– Верю вам, мадам. Полагаю, что вам трудно вспомнить все события в их последовательности. Поэтому я помогу вам. Говорить буду я, а вы лишь поправляйте меня, если я где-нибудь допущу ошибку. Итак, идею отправить сэру Чарльзу записку предложил вам Стэплтон?

– Он же мне продиктовал и её текст.

– Полагаю, он говорил вам, что сэр Чарльз поможет вам и даст деньги, необходимые на ведение бракоразводного процесса.

– Да, так.

– А после того, как вы отправили записку, он убедил вас не приходить на встречу.

– Он сказал, что этой просьбой я оскорбляю его. “Зачем просить помощи у постороннего? – говорил он. – Я хоть и не богат, но смогу выделить тебе нужную сумму, только не ходи к нему просить денег”.

– Очень упорный мужчина. Потом вы некоторое время не встречали, и не знали, что произошло в Баскервиль-холле пока не увидели газет. Так?

– Совершенно верно.

– А затем к вам пришел Стэплтон и взял с вас обещание молчать.

– Да. И еще он сказал, что сэр Чарльз умер какой-то странной смертью, и что если я расскажу о записке, то сразу же окажусь под подозрением.

– Ну, разумеется. Но вы подозревали его, не правда ли?

Миссис Лайонз, подняв глаза, внимательно посмотрела на Холмса.

– Вы знаете, в любом случае, если бы он был со мной искренен, я никогда бы его не выдала.

– Ну что ж. Должен вам сообщить, что вам повезло. Несколько месяцев вы практически стояли на краю могилы, миссис Лайонз, – Шерлок Холмс говорил медленно, лениво, словно речь шла о чем-то не стоящим внимания. – Вы держали его в руках, ему было это прекрасно известно, и, тем не менее, он пощадил вас. Поздравляю вас, такое нечасто случается. Ну что ж, мне остается пожелать вам всего доброго. Не удивляйтесь, если мы вскоре снова свидимся.

– Дело заканчивается. Все детали встают на свои места, – сообщил мне Холмс, когда мы вышли на улицу и подошли к платформе, куда должен был прибыть экспресс из Лондона. – Туман постепенно рассеивается. Пройдет совсем немного времени, и я смогу полностью восстановить картину одного из ужаснейших и кровавых преступлений современности. Поразительно! Студенты – будущие криминалисты, помнят, конечно, аналогичное преступление в Гродно, в Малороссии, случившееся в шестьдесят шестом году. Да, и еще, разумеется “дело Андерсона”, печально известного убийцы из Северной Каролины. Однако в нашем с вами случае есть некоторые детали, с которыми в других делах пока не сталкивались. Ведь даже сейчас злодей находится в безопасности. Нам нечего ему инкриминировать.

Ревя, к станции подлетел Лондонский экспресс и из вагона первого класса торопливо выпрыгнул маленький человечек, шустрый и хваткий, как бульдог. Он живо вцепился в мою руку и долго тряс ее, затем, с почтительным видом повернувшись к Холмсу и, поклонившись, очень вежливо поздоровался. Совсем не так, как в былые времена. Я понял, что этого долгого срока ему оказалось достаточно, чтобы по достоинству оценить талант Шерлока Холмса. Да, это был уже не тот нахрапистый, самоуверенный Лестрейд, которого я когда-то знал.

– Что тут у вас стряслось? – поинтересовался он.

– Подобного преступления не происходило уже несколько лет, – ответил Холмс. – До начала основных действий у нас есть всего два часа. Пожалуй, самое лучшее – это потратить их на обед, а затем, Лестрейд, вы вытрясите из себя лондонский туман прогулкой по настоящему дартмурскому чистому воздуху.

Глава 14

Собака Баскервилей

Одним из недостатков Шерлока Холмса, если, конечно, это можно называть недостатком, было его нежелание раньше времени раскрывать свои намеренья кому бы то ни было. Только перед самым началом их выполнения, буквально за несколько минут, он сообщал своим друзьям о задуманном. Частично подобная скрытность являлась следствием природной склонности Шерлока к первенству. Натурой он был властной, любил находиться в центре внимания и подчинять себе окружающих. А, кроме того, Шерлоку нравилось еще и удивлять своих собеседников. Второй причиной, по которой он всегда чего-то не договаривал, была осторожность, профессиональное качество, со временем въевшееся в его кровь и плоть. Но каковы бы ни были основания для нежелания Холмса преждевременно посвящать нас в свои планы, эта привычка к постоянным недомолвкам вызывала стойкое раздражение у его помощников и агентов. Я говорю с такой уверенностью, что и сам неоднократно страдал от подобного ощущения, причем именно в тот вечер оно было наиболее сильным. Долгая поездка в темноте, ощущение предстоящих тяжелых испытаний, предчувствие грозной опасности и полная неизвестность – все это буквально выводило меня из себя. Шерлок Холмс молчал, трясясь в пролетке. Я сидел рядом, взвинченный, с нервами, натянутыми словно струны, и напряженно думал, о чем это размышляет мой друг. О планах его и конечном пункте нашей поездки можно было только догадываться. И мало-помалу, по направлению холодного ветра, бьющего нам в лицо, по пустынным равнинам, окружающим узкую дорогу, я догадался об этом. Мы возвращались на болото. И только тогда я понял, что с этого момента каждый шаг лошадей, каждый удар их копыт, приближает нас к финальной стадии нашего необычайного приключения.

