С тяжелым сердцем, жалкие, потрясенные непоправимой бедой и невосполнимой потерей мы стояли у изуродованного тела, я – с правой стороны, Шерлок Холмс – с левой. Сэр Генри погиб, и все наши труды и наши надежды разом пошли прахом. Взошла луна, мы сошли с утеса и направились на вершину близлежащего холма, чтобы осмотреть расстилающееся под нами мрачное болото, угрюмое, черное, с пятнами воды, залитыми серебристым лунным светом. Вдали, в нескольких милях от нас, возле Гримпенской топи, там, где одиноко стоял дом Стэплтонов, горел слабенький желтый огонек. Чертыхнувшись, я погрозил в его сторону кулаком.

– Почему бы нам немедленно не схватить его?

– Потому что расследование еще не закончено. Стэплтон – тертый калач, его на испуг не возьмешь. Так что не эмоции нам нужны, а доказательства. И – крайняя осторожность. Один неверный шаг, и мерзавец выскользнет от нас.

– И что же нам в таком случае делать?

– Не волнуйтесь, на завтра дел у нас хватит. А сегодня нам остается только одно – отдать последнюю дань нашему доброму другу.

По крутому склону холма мы направились вниз, к телу, черневшему бесформенной темной массой среди сверкающих лунным серебром камней. При виде неестественно вывернутых рук и ног меня охватила страх и жалость к сэру Генри. На глаза у меня стали наворачиваться слезы и я едва не заплакал.

– Нужно сходить за помощью, Холмс, – предложил я. – Вдвоем нам не донести его до Баскервиль-холла.

Внезапно Холмс, вскрикнув, нагнулся и вцепился в плечо лежащего человека. Затем он резко повернул тело, после чего, выпрямившись, начал приплясывать вокруг, поводя плечами, и вращая ладонями. Я с ужасом смотрел на своего обезумевшего от горя друга. Неужели происшедшая трагедия так сильно подействовала на него, что он тронулся рассудком? Боже мой, и что только не делает с человеком внезапно свалившаяся на него беда!

– Холмс! Что с вами? Вы с ума сошли! – прошептал я.

– Борода! Борода! У него борода!

– Какая борода?

– Это – не сэр Генри! Это – мой сосед, беглый каторжник!

Суетясь и толкая друг друга, мы перевернули тело на спину и сразу же увидели косматую бороду, узенький лобик, изборожденный морщинами и маленькие звериные глазки. В сиянии луны сальная кожа беглеца блестела мертвенным холодным светом. Да, это был он, скрывающийся от правосудия преступник. Именно это лицо я увидел в пламени свечи, лицо Селдона, беглого уголовника.

И в ту же секунду мне все сделалось предельно ясным. Я сразу же вспомнил, как баронет говорил мне о том, что отдал часть своего гардероба Берримору. А то, конечно же, отнес кое-что своему шурину. Ботинки, кепи, костюм – все, что было на нем, когда-то принадлежало сэру Генри. Да, преступник принял страшную смерть, мучительную, но он заслужил ее по всем законам. Сердце у меня учащенно билось от радости, когда обо всем этом я говорил Холмсу.

– Теперь дело окончательно прояснилось, – ответил Холмс. – Одежда и стала причиной гибели. Собака знает запах сэра Генри. Скорее всего, по тому ботинку, что пропал у баронета в гостинице. Учуяв его здесь, она бросилась за Селдоном и настигла его. Но только мне непонятно, как тот в кромешной темноте увидел, что за ним гонится собака?

– Он сначала услышал её, – сказал я.

– Такого отчаянного парня, как Селдон, собакой не напугаешь, тем более до смерти. Не будет он из-за какого-то пса рисковать. А ведь он звал на помощь, орал во всю глотку, не боясь, что его услышат. Судя по всему, он убегал от собаки довольно долго. Значит, знал, видел, кто за ним гонится. Откуда?

– Для меня остается загадкой другое. Почему эта тварь, если наши предположения, конечно, правильны…

– Я никогда и ничего не предполагаю, – поправил меня Холмс.

– Ну, тогда, почему эта скотина вышла на болото сегодня? Навряд ли она гуляет по болоту весь день-деньской. Нет, едва ли. Стэплтон выпускает её только в том случае, когда знает, что сэр Генри находится на болоте.

– На эти вопросы мы получим ответ и очень скоро. А вот моя задачка будет посложнее. Ну, ладно. Давайте решим, что нам делать с телом этого бедолаги. Оставлять его здесь нельзя – лисы и воронье все обглодают.

Я предложил Холмсу отнести тело в одну из пещер, после чего сообщить о страшной находке в полицию.

– Хорошо. Нам все равно его далеко не унести. А ну-ка, ну-ка… Уотсон, взгляните-ка сюда. Что это там? Сдается мне, к нам идет наш знакомец. Наверняка, посмотреть на дело своих грязных рук. Уотсон, ни словом, ни движением вы не должны выдать, что мы подозреваем его. Поняли? Иначе все мои планы пойдут насмарку.

Теперь и я увидел, что в нашем направлении двигается какой-то человек. Он шел, не торопясь, покуривая сигару, огонек которой то угасал, то разгорался. Прошло несколько минут, и я узнал его. Это был наш тощий натуралист. Увидев нас, он остановился, а затем подошел поближе.

– Доктор Уотсон? – удивленно спросил он. – Что вы тут делаете? Признаться, никак не ожидал увидеть вас здесь, на болоте, да еще в такой час. А это что такое? – воскликнул он. – Нет! Только не говорите мне, что это – наш дорогой сэр Генри! Не говорите! Он метнулся к лежащему, нагнувшись, заглянул ему в лицо и вскрикнул от удивления. Сигара выпала из пальцев Стэплтона.

– К-к-кто эт-т-то? – пролепетал он.

– Сэлдон, тот самый преступник, что убежал из тюрьмы в Принстауне, – сухо ответил я.

Стэплтон повернул ко мне бледное взволнованное лицо. На мгновения мелькнула на нем гримаса разочарования и удивления, но тот же исчезла. Да, Стэплтон умел владеть собой. Он перевел взгляд с меня на Холмса, затем снова посмотрел на меня.

– Какой ужас, – прошептал он. – Бедняга… Как он умер?

– Похоже, что оступился в темноте и сломал себе шею. Мы с моим другом прогуливались по болоту и услышали его крик.

– Я тоже его слышал, потому и пришел сюда. Не знаю, но мне почему-то сразу вспомнился сэр Генри.

– А почему именно он? – не удержался я от вопроса.

– Он должен был зайдет к нам, но не появился. Я разволновался, начал беспокоиться за него. И тут вдруг эти крики. Кстати, – он снова перевел взгляд на Холмса, – а вы не слышали еще что-нибудь кроме криков?

– Нет, – ответил Холмс. – А вы?

– Тоже ничего.

– Тогда зачем же спрашиваете?

– Ах, – он махнул рукой. – Наслушаешься тут всяких разных историй, про все начнешь спрашивать. Местные жители поговаривают, что ночами по болоту бродит призрак. Какая-то собака. Есть тут некоторые, кто утверждает, будто бы даже слышали её вой. Вот я и поинтересовался, может быть, и вам довелось услышать его сегодня.

– Да нет, – ответил Холмс. – Ничего, за исключением воплей этого бедняги, мы не слышали.

– И что вы думаете о его гибели?

– Он, несомненно, оступился. Непонятно почему, но он бежал по болоту, упал и сломал себе шею.

– Наиболее вероятное объяснение, – согласился Стэплтон, издав вздох облегчения. Очень тихий, но я все равно его услышал. – Тут такая темень. Да, нелепая случайность, не так ли, мистер Шерлок Холмс?

Мой друг кивнул, выражая полное согласие с его выводами.

– А вы неплохо узнаете людей, – произнес он.

– В том нет ничего удивительного. Раз доктор Уотсон у нас, значит, и вы должны здесь появиться. Очень вовремя, подоспели к самой трагедии.

– Да, не опоздал. Только завтра мне придется возвращаться в Лондон. А мой друг останется тут, будет давать показания. Ах, как неприятно. С невеселым настроением я уезжаю отсюда.

– Вы покидаете нас?

– Да, таковы обстоятельства.

– А я-то думал, что с вашим визитом рассеется мгла, которая окружает многие здешние события.

Холмс пожал плечами.

– При всем желании в данном случае невозможно надеяться на успех. Нужно опираться не на легенды и слухи, а на факты, а их-то здесь и недостаточно. Так что подождем.

Шерлок Холмс говорил с такой искренностью и убедительностью, что даже я поверил в его слова. Но не Стэплтон. Тот продолжал всматриваться в лицо моего друга, затем повернулся ко мне.

– Я бы, конечно, предложил отнести этого беднягу ко мне, но, боюсь, моя сестра перепугается и не сможет уснуть. Может быть, прикроем ему лицо и оставим здесь?

Мы так и сделали, после чего, отказавшись от предложения гостеприимного Стэплтона посетить его жилище, мы направились в Баскервиль-холл. Натуралист же пошел к себе. Пройдя немного, мы, не сговариваясь, оглянулись и посмотрели вслед удаляющейся сутулой фигурке, уныло бредущей по бескрайней шири болота. Чуть позади нее, ближе к нам, на отливающем лунным серебром холме темнело пятно, останки человека, принявшего мучительную смерть.

– Ну что ж, наконец-то мы сошлись с ним лицом к лицу, – произнес Холмс, вышагивая по болоту. – И нужно сказать, что нервы у него железные. Представляете, какой шок он пережил, когда увидел, что жертвой его преступления стал не сэр Генри, а другой человек? И ведь ничем не выдал себя. Помните, Уотсон, как еще в Лондоне, я говорил вам: “Мы столкнулись с достойным противником”. Так вот, я и сейчас готов вам это повторить.

– Жаль, что он увидел нас.

– Да, я и сам так думаю. Но здесь уж ничего не поделаешь. Скрыться мы не могли.

– Как вы думаете, теперь, зная, что вы здесь, он переменит свои планы?

– Ни в коем случае. А эффект может быть разный – он или будет действовать с еще большей осторожностью, или поторопится и с отчаяния наделает глупостей. Подобно многим неглупым преступникам, он уверовал в свое превосходство над остальными, в том числе и над нами. Он убежден, что перехитрил нас.

– А почему бы нам не арестовать его не медля?

– Мой дорогой Уотсон. Мне кажется, вы рождены, чтоб постоянно что-нибудь делать. Но не поддавайтесь вы инстинктам. Представьте себе следующее. Хорошо, мы идем к Стэплтону и арестовываем его. Ну, а дальше? Что мы ему предъявим? Ровным счетом ничего. Он ведь хитер, как черт, и прекрасно понимает, что у нас против него ничего нет. Кого он убивал? Никого. Убивала собака. А где она? Нет. Теперь вам ясно, что мы обязаны вытащить на свет Божий именно животное, только оно поможет нам развязать таинственный узел событий в Баскервиль-холле. Собака должна затянуть петлю на шее своего хозяина, мы с вами этого сделать не сможем.