Он открыл дверь и вышел. Надзиратель отвел меня назад в камеру № 3 отделения предварительного заключения.

— Ну, вы здесь долго не пробудете, если наняли Эндикота, — весело сказал он, запирая камеру,

Я ответил, что надеюсь на это.

 Глава 9

Надзиратель вечерней смены был высокий блондин с широкими плечами и располагающей улыбкой. Он был средних лег и не испытывал ни сочувствия, ни злобы. Он хотел лишь иметь восемь часов спокойного дежурства.

Он отпер дверь моей камеры.

— К вам пришли из окружной прокуратуры.

Мы не спеша пошли к лифту и спустились в регистратуру. Возле стойки стоял толстый мужчина в коричневом костюме. Он курил трубку, ногти у него были грязные, запах от него исходил отвратительный.

— Я Спрэнклин, из окружной прокуратуры,— сказал он грубым тоном.— С вами будет говорить мистер Гренц.

Он достал наручники.

— Попробуем, как они вам подойдут!

Мы прошли через двойную дверь окружной прокуратуры. Телефонный коммутатор не работал — связь была на ночь- выключена. На месте вахтера никто не сидел В некоторых кабинетах горел свет. Спрэнклин открыл дверь маленькой освещенной комнаты, в которой находились письменный стол, шкаф с документами, два или три стула и приземистый мужчина с квадратным подбородком и тупыми глазами на красном лице. При нашем появлении он поспешно убрал что-то в стол.

— Вы могли бы постучать,— зашипел он на Спрэнклина.

— Извините, мистер Гренц,— пробормотал тот.— Я сейчас думал об арестованном.

Он втолкнул меня в кабинет.

— Снять с него наручники, мистер Гренц?

— Не знаю, зачем только вы их надеваете,—ядовито заметил Гренц.

Он смотрел, как парень освобождал мои руки. 1\люч от наручников был у того на громадной связке, и он с трудом нашел его.

— Все в порядке, убирайтесь,— сказал Гренц. — Подождите в коридоре, пока я не позову вас.

— У меня кончилось время службы, мистер Гренц.

— Оно кончится, когда я скажу.

Парень покраснел и протиснул свой толстый зад в дверь. Гренц мрачно посмотрел ему вслед и, когда дверь закрылась, обратил взор на меня. Я подвинул себе стул и сел.

— Я еще не разрешил вам садиться,— прошипел Гренц.

Я вынул из кармана сигарету и сунул в рот.

— И курить я вам не разрешал,— зарычал Гренц.

— В камере мне разрешено курить. Почему здесь нельзя?

— Потому что это мой кабинет. Здесь я распоряжаюсь.

Сильный запах виски потянулся над столом.

— Выпейте еще немного, это успокоит вас, — сказал я.— Мы, так сказать, вам помешали.

Он резко откинулся на спинку кресла. Лицо его стало багровым. Я зажег спичку и закурил.

После длинной паузы Гренц тихо сказал:

— Ну хорошо, вы упрямый парень. Твердый парень, не так ли? Знаете что? Сюда приходят парни любого роста и любого вида. Но отсюда все они выходят одинаковые, а именно — маленькие. И все одинакового вида, а именно — сгорбившиеся.

— О чем вы хотели со мной поговорить, мистер Гренц? И пожалуйста, не стесняйтесь моего присутствия, доставайте свою бутылку, если хотите выпить. Я тоже иногда прикладываюсь, если устаю, или нервничаю, ил много работаю,

— Кажется, тот переплет, в который вы попали, не произвел на вас большого впечатления.

— Я вообще не нахожу, что попал в переплет.

— Это мы увидим. А пока что я хочу получить от вас полные и обстоятельные показания.

Он показал пальцем на магнитофон, стоящий на столике возле письменного стола.

— Сейчас мы запишем на ленту, потом отпечатаем, если ваши показания удовлетворят прокурора, возможно, он освободит вас с обязательством не уезжать из города. Итак, давайте!

Он включил магнитофон. Голос у Гренца был холодный и язвительный до предела Его правая рука все время тянулась к ящику стола. Он был молод, однако на носу у него уже отчетливо виднелась сетка сосудов. Белки глаз тоже имели нехороший вид.

— Мне это уже надоело,— ответил я.

— Что надоело? — проворчал он.

Дикие люди в диком кабинете говорили дикие слова, которые ровным счетом ничего не значили. Я просидел 56 часов в камере предварительного заключения. А почему меня посадили? По подозрению. Вы поздно вечером послали за мной этого запуганного паренька. Неужели вы считаете, что 56 часов одиночества превратили мой мозг в кашу? Неужели воображаете, будто я расплачусь у вас на груди и буду просить вас погладить меня по головке, так как я был так ужасно одинок в громадной тюрьме? Выбросьте это из головы, Гренц! Выпейте и будьте человечным. Я вполне понимаю, что вы просто делаете свое дело. Не приставайте ко мне, это вам ничего не даст.

Он сидел, слушал и смотрел на меня, затем кисло улыбнулся.

— Очень милый разговор,— заметил он.— Так, значит, вы отреагировали. Ну, теперь начинайте давать показания! Хотите отвечать на вопросы или просто расскажете все по порядку?

— Я не стану давать никаких показаний. Вы юрист и знаете, что я могу не давать их.

— Это верно,— холодно сказал он.— Я знаю законы, знаю и полицейские методы. Я даю вам возможность выйти на свободу. Если вы этого не хотите, то я знаю, что мне делать. Завтра утром я отведу вас к судье и он устроит вам предварительный допрос. Может быть, вас освободят под залог, хотя я против этого. Если вы этого добьетесь — прекрасно. Это будет стоить вам кучу денег.

Он взглянул на бумажку, лежащую перед ним на столе, прочел и перевернул ее.

— В чем меня обвиняют? — спросил я.

— Параграф тридцать второй, пособничество. Расценивается как преступление. За это можно получить до пяти лет в Квентине.

— Поймайте сначала Ленокса! — сказал я наугад.

Гренц что-то знал, я чувствовал это по его поведению.

Кое-что у него было.

Он откинулся на спинку кресла, взял авторучку и стал медленно перекатывать ее между ладонями. Потом засмеялся. Он получал удовольствие от своей роли.

— Леноксу трудно скрыться, Марлоу. Чтобы задержать преступника, обычно нужно иметь фото, и хорошее фото. Но для Ленокса этого не требуется. На лице его шрамы, волосы седые, и это в тридцатипятилетнем возрасте. У нас есть четыре свидетеля, возможно, даже больше.

— Свидетели чего?

Горький вкус появился у меня во рту, похожий на тот, какой я ощутил после удара Грегориуса. Это напомнило мне о том, что шея у меня до сих пор болит. Я осторожно погладил ее.

— Будьте сообразительнее, Марлоу! Случайно шериф из Сан-Диего с женой провожали сына и невестку на тот же самолет. Все четверо видели Ленокса, а жена шерифа видела также машину, на которой он приехал, и мужчину, который сопровождал его. Разве вы не понимаете?

— Хорошо, но как же они его узнали? — спросил я.

— Благодаря специальному оповещению по радио и телевидению. Подробного описания личности не требовалось. И шериф позвонил нам.

— Звучит неплохо,— критически заметил я.— Но ведь этого мало. Вы должны арестовать его и доказать, что он совершил убийство. Потом вам придется доказать, что я знал об этом.

Он постучал пальцем по оборотной стороне бумажки.

— Кажется, мне действительно нужно выпить, — сказал он,— Я слишком много работал сегодня.

Гренц открыл ящик стола и поставил на стол бутылку и стакан. Затем налил стакан доверху и залпом выпил.

— Уже лучше,— заметил он.— Намного лучше. Сожалею, что не могу вам предложить, поскольку вы находитесь под арестом,

Он заткнул бутылку пробкой и отодвинул в сторону но не очень далеко.

— Разумеется, мы должны кое-что доказать, как вы сказали. Но ведь, может быть, мы уже имеем его признание, дорогой мой. Не повезло, да?

По моей спине побежали мурашки.

— Тогда зачем вам мои показания?

Тренд ухмыльнулся.

— Для порядка. Ленокса привезли сюда, и он предстанет перед судом. Нам нужно все, что мы можем получить. От вас мы требуем очень немного — дайте показания, и мы вас, возможно, отпустим.

Я пристально посмотрел на Тренда. Он поиграл немного с бумагами, потом поерзал в кресле, посмотрел на бутылку и с трудом подавил желание снова взяться за нее.

— Вероятно, вы хотите знать всё либретто,— вдруг сказал он, скользнув взглядом в сторону.—Ну, только чтобы доказать вам, что я не шучу, послушайте.

Я нагнулся над столом, а он испугался, что я возьму бутылку, и снова убрал ее в стол. Я же хотел только взять свои окурок из пепельницы. Я выпрямился, зажег спичку и закурил. Тренд стал быстро говорить:

Ленокс вышел из самолета в Мататлане, месте пересечения авиалиний, городе, насчитывающем около тридцати пяти тысяч жителей. На два-три часа он исчез из поля зрения. Затем высокий брюнет с темной кожей и шрамами на лице, словно от драки на ножах, был записан пассажиром на самолет до Торреона под именем Сильвио Родригеса. Он неплохо говорил по-испански, но недостаточно хорошо для человека с таким именем. Он был слишком высок для мексиканца с такой темной кожей. Полицейские в Торреоне действовали недостаточно быстро. Мексиканские полицейские не отличаются быстротой действий, они гораздо лучше пристреливают людей. Пока они раскачивались, мужчина пересел на другой самолет и прилетел в горный городок под названием Отатоклан — маленькое солнечное местечко с озером. Пилот этого самолета был в Техасе командиром бомбардировщика и хорошо говорил по-английски. Ленокс сделал вид, будто не понимает, что он говорит.