Мы не решались заговорить об истинной цели нашей поездки, поскольку нас мог подслушать кучер нанятой нами пролетки, а ограничились мелкими темами – погодой и местностью, да и то только в такие моменты, когда от напряжения и от ощущения близкой опасности просто уже не могли молчать. До сих пор помню, с каким облегчением я увидел дом старика Франкленда. Это означало, что мы приближаемся к Баскервиль-холлу, основному месту действия. В само поместье мы въезжать не стали, а остановились неподалеку от ворот. Расплатившись с кучером, мы приказали ему, нигде не задерживаясь, сразу же возвращаться назад, в Кумби-Трейси. Мы же, в свою очередь, направились к дому Стэплтонов, в Меррипит-хауз.

– У вас есть оружие, Лестрейд? – спросил инспектора Шерлок Холмс.

Детектив усмехнулся.

– Если на мне есть брюки, значит, есть и задний карман, а, раз есть задний карман, стало быть, там есть и револьвер.

– Прекрасно! Мой друг и я также вооружены.

– Насколько я понимаю, мы подходим к финишу, – предположил Лестрейд, которому тоже, видимо, надоело играть в молчанку. – Как будем действовать, мистер Шерлок Холмс?

– Нам остается только одно действие – ожидание.

– Да, – протянул инспектор и зябко поежился. – Не самое веселое местечко для времяпровождения мы выбрали, – он оглядел сумрачные холмы и облака тумана над черной гладью Гримпенской топи. – Впереди огни. Это чей-то дом?

– Да. Это – Меррипит-хайз, цель нашей прогулки. Убедительно прошу вас подходить к нему очень тихо, на цыпочках, а переговариваться только шепотом.

Мы сошли с дороги и, словно разбойники, собирающиеся напасть на дом, начали подходить к Меррипит-Хаузу. Ярдов за двести Шерлок Холмс знаком приказал нам остановиться.

– Достаточно, – прошептал он. – Спрячемся справа, за валунами, оттуда нам будет все прекрасно видно.

– Кого-то ждем? – спросил инспектор Лестрейд.

– Да, – ответил Холмс. – Прошу вас в укрытие, инспектор. Смотрите, какая удобная впадина. Можете облокотиться о камень, так будет лучше видно. Вам доводилось бывать в Меррипит-хаузе, Уотсон? Расположение комнат хорошо помните? Тогда вам слово. Вот эти окна с решеткой – что это за комната?

– Насколько мне помнится, это – кухня.

– А рядом с ними вон то, которое ярко освещено?

– Несомненно, это гостиная.

– Шторы подняты… Послушайте, Уотсон, вы лучше нас знаете местность. Подойдите-ка осторожненько к этому окну и подсмотрите, что там происходит? Только, ради Бога, не дайте им заметить вас, иначе все погибло.

Я на цыпочках подкрался к невысокому каменному забору, окружавшему дом, и прильнул к одному из деревьев, из-за которого, как я заранее определил, я мог подсмотреть в окно, сам же оставаясь в густой тени.

В гостиной было всего двое мужчин, сэр Генри и Стэплтон. Они сидели за круглым столом, в профиль к окну, и курили сигары. Перед ними стояли чашки с кофе. Стэплтон о чем-то возбужденно говорил, баронет же молчал, опустив голову. Лицо его было бледно, взгляд далеким, отсутствующим. Я предположил, что Стэплтон все еще кипятится по поводу той прогулки сэра Генри с его лже-сестрой, за что в очередной раз делает баронету выговор.

Через некоторое время оба они, и сэр Генри, и Стэплтон, вышли из комнаты, но вскоре вернулись и снова сели в кресла, попыхивая сигарами. Затем до меня донесся скрип двери и шорох гравия. Кто-то шел по дорожке возле дома. По шагам я определил, что это был Стэплтон, и быстренько пригнулся. Стэплтон подошел к пристройке, откуда вскоре послышался звук поворачиваемого в замке ключа, потом какой-то шорох и затем я услышал странное пофыркивание. Снова в замке звякнул ключ, и Стэплтон вернулся к своему гостю. Пригибаясь, я добежал до того места, где стояли мои друзья, и рассказал Холмсу обо всем, что видел.

– Послушайте, Уотсон, вы говорите, что дамы в комнате нет? – спросил он, когда я закончил.

– Нет, – ответил я.

– Но тогда где она? Ведь все остальные окна темны.

– Представления не имею.

Белый туман над Гримпенской топью начал сгущаться. Низкой непроницаемой стеной он неторопливо плыл в нашем направлении, медленно оседая на своем пути, обволакивая валуны и деревья. В свете луны нам казалось, что вся равнина покрывается толстым покровом льда, из которого мрачно торчат макушки скал. Холмс недовольно посмотрел в ту сторону, откуда на нас надвигалась белая пелена, и что-то невнятно пробормотал.

– Что вы сказали? – прошептал я.

– Идет все-таки, – мрачно ответил Холмс.

Я догадался, что речь идет о тумане.

– Это серьезно?

– Очень. Туман – единственное, что может расстроить мои планы. Правда, как мне кажется, ляжет он ненадолго. Так, сейчас ровно десять. Успех нашей операции и сама жизнь сэра Генри зависит теперь только от одного – от времени выхода сэра Генри из Меррипит-хауза. Если он покинет дом прежде, чем туман опустится на тропу – все будет хорошо, если нет, то он пропал.