Я не сводил с нее глаз. Она меня на этом поймала. Потом перевела взгляд на полдюйма выше, и меня не стало на свете. Но где бы я ни был, дыхание у меня перехватило.

Блондинки бывают разные, слово?блондинка? теперь звучит почти комически. Все виды блондинок хороши по — своему, за исключением разве что этих, с металлическим оттенком, — на самом деле они такие же блондинки, как зулусы, а характер мягкий, как тротуар. Есть миниатюрная хорошенькая блондинка, которая щебечет и чирикает, есть и крупная, статная, под сине — ледяным взглядом которой хочется встать по стойке?смирно?. Есть блондинка, которая выдает вам тот еще взгляд из — под ресниц, и дивно благоухает, и мерцает, и виснет у вас на руке, но когда вы доводите ее до дома, ее сразу одолевает страшная усталость. Она так беспомощно разводит руками и жалуется на проклятую головную боль, и вам хочется ее стукнуть, но мешает радость, что головная боль обнаружилась, прежде чем вы вложили в страдалицу слишком много времени, денег и надежд. Потому что эта головная боль всегда будет наготове — вечное оружие, такое же смертоносное, как кинжал итальянского?браво? или отравленный напиток Лукреции.

Есть мягкая, податливая блондинка — алкоголичка, которой все равно, что на ней надето, лишь бы норка, и куда ее ведут, лишь бы это был ресторан? Звездное небо? и там было много сухого шампанского. Есть маленькая задорная блондинка — она хороший товарищ, и хочет платить за себя сама, и вся лучится светом и здравым смыслом, и знает борьбу дзюдо, так что может швырнуть шофера грузовика через плечо, оторвавшись для этого всего на секунду от чтения передовицы в? Сатердей ревью?. Есть бледная, бледная блондинка, страдающая малокровием — не смертельным, но неизлечимым. Она очень томная, похожа на тень, голос ее шелестит откуда — то из глубины, ее нельзя и пальцем тронуть — во — первых, потому, что вам не хочется, а во — вторых, потому, что она все время читает то Данте в оригинале, то Кафку, то Кьеркегора, то изучает старо — прованский язык. Она обожает музыку, и когда нью — йоркский филармонический оркестр играет Хиндемита, может указать, которая из шести виолончелей опоздала на четверть такта. Я слышал, что Тосканини это тоже может. Она и Тосканини, больше никто.

И, наконец, есть шикарный выставочный экземпляр — эта переживет троих крупных рэкетиров, потом сходит замуж за парочку миллионеров (по миллиону с головы) и успокоится на бледно — розовой вилле в Кап Антиб, где у нее будет автомобиль?альфа — ромео? в комплекте с шофером и механиком и конюшня из потрепанныхаристократов; онабудетобщатьсясними рассеянно — снисходительно, словно пожилой герцог, желающий доброй ночи своему дворецкому.

Мечта за столиком напротив не имела с ними ровно ничего общего. Она не подпадала ни под какую категорию, была далека и чиста, как вода в горной речке, и так же неуловима, как цвет этой воды. Я все еще пялился на нее, когда возле моего локтя раздался голос:

— Я неприлично опоздал. Прошу прощения. Вот что меня задержало. Меня зовут Говард Спенсер. Вы, конечно, Марлоу.

Я обернулся и взглянул на него. Он был средних лет, пухленький, одет так, словно не придавал этому значения, но чисто выбрит, а редкие волосы на широком черепе были старательно прилизаны. На нем был яркий двубортный жилет, какие в Калифорнии редко кто носит — разве что приезжие с Востока.

Очки у него без оправы, и он похлопывал по потертому, видавшему виды портфелю, который, очевидно, его и задержал.

— Тут три свеженьких длиннющих рукописи. Проза. Неудобно терять, пока мы их не отвергли. — Он сделал знак пожилому официанту, который только что поставил перед Мечтой высокий стакан с чем — то зеленым.

— Моя слабость — джин с апельсиновым соком. Вообще — то, несуразное питье. Составите компанию? Прекрасно. Я кивнул, и пожилой официант удалился.

Указав на портфель, я спросил:

— Откуда вы знаете, что не будете их печатать?

— Хорошую рукопись автор не потащил бы ко мне в гостиницу. Отправил бы агенту в Нью — Йорке.

— Тогда зачем вы их принимаете?

— Во — первых, чтобы не обижать людей. Во — вторых, в надежде на тот один шанс из тысячи, ради которого живет каждый издатель. Но чаще всего, где — нибудь на коктейле вас знакомят с кучей народу, и кто — то из них написал роман, а вы полны любви к роду человеческому — вот и заявляете, что с удовольствием прочтете рукопись. Затем она с такой пугающей быстротой оказывается у вас в гостинице, что приходится ее полистать. Но вряд ли вас так уж интересуют издатели и их проблемы.

Официант принес заказ. Спенсер схватил стакан и отхлебнул здоровый глоток. Золотоволосую девушку напротив он не замечал. Все его внимание было направлено на меня. В связные он годился.

— Если нужно для работы, — отозвался я, — могу иногда и книжку почитать.

— Здесь живет один из наших самых известных авторов, — небрежно заметил он. — Может быть, вы его читали. Роджер Уэйд.

— М — м…

— Понимаю. — Он грустно улыбнулся, — Не любите исторических романов. Но расходятся они потрясающе.

— Тут и понимать нечего, м — р Спенсер. Попалась мне как — то одна его книжка. По — моему, требуха. Ничего, что я так в лоб?

Он усмехнулся.

— Нет, что вы. Вы тут не одиноки. Но дело в том, что сейчас его раскупают автоматически. А при нынешних производственных расходах никакой издатель не может обойтись без парочки таких авторов.

Я взглянул на золотую девушку. Она допила свой лимонад, или как его там, и посмотрела на микроскопические часики. Бap понемногу заполнялся, но до настоящего шума была еще далеко. Два ловкача по — прежнему размахивали руками, а к солисту на табурете присоединилась пара приятелей. Я перевел взгляд обратно на Говарда Спенсера.

— Это вы и хотели обсудить? — спросил я, — Этого самого Роджера УэЙда?

Он кивнул. Присматривался он ко мне очень тщательно.

— Расскажите немного о себе, м — р Марлоу. Если, конечно, не возражаете.

— Что вам рассказать? Я частный детектив, лицензию получил довольно давно. Одинокий волк, холост, не слишком молод, небогат. Несколько раз сидел в тюрьме, бракоразводных дел не веду. Люблю выпивку, женщин, шахматы.

Полицейские меня недолюбливают, но с двумя — тремя мы ладим. Родился в Санта — Розе, родители умерли, братьