сейчас находится перед нами. Хотя, насколько я могу судить, цифры указывают на номера слов и страницы книги. Но какой – пока сказать не могу.