– Вот тебе раз! – воскликнул мистер Мортимер. – Что это тут у нас такое?

Нашим глазам открылся небольшой пригорок, стоящий у самого болота. На плоской вершине его, словно памятник на постаменте, виднелась фигура конного солдата. Он неподвижно сидел в седле, положив на руку карабин и вглядываясь в расстилающееся перед ним болото. Услышав за спиной шорох колес нашей коляски, он повернул голову, и принялся внимательно нас рассматривать.

– Что здесь происходит, Перкинс?

Наш возница откинулся и, слегка повернув голову, ответил:

– Какой-то преступник бежал из Принстауна, сэр. Три дня уже скрывается на болоте. Вот солдат сюда и пригнали. Да и не только сюда, патрули отправлены на каждую станцию, на каждую дорогу. Конечно, присутствие солдат не нравится фермерам, но что делать, ловить преступника тоже надо. А из наших никто его не видел. И выслеживать не собирается.

– Почему? Обычно за информацию о скрывающемся преступнике дают награду – пять фунтов. Что, нет желающих её заработать?

– Э, тут дело опасное, можешь не пять фунтов заработать, а нож в глотку. Преступник-то не простой, а очень опасный. А такой ни перед чем не остановится. Пырнет – и поминай, как звали.

– Кто же это?

– Селдон, тот самый знаменитый ноттингхиллский убийца.

Я хорошо помнил это дело, поскольку Холмс проявил к нему особый интерес. Моего друга поразила жестокость и хладнокровие, с которым совершались невероятно дикие преступления. Преступник оставил за собой столь ужасный кровавый след, что, если бы не некоторые сомнения в его нормальности, не избежать бы ему виселицы.

Подъем закончился, мы въехали на равнину и в ту же секунду увидели перед собой расстилающееся вдаль торфяное болото, покрытое пятнами валунов и обломков скал. Оттуда дул пронизывающий ветер, заставляя нас поеживаться от холода. Где-то там, в безжизненном и страшном безмолвии таился опасный убийца. Словно дикий затравленный зверь, он сидел в своей норе, ожидая момента выплеснуть на род человеческий всю свою ненависть, заполнявшую его сердце. Невеселое соседство ожидало меня. Прибавьте к этому ледяной ветер, холод, мрачное темное небо, и вы легко поймете, что я в тот момент чувствовал. Даже лорд Баскервиль сделался хмурым и неразговорчивым. Посильнее запахнув пальто, он молча сидел, настороженно оглядывая свои мрачные владения.

Позади, внизу, остались плодородные земли. Обернувшись, я увидел веселую равнину, утопающую в лучах заходящего солнца. Протекающие там ручьи казались золотыми нитями, поблескивающими среди широких красных пятен обработанной, цветущей земли и сверкающих сочной зеленью лесов. А впереди нас стлалась дорога. Постепенно она становилась все уже и мрачнее. Мы снова уходили вверх, оставляя позади себя красно-желтые и оливковые холмы. Мы проезжали редкие коттеджи, такие же унылые и грозные, как и окружающая природа. Выстроены они были с грустным однообразием – незатейливые, без архитектурных излишеств, с мощными стенами и такими же крышами. Коттеджи, как правило, окружал высокий каменный забор. Признаться, мы немного поникли духом. Окружающая природа действовала на нас удручающе. Тоску наводила пустынная земля, поросшая низкорослыми дубами и соснами, угловатыми, искривленными сильными порывами ветра. Впереди показались две островерхие башни. Наш возница ткнул в их сторону кнутовищем.

– Приехали, – невесело произнес он. – Это – Баскервиль-холл.

Молодой лорд встрепенулся, глаза и щеки его загорелись. Он привстал, стараясь получше разглядеть свое поместье. Прошло совсем немного времени, и мы подъехали к узорчатым чугунным воротам, висящим на каменных колоннах, побитых непогодой и поросших мхом. Собственно говоря, поместий было два. Одно, старый Баскервиль-холл, представлял собой здание эпохи упадка. Выстроенное из черного гранита, оно почти полностью разрушилось, из останков его во все стороны торчали полусгнившие балки. Рядом со старым стояло новое здание, правда, недостроенное. Докончить его сэр Чарльз не успел, трагическая смерть оборвала его усилия на половине.

Мы миновали ворота и въехали в аллею. Под колесами снова зашуршала пожухлая листва. Ветки старых деревьев сплетались над нашими головами, образуя естественный шатер. Взглянув наверх, на затемняющий покров, лорд Баскервиль поежился. Не знаю почему, но мне тоже захотелось побыстрее выехать из-под давящего свода. Правда, и вид дома также не вызывал особого веселья. Стоящий в глубине аллеи и освещенный тусклым, неясным светом, он напоминал призрака.

– Это случилось здесь? – спросил лорд Баскервиль.

– Нет, – мотнул головой возница. – Тисовая аллея в другой стороне.

Молодой наследник, хмурясь, смотрел по сторонам.

– Безрадостное местечко. Нет ничего удивительного в том, что мой дядя чувствовал себя здесь неуютно. Даже здешний воздух пропитан опасностью, – произнес он. – Такая гнетущая обстановка любого сделает пугливым трусом. Ну и условия – всю жизнь со свечкой. Они что тут, не слышали про электричество? Нет, я все завешу тысячесвечовыми лампочками. Через полгода вы здесь ничего не узнаете!

Мы выехали на широкую поляну, посреди которой стоял Баскервиль-холл. В лучах заходящего солнца я увидел внушительное здание с выступающим входом. Разросшийся плющ обвивал весь фасад здания, за исключением окон и потускневшего герба, выглядывавших из-под темно-зеленой вуали. От центрального здания уходили вверх две старинные зубчатые башни с множеством узких окон-бойниц. Справа и слева от них находились две более современные пристройки черного гранита. Из окон с таким множеством переплетов, что они больше напоминали сито, лился неясный свет. Над высокой остроконечной крышей торчали несколько каминных труб. Из первой клубился столб темного дыма.

– Добро пожаловать, сэр Генри. Добро пожаловать в Баскервиль-холл.

Из темноты выступил высокий человек и, подойдя к экипажу, распахнул дверцу. В желтом свете дверного проема виднелась фигура женщины. Она вышла и начала принимать у мужчины наши сумки и чемоданы.

– Вы не будете возражать, если я теперь же отправлюсь домой, сэр Генри? – спросил мистер Мортимер. – Моя жена ждет меня.

– А я думал, что вы останетесь пообедать.

– Благодарю вас, но мне нужно торопиться. Не исключено, что кроме жены меня ожидает и работа. Я с удовольствием остался бы, чтобы показать вам дом, но Берримор сделает это лучше меня. До свидания, и если я вам понадоблюсь, посылайте за мной тотчас же.

Коляска отъехала, стих звук ее колес. Мы с сэром Генри вошли в дом, за нами тяжело захлопнулась дверь. Мы очутились в просторном зале с высокими потолками и стенами, обшитыми почерневшими от времени дубовыми панелями. В большом старинном камине, за витой чугунной решеткой, украшенной фигурами двух огромных лежащих собак, потрескивали поленья. Подойдя к нему, мы протянули руки к огню, так как за время поездки мы основательно продрогли. Немного согревшись, мы начали рассматривать зал и единственное окно его, узкое и длинное, уходящее под самый потолок, с многочисленными квадратиками цветных стекол, а также гербы и оленьи головы, развешенные по стенам. От них, смутно виднеющихся в приглушенном свете лампы, веяло торжественностью и величием.

– Все так, как я себе и представлял, – негромко произнес сэр Генри. – Именно так и должен выглядеть старинный родовой дом. Вы только подумайте, пять поколений моих предков жили здесь. Невольно чувствуешь почтение к этим стенам.

Я взглянул на него и увидел, как его серьезное лицо осветилось почти мальчишеским волнением. Свет падал на сэра Генри, длинные тени тянулись от его фигуры, пересекали пол и, падая на стены, уходили к потолку. Со стороны они казались тонкими опорами гигантского балдахина. Берримор, разнеся по комнатам наш багаж, и вернулся в зал. Сдержанный и величественный, как и подобает вышколенному слуге, он стоял перед нами. Наружность у него была впечатляющей: высокий, сухощавый, с бледным, непроницаемым лицом, оттененным прекрасной окладистой бородой.

– Прикажете подавать обед сейчас?

– А он готов?

– Будет готов через несколько минут, сэр. Горячую воду вы найдете в своих комнатах. Я и моя жена, мы будем рады, сэр Генри, оставаться здесь, пока вы не сделаете новых распоряжений. Вы, полагаю, скоро поймете, что в новых условиях дом нуждается в дополнительной прислуге.

– О каких это новых условиях вы говорите?

– Я имею в виду то обстоятельство, что сэр Чарльз вел довольно одинокую жизнь. Вам, как человеку молодому, вполне естественно, понадобится общество. Нетрудно ожидать некоторых изменений.

– Говорите конкретно, Берримор. Вы что, хотите уходить?

– Если вам так будет удобнее.

– Да вы с ума сошли. В течение пяти веков ваши предки служили Баскервилям. Неужели вы думаете, что я вас так легко отпущу? Нет, нет, ни в коем случае. Я не собираюсь порывать старые традиции.

На бледном лице дворецкого промелькнула слабая тень волнения.

– Мы с женой чувствуем то же самое. Но, скажу прямо, мы сильно привязались к сэру Чарльзу. Смерть его явилась для нас страшным ударом. И теперь нам больно оставаться здесь, в Баскервиль-холле. Простите меня, сэр Генри.

– Но чем вы собираетесь заниматься?

– Полагаю, что нам удалось бы преуспеть в каком-нибудь маленьком деле. В благодарность за нашу преданность сэр Чарльз завещал нам некоторую сумму. Он не оставил нас своей щедростью, – дворецкий помолчал. – А теперь позвольте мне, сэр Генри, показать вам комнаты.

Вверху зала по всему периметру шла квадратная галерея, куда вели две лестницы. От центра галереи вдоль всего здания тянулся длинный коридор с дверями многочисленных спален. Моя спальня находилась рядом со спальней сэра Баскервиля. Наши комнаты были обставлены немного посовременней, чем остальная часть дома. Веселенькой расцветки обои и несколько свечей развеивали мрачное настроение, охватившее меня с того момента, как я подъехал к Баскервиль-холлу.

Гостиная, в которую мы попали, выйдя из зала, оказалась столь же угрюмой. Это была длинная узкая комната с возвышением для стола и сидящих за ним Баскервилей. На ступень ниже рассаживались их вассалы. Вверху, чуть ниже потолка, находилась небольшая галерея для музыкантов. Над нашими головами тянулись почерневшие от времени балки, темнел покрытый копотью потолок. Освещалась комната факелами. Вполне возможно, что их яркий свет, а также буйство стародавних пиров некогда скрашивали угрюмую обстановку гостиной, но только не сейчас. Двое безукоризненно одетых джентльмена, сидящих в свете слабенькой лампы, чувствовали себя подавленными. Голоса их звучали глухо и безрадостно. Довершали скорбную обстановку портреты ушедших поколений Баскервилей, одетых в самые разнообразные костюмы – от рыцарских доспехов времен Елизаветы до буклей эпохи регентства. В такой мрачной, тягостной компании не хотелось даже разговаривать. Мы с сэром Генри изредка перебрасывались ничего не значащими фразами. Не знаю, как молодой лорд, но я был чрезвычайно рад, когда обед наконец-то закончился, и мы смогли уйти в современно обставленную бильярдную, чтобы выкурить по сигарете.