Голова у меня закружилась и я, чтобы не упасть, оперся о край стола. Так и застал меня вбежавший в комнату Баркер. Я слышал, как моя жена спускалась вниз и, подбежав к двери, остановил её, пообещав скоро прийти к ней. Ей совершенно незачем было смотреть на обезображенный труп. Затем я шепнул пару слов Баркеру, и тот все сразу понял. Вместе с ним мы немного постояли в комнате, подождали, не придет ли кто-нибудь из слуг. Никто не появился. Мы решили, что о случившемся знаем только мы трое, – рассказчик положил в пепельницу сигару. – Вот тогда-то мне и пришла в голову идея, настолько блестящая, что я едва не рассмеялся. На руке Тэда была такая же метка, как и у меня, это знак ложи. Вот посмотрите.

И Дуглас, закатав рукав, показал нам треугольник в круге – точно такой же знак, что мы видели на руке убитого.

– Собственно говоря, он-то и натолкнул меня на эту мысль. Я лишь взглянул на него, и в голове у меня сразу все сложилось – убитый одного роста со мной, у нас одинаковый цвет волос, такие же усы. Даже комплекция у нас одинаковая. Ни один человек не сможет определить, кто лежит перед ним – Тэд Болдуин или я. Мы с Баркером быстренько раздели его, натянули на него мою одежду, облачили в мой халат, и положили тело так, как вы его завидели. Вся операция заняла у нас минут пятнадцать, не больше. Затем я принес мешок, куда мы положили одежду Болдуина. Для груза я сунул туда первое, что мне подвернулось под руку – гантель, после чего я швырнул мешок из окна в ров. Потом я бросил на пол визитную карточку, которую Тэд предполагал оставить возле моего тела. Оставалось одеть ему на палец перстень и обручальное кольцо. Перстень я одел сразу, но обручальное кольцо, – он вытянул мускулистую руку, – не смог. Это было выше моих сил. Со дня свадьбы я ни разу не снимал с пальца обручальное кольцо и пока жив, не собираюсь этого желать. Не знаю, в чем его сила, но уверен, что даже в случае необходимости не смогу расстаться с ним. Так что нам пришлось оставить Тэда без этой детали. Но зато я приклеил ему кусочек пластыря на то же самое место, где у меня сейчас заклеен порез. Видите, мистер Холмс, мне все-таки кое в чем удалось перехитрить вас. Если б вы отклеили пластырь с шеи Тэда, то пореза бы там не увидели. Вот так обстояло дело. Я решил на некоторое время «залечь на дно», а потом тихо и незаметно уехать. Моя жена присоединилась бы ко мне позже, и мы бы, наконец, смогли пожить, ничего не опасаясь. Пока мои враги знают, что я жив, они не дадут мне покоя. Но если они узнают, что я мёртв, они не будут больше меня преследовать. А в газетах они бы наверняка прочитали, что Болдуину удалось меня убить. Все это я в двух словах объяснил Баркеру и моей жене, и они согласились мне помочь. О потайной комнате знали только двое я и Эймс, но дворецкому и в голову не пришло бы искать меня там. Итак, я спрятался, предоставив Баркеру делать все остальное.

Он открыл окно и наставил на подоконнике следов, показывая, что будто бы убийца исчез. Правда, перейдя через ров, ведь мост-то был поднят, но уж что есть – то есть. Затем Баркер яростно принялся звонить в колокольчик и звать на помощь. Что случилось потом, вам хорошо известно. Вот вам весь мой рассказ, джентльмены. Не знаю, понравился вам он или нет. Скажите, пожалуйста, что мне грозит по вашим законам?

Наступило непродолжительное молчание, прервал которое мой друг.

– При всем своем несовершенстве наши законы справедливы. Наказание будет соизмеримо с проступком, но никак не тяжелее. Только не это меня сейчас беспокоит. Вы не пытались ответить на следующие вопросы: каким образом этот Болдуин прознал, где вы живете, как ему удалось проникнуть в ваш дом и где он сам прятался здесь до вечера?

– Представления не имею.

Лицо Холмса стало бледным, как мел и необычайно серьезным.

– Боюсь, что ваша история еще не закончена, – мрачно произнес он. – Я бы на вашем месте больше боялся не английских законов и не ваших кровожадных американских друзей. Предупреждаю, Дуглас, вас подстерегает опасность. Будьте всегда начеку.

А теперь, мой исстрадавшийся читатель, я предлагаю вам ненадолго покинуть раскинувшееся в Сассексе поместье Мейнор-хауз, и совершить путешествие, далекое не только по расстоянию, но и по времени. Мы отправляемся за океан, туда, где лежит начало повествования, ставшего нам известным от человека по имени Джон Дуглас. Мы уходим на двадцать лет назад. Вы услышите историю столь же невероятную, сколь и ужасную. Она поразит вас настолько, она покажется вам такой дикой, что вы будете порой думать: а могло ли подобное произойти на самом деле? Но только не думайте, что я собираюсь ошарашивать вас очередным рассказом, не закончив первый. О, нет. Все повествования незримой нитью связаны между собой. Да вы и сами вскоре все поймете. И когда вы узнаете детали тех далеких событий, когда вы разгадаете тайны прошлого, мы снова встретимся с вами там же, где встречались и раньше, и где заканчивались все невероятные события, которым вы становились свидетелями – в нашей квартире на Бейкер-стрит.

Часть II. Взыскатели

Глава 1

Странный незнакомец

Случилось это четвертого февраля тысяча восемьсот семьдесят пятого года. Зима тогда выдалась суровой, глубокий снег лежал на склонах и в ущельях гор Гилмертон. Но поскольку железнодорожное полотно ежедневно чистили паровой машиной, то и в этот день вечерний поезд, доставлявший шахтеров с многочисленных шахт в поселки, натужено пыхтя, медленно полз из Стагвилла, расположенного в долине, вверх по крутому склону, туда, где находилась Вермисса, мелкий городишко, который волею случая сделался центром местной угледобывающей промышленности. Из Вермиссы дорога, извиваясь между отрогами, шла вниз, в Бартонз – Кроссинг, Хелмдейл и в чисто сельскохозяйственный регион Мертон. Дорога была одноколейной, со множеством запасных путей, где стояли вереницы вагонов, груженных углем и железной рудой – богатством здешних мест, давшим им жизнь. Ради него в этот некогда дикий и безлюдный край со всех Соединенных Штатов Америки ринулись толпы искателей счастья.

Пустынное бесплодное место. Пионеры, прибывшие сюда из прерий, привыкшие к покрытым пышной растительностью цветущим пастбищам и журчащим ручейкам, замирали от страха, видя перед собой лишь черные глыбы скал и стену непроходимого векового леса, над мрачной полосой которого возвышались горы с покрытыми толщей льда и снега вершинами. Вот здесь-то, среди этих каменных громад, и катился сейчас маленький поезд, направляясь в длинную, извилистую долину, окруженную со всех сторон горами.

В первом из пассажирских вагонов, длинном и грязном, с грубо сколоченными лавками, только-только зажгли слабенькую керосиновую лампу. Из двух-трех десятков человек, находившихся в вагоне и ехавших в поселок, большинство было разнорабочими, а человек десять шахтерами. Последних можно было распознать по черным разводам на лицах и лампах, висящих у пояса. И разнорабочие, и шахтеры возвращались домой после смены. Все они сидели маленькими тесными группками и вполголоса разговаривали, беспрерывно дымя трубками и самокрутками, и бросая вороватые взгляды на двух мужчин, пристроившихся особняком от остальных пассажиров. Судя по униформе и значкам, это были полицейские. Стоит также упомянуть, что в числе пассажиров находилось несколько работниц да двое местных торговцев. В углу вагона одиноко сидел молодой человек. Вот он-то нас с вами, дорогой читатель, и интересует. Вглядись в него получше, дорогой читатель, занятие стоит того.

Широкоплечий, среднего роста, на вид лет около тридцати или чуть меньше. Большие выразительные глаза за стеклами очков, любознательный взгляд. Молодой человек с интересом рассматривает пассажиров вагона, все ему здесь в диковинку, все любопытно. Нетрудно предположить, что он общителен, прост, и что ему очень хотелось бы тотчас со всеми перезнакомиться. Люди такого склада не выносят и не любят одиночества, им нужно постоянно с кем-нибудь говорить. Губы молодого человека частенько складывались в мягкую застенчивую улыбку. Неоперившийся птенец, еще не хлебнувший суровых тягот жизни вот что сказал бы о нем человек ненаблюдательный. Однако если б кому-нибудь вздумалось повнимательнее изучить лицо молодого человека, то он был бы удивлен волевыми складками у рта и резко очерченным подбородком. За простоватым выражением лица угадывался сильный характер и внутренняя сила. Физиономист сказал бы, что этот молодой симпатичный ирландец с каштановыми волосами определенно оставит после себя след, а уж каким он будет, хорошим или плохим это зависит от общества, в которое он попадет.

Сделав несколько робких попыток заговорить со своим соседом, шахтером, и получив односложные резкие ответы, молодой человек погрузился в молчание, состояние явно ему не свойственное, и принялся задумчиво рассматривать расстилавшийся за окном унылый пейзаж. Печальное то было зрелище. В надвигавшихся сумерках стали видны языки пламени в печах на склонах гор. По обеим сторонам узкоколейки высились огромные кучи шлака и золы, над которыми сторожевыми башнями вставали вышки угольных шахт. Местами виднелись ряды крохотных деревянных домишек со светящимися оконцами – это многочисленные полустанки начинали заполняться своими временными обитателями, усталыми и черными от копоти. Железоугольные долины округа Вермиссы – это вам не курорт, не место для неженок, привыкших к комфорту. Здесь повсюду шла безжалостная борьба за существование, во всем оставлявшей свои неприглядные следы. Тяжелая, грубая работа требовала себе точно таких же исполнителей – грубых, привыкших к тяжелым условиям.

Молодой путешественник вглядывался в развернувшуюся перед ним картину со смешанным чувством отвращения и любопытства. Иногда он вынимал из кармана объемистое письмо, читал его и одновременно делал на полях какие-то пометки. Но один раз он извлек из-под полы пиджака предмет, наличие которого у молодого человека столь приятной наружности едва ли можно было ожидать. И, тем не менее, в руках молодого человека блеснул здоровенный флотский револьвер. Молодой человек быстро проверил барабан, и в эту минуту можно было заметить, что оружие заряжено. Затем молодой человек упрятал револьвер во внутренний карман пиджака, но прежде его увидел сидящий рядом шахтер.