– Да, конечно, нам ведь нужно не только схватить Стэплтона, но и уберечь сэра Генри от надвигающейся беды. Вот теперь я все понял.

– Верно. И никаких доказательств виновности Стэплтона у нас нет. Да как только мы приведем его в суд, прочитаем старинный манускрипт, и начнем выкладывать свои догадки, присяжные осмеют нас.

– Но сэр Чарльз-то умер.

– Да, его нашли мертвым. На теле – ни единого следа насилия. Это мы знаем, что он умер от страха, и кто его так напугал, но в полицейских документах написано, что смерть его наступила в результате сердечного удара, вызвать который могла и болезнь сердца, которой он, кстати, страдал. Ну и где тут собака? Где следы клыков? Где отпечатки лап? Да, мы знаем, что собаки не кусают мертвецов, нам известно, что сэр Чарльз умер, едва увидел собаку, но как мы все это докажем, Уотсон? Да никак, нечем у нас доказывать.

– Ну а события сегодняшней ночи?

– Не дали нам совершенно ничего. Нет никакой связи между гибелью человека и собакой. Да, мы слышали ее вой. Ну, так что? Но где доказательства, что она бежала за этим несчастным? У нас нет ни одного аргумента – ни состава преступления, ни мотивов. Нет, мой дорогой друг, как это ни печально, но нам следует примириться с мыслью, что на сегодняшний момент у нас в руках нет никаких доказательств, и что нам следует добыть их во что бы то ни стало. Пойти на риск, если хотите, но, добыть.

– И что вы хотите предпринять в этой связи?

– Я очень надеюсь на миссис Лауру Лайонз. Думаю, что после того, как мы все ей объясним, она сможет помочь нам. Есть у меня и другой план, на тот случай, если она откажется сотрудничать с нами. Но это уже крайний вариант, вначале нужно попробовать убедить ее встать на нашу сторону. В любом случае, завтра мы возьмем преступника с поличным.

Я попытался вытянуть из Холмса детали его плана, но он ни слова не сказал мне о нем. Несколько минут мы молча шли, думая каждый о своём, пока не очутились возле ворот Баскервиль-холла.

– Вы зайдете?

– Да. Не вижу больше причин скрываться. Но только одна просьба, Уотсон. Мы, конечно, расскажем ему о смерти Селдона, но ни слова о её причине. Пусть он думает, что Селдон погиб по неосторожности. Завтра баронету предстоит серьезное испытание и нужно, чтобы нервы у него были в порядке. Вы говорите, что завтра ему предстоит обед у Стэплтонов?

– Не только ему, но и мне тоже.

– Нет, Уотсон. Вам придется извиниться и на обед не пойти. Сэр Генри отправится один. Да, кстати, как вы считаете, на ужин мы, наверное, еще не опоздали?

Глава 13

Петля захлестывается

Сэр Генри больше обрадовался, чем удивился появлению Шерлока Холмса. Он и не надеялся увидеть моего друга так скоро, полагая, что разные обстоятельства надолго задержат его в Лондоне. Удивило баронета отсутствию при Шерлоке багажа и его уклончивые ответы по этому поводу. Но вскоре я снабдил Шерлока всем необходимым, и через некоторое время мы появились с ним за поздним ужином, во время которого рассказали сэру Генри и супругам Берримор о нашем ночном приключении и о смерти Селдона. Баронета и дворецкого новость не только не ошарашила, но, напротив, вызвала вздох облегчения, миссис же Берримор тихо заплакала, прикрыв лицо передником. Для всего мира ее брат был диким зверем, не человеком, а злобным существом, привыкшим удовлетворять свои прихоти любой ценой, воровством или силой, для неё же он навсегда остался маленьким проказником, которого она убаюкивала на руках, частью ее жизни. Да, если найдется человек, по смерти которого не всплакнет ни одна женщина, то это уже сущий дьявол.

– После того, как Уотсон ушел, я так никуда и не выходил из дома, – сообщил сэр Генри. – Надеюсь, вы зачтете мне мое послушание, джентльмены. Если бы не данное вам обещание, я бы не изнывал здесь с тоски, а провел вечер куда как веселее. Стэплтоны звали меня к себе, присылали слугу с запиской, но, как видите, я остался дома.

– Да… В том, что вечерок у вас был бы очень веселый, я нисколько не сомневаюсь, – сухо проговорил Холмс. – Да, кстати, угадайте, какие чувства охватили нас, когда мы увидели на болоте мертвого человека в вашем костюме?

– Как это в моем костюме? – изумился баронет.

– На бедняге был ваш костюм, ваше кепи и ботинки. Боюсь, у вашего слуги, того, который снабдил этими вещами Селдона, будут неприятности с полицией.

– Не думаю. Насколько я помню, на той одежде нет моих меток.

– Тогда ему повезло. Собственно говоря, нам всем повезло, поскольку все мы здесь оказываемся ни при чем. Будь я эдаким служакой-детективом на государственной службе, я бы немедленно, как того требует долг, арестовал весь дом, включая себя и Уотсона. Мы все здесь соучастники преступления.

– Хорошо, – согласился сэр Генри. – Но как насчет истинного преступления. Вам удалось его распутать? Мы с Уотсоном ничего не знаем, никаких новых данных не имеем. Как было все неясно в самом начале, так и осталось. Путаница какая-то, ничего не разберешь. Проясните нам хоть что-нибудь.

– Я сделаю это и очень скоро. Дело, поистине, весьма запутанное, но местами уже видны просветы. Пройдет немного времени, и остальные детали также станут ясны, – пообещал Холмс.

– Уотсон вам, безусловно, уже говорил о том, что мы слышали на болоте вой. Выла собака, я могу в этом поклясться. Выходит, что вся эта легенда небезосновательна. В Америке мне приходилось иметь дело с собаками, так вот, по голосу мне кажется, я определил породу. Это – жуткая псина невероятных размеров. Если вы ее поймаете и посадите на цепь, я поверю в то, что вы – великий детектив.

– Я посажу её на цепь только в одном случае – если вы мне в этом поможете, сэр Генри.

– Говорите, я сделаю все, о чем вы попросите.

– Прекрасно. Тогда слушайте – вы беспрекословно выполните то, о чем я вас попрошу. И обещайте не задавать никаких вопросов.

– Ради Бога, если вы об этом просите.

– Если вы будете в точности следовать моим инструкциям, понимаете? – беспрекословно! – то наша маленькая тайна вскоре разрешится. Я не сомневаюсь…

Внезапно Холмс замолчал и посмотрел куда-то вверх мимо меня. Лампа осветила его застывшее, напряженное лицо и пристальный взгляд. Сейчас Шерлок поразительно напоминал мне классическую статую, символ тревоги и настороженности.

– Что такое? – разом воскликнули мы с сэром Генри.

Шерлок молча и, как мне показалось, пытаясь подавить охватившее внезапно его волнение, опустил голову. Черты лица Холмса все еще были напряжены, зато глаза радостно блестели.

– Простите мне восхищение дилетанта, – заговорил он, показывая на портрет, висящий на стене напротив. – Уотсон утверждает, что я ничего не смыслю в искусстве, но, полагаю, это он говорит из зависти. Просто вкусы наши во многом не совпадают, мы по-разному смотрим на картины. Какая замечательная серия портретов.

– Рад, что они вам понравились, – ответил сэр Генри, удивленно разглядывая моего друга. – Но, по правде сказать, я тоже не большой знаток живописи, мне больше по душе лошади или бычки. Вот тут я могу кое-что сказать. Значит, вы находите время и для искусства? Любопытно, любопытно….

– Да, и я могу с одного взгляда определить кисть художника и ценность той или иной картины. Например, портрет вон той дамы, в голубом платье – это работа Кнеллера. Полного джентльмена в парике рисовал, вероятнее всего, Рейнолдс. Полагаю, это все семейные портреты?

– Да.

– И вы всех знаете?

– Берримор натаскивал меня, и думаю, кое-что из его уроков усвоил.

– Тогда скажите, кто это вон тот джентльмен, с подзорной трубой?

– Это – адмирал Баскервиль, правая рука Роднея, герой Вест-Индской кампании. Рядом с ним портрет мужчины со свитком в руках. Это – сэр Уильям Баскервиль, председатель Палаты Общин при Питте, тогдашнем премьер-министре.

– А вон тот кавалер, напротив меня? Кто это?

– А, да. Вам следует о нем узнать. Это и есть источник всех моих несчастий, тот самый нечестивец Гуго Баскервиль, который и отвязал собаку Баскервилей. Из-за него все и началось. Этого предка нескоро забудешь.

Я с интересом разглядывал портрет.

– Конечно, выглядит он свирепо, но я бы затруднился сказать, что это отпетый негодяй. Глаза у него довольно умные. По сравнению с гнусным злодеем, которого я себе представлял, этот – просто милашка.

– Сомнений в подлинности портрета не может быть. Имя художника и дата, тысяч шестьсот сорок седьмой год, стоят на холсте.

Холмс не заговаривал больше о портрете. Картина определенно ему понравилось, он то и дело поднимал глаза и рассматривал портрет. Уже наступила ночь, когда сэр Генри отправился в свою комнату, а мы с Шерлоком все продолжали сидеть в курительной. Как только дверь за баронетом закрылась дверь, я сразу же спросил друга, чем вызван столь повышенный интерес к портрету зловредного Гуго Баскервиля. Шерлок взял со стола свечу и повел в банкетный зал. Там он осветил нижнюю часть портрета и спросил меня:

– Вы ничего не замечаете?

Я смотрел на лицо, слегка затемненное широкополой шляпой с пером, на забавные кудри, белый кружевной воротник, на волевое лицо с тонкими аристократическими губами, властными складками у рта и строгим взглядом. Это было лицо человека упорного и, наверняка, вспыльчивого, но никак не распутника и хладнокровного убийцы.

– Ну что? Кого он вам напоминает?

– Челюсть вроде бы такая же, как у сэра Генри.

– В этом сходства как раз очень мало, – ответил Шерлок Холмс и, подставив к картине стул, взгромоздился на него. Держа в левой рукой свечу и освещая ею портрет, Шерлок Холмс правой закрыл шляпу и кудри.

– Боже мой! – воскликнул я, увидев перед собой лицо Стэплтона.

– Ага, вот видите? Я-то сразу это заметил, мой глаз куда тренированнее вашего. Нужно смотреть на лица, а не на волосы и детали одежды. Детектив должен быть способен узнать преступника в любом обличье, хоть в гриме.