— Для прохождения курса лечения.

Доктор нахмурился.

— Я врач, мистер Марлоу, но лечением больше не занимаюсь. Какой курс лечения вы имели в виду?

— Он алкоголик. Время от времени напивается и пропадает. Иногда сам возвращается домой, иногда его привозят, а иногда приходится искать.

Я вынул свою служебную карточку и протянул Веррингеру. Тот прочитал ее, не очень обрадовавшись.

— Что случилось с Эрлом?—спросил я,—Воображает себя Аланом Леддом или что-то в этом роде?

Его брови снова пришли в движение. Они очаровали меня. Часть их завивалась, образуя локоны сантиметров трех длиной. Доктор пожал массивными плечами.

— Эрл совершенно безобиден, мистер Марлоу. Часто он проводит время в мечтах. Живет в, можно сказать, сказочном мире.

— И это говорите вы, доктор? Мне он показался довольно буйным,

— Ну-ну, мистер Марлоу! Не преувеличивайте. У Эр-ла слабость к экзотической одежде. В этом отношении он как ребенок.

— Стало быть, вы считаете его чокнутым,— сказал я.— Значит, у вас здесь, так сказать, лечебница, не так ли? Или была раньше?

— Вовсе нет. Когда я практиковал, здесь была артистическая колония. Я заботился о еде, жилье, спорте и развлечениях, но прежде всего обеспечивал изоляцию людей искусства от мира. И все это за умеренную плату. Художники и артисты, как вы, наверно, знаете, люди небогатые. К художникам я отношу и писателей, и музыкантов, и режиссеров, и т. п. Это была благодарная для меня работа.

— Знаю,— сказал я.— Это есть в вашем досье. Так же как и самоубийство, которое произошло у вас несколько лет назад. Морфий, не так ли?

— Что это за досье? — строго спросил Веррингер.

— У нас имеются сведения о всех врачах «с решетками на окнах», как мы их называем, доктор. Из их домов нельзя убежать, если начнется приступ. Для немного чокнутых, алкоголиков, наркоманов и больных легкими формами душевных болезней.

— Такие учреждения должны быть государственными! — горячо сказал доктор.

— Конечно. Теоретически, во всяком случае. Иногда это, так сказать, забывается.

Он выпрямился. Этот человек держался с достоинством.

— Достойно сожаления, мистер Марлоу. Мне неизвестно, почему мое имя фигурирует в таких бумагах. Я вынужден просить вас удалиться.

— Давайте вернемся к Эду! Может быть, он все-таки здесь?

— Здесь никого нет, кроме меня и Эрла, Теперь извините меня...

— Я бы хотел это проверить.

Иногда люди в гневе могут проболтаться, но не доктор Веррингер. Он сохранял достоинство. Я смотрел на дом, из него доносились танцевальная музыка и слабое постукивание.

— Держу пари, что парнишка там танцует,— сказал я.— Это танго. Держу пари, что он танцует один. Вот мальчишка!

— Не желаете ли теперь удалиться, мистер Марлоу?

Или придется позвать Эрла, чтобы он помог мне выдворить вас с моей усадьбы?

— Ни в коем случае, сейчас я сам уеду. Не сердитесь, доктор! Было всего три фамилии, начинающиеся на В, а вы казались самой подходящей особой. Наш единственный отправной пункт — это упоминание о «докторе В», записанное на бумаге перед исчезновением мистера Эда. «Доктор В».

— Но таких врачей, наверно, много,— тихо проговорил Веррингер.

— Конечно. Но в наших бумагах о врачах «с решетками на окнах» их совсем не так много. Большое спасибо, доктор. Эрл немножко сбил меня с толку. Но теперь Я разобрался.

Я подошел к машине и сел за руль. Когда я закрывал дверцу, доктор стоял возле меня с приветливым выражением лида.

— Нам незачем ссориться, мистер Марлоу. Я понимаю, что вы должны быть настойчивы,— такая уж у вас профессия. Чем Эрл сбил вас с толку?

— У него, очевидно, не все дома. Там, где находятся такие люди, могут быть и другие. У парня депрессивноманиакальное состояние, не так ли? Недавно он начал Дурить.

Веррингер молча выслушал меня, он был серьезен и вежлив.

— У меня находилось много интересных и одаренных людей, мистер Марлоу. Не все они были так уравновешенны, как, скажем, вы. Талантливые люди часто невротики. Но я не имел оборудования для содержания душевнобольных или алкоголиков и поэтому не мог заниматься работой такого рода, даже если бы хотел. У меня не было персонала, кроме Эрла, а он не пригоден к такой работе.

— А что он собой представляет, доктор? Если отбросить его глупые танцы и одежду.

Веррингер прислонился к дверце и ответил тихо и доверительно:

— Родители Эрла были моими хорошими друзьями, мистер Марлоу, Их уже нет в живых, а о юноше должен кто-то заботиться. Эрлу нужна тихая жизнь, вдали от шума и искушений города. Он психически неустойчивый, но в основе безобидный. Я без труда с ним справляюсь, как вы видели.

— У вас много мужества,— заметил я,

Он вздохнул. Брови у него двигались, как щупальца осторожного насекомого.

— Это была жертва, и довольно тяжелая,— сказал он.— Я думал, что Эрл будет помогать мне в работе. Он прекрасно играет в теннис, мастерски плавает и ныряет и может танцевать целую ночь. Почти всегда он дружелюбен, но время от времени у него бывают приступы.

Доктор сделал движение своей широкой рукой, словно прогонял подальше печальные воспоминания.

— В конце концов передо мной встал выбор — либо избавиться от Эрла, либо покинуть этот дом.

Он развел руки ладонями вверх, повернул и опустил их. Глаза его увлажнились от выступивших слез.

— Я продал эту тихую долину и дом,— сказал он.— Здесь будут тротуары, фонарные столбы, дети на самокатах и ревущее радио. Будет даже...— Его грудь колыхнулась от вздоха.—...телевидение. Надеюсь, что здесь сохранят деревья, но боюсь за них. Зато здесь вырастут телевизионные антенны. Но мы с Эрлом, надеюсь, будем далеко отсюда.

— До свидания, доктор. Мое сердце болит за вас.

Он протянул мне руку. Она была влажная, но твердая.

— Благодарю вас за сочувствие и понимание, мистер Марлоу. Сожалею, что не могу помочь вам в поисках мистера Слэда.

— Эда,— поправил я.

— Извините, конечно, Эда. До свидания и желаю успеха!

Я поехал обратно по галечной дороге. У меня было унылое настроение, но отнюдь не от сочувствия к доктору Веррингеру.

 Глава 17

У доктора Лестера Вуканича была маленькая, убого обставленная приемная, в которой сидела дюжина пациентов. Это были по виду. совершенно разные и ничем не примечательные люди, которые в этой приемной не очень-то хорошо себя чувствовали. Однако хорошо владеющего собой наркомана не отличишь от вегетарианца бухгалтера. Мне пришлось дожидаться три четверти часа. Пациенты проходили через две двери. Энергичный врач «ухо-горло-нос» может одновременно принимать до четырех больных, если располагает достаточным числом кабинетов.

Наконец, я вошел к нему. Я сел возле его стола в кресло, обтянутое коричневой кожей и покрытое белым полотенцем. Рядом на этажерке лежали инструменты, на столе стоял стерилизатор. Доктор в белом халате, с надетым на лоб зеркалом бодрыми шагами подошел ко мне и сел на табуретку.

— У вас мигрени? Очень сильные?

Он заглянул в папку, поданную ему ассистенткой.

Я заявил, что мигрени ужасные. Особенно рано утром, как только встаю.

— Типично,— кивнул он и взял какой-то инструмент из стекла и металла. Сунул его мне в рот и сказал: — Сожмите губы, но не зубы, пожалуйста!

Затем он отошел в сторону и выключил свет. Окон в кабинете не было, где-то гудел' вентилятор.

Доктор Вуканич вынул инструмент, включил свет и внимательно посмотрел на меня.

— Никакого прилива крови нет, мистер Марлоу. Ваши головные боли не мигрень. Я даже считаю, что у вас никогда в жизни не было мигреней. Я вижу, что вам делали операцию носовой перегородки.

— Да, доктор. Меня ударили во время игры в регби.

Он кивнул.

— У вас небольшое искривление носовой перегородки, которое можно исправить. Но оно не столь велико и не должно мешать дыханию.— Он сидел, обхватив руками колени.— Так что вы, собственно, от меня хотите?

Маленькое лицо его наводило на мысль о туберкулезной белой крысе.

— Я хотел поговорить с вами насчет одного моего друга. Он писатель, имеет кучу денег, но у него плохие нервы. Ему нужна врачебная помощь. Он ежедневно и много пьет. Нужно ему помочь, а его личный врач отказывается.

— Что вы хотите сказать этим «помочь»? — спросил Вуканич.

— Парню надо время от времени делать успокоительные уколы. Думаю, что мы с вами могли бы как-то договориться. За деньгами дело не станет.

— Сожалею, мистер Марлоу, но это не моя специальность.— Доктор встал.— Это довольно некорректная и дерзкая просьба, с вашего позволения. Ваш друг, конечно, может получить у меня консультацию, но пусть он не думает, что я стану его лечить. С вас десять долларов, мистер Марлоу.

— Не притворяйтесь, доктор! Вы у нас в списках.

Вуканич прислонился к стене и закурил сигарету. Он давал мне время, выпуская клубы дыма и глядя на них, Я подал ему свою карточку, чтобы он вместо дыма смотрел на нее. Он посмотрел.

— Что за списки? — поинтересовался он.

— Списки врачей «с решетками на окнах». Я полагаю, что вы уже знакомы с моим другом. Его фамилия Эд. Может быть, вы запрятали его в какой-нибудь белой комнате. Парень пропал из дома.

— Вы просто осел,— сказал Вуканич.— Я не имею дела с алкоголиками и никогда не буду иметь. У меня нет белой комнаты, и я незнаком с вашим другом, если только он существует. С вас десять долларов наличными, и немедленно. Или предпочитаете, чтобы я вызвал полицию и дал показания, что вы обращались ко мне за наркотиками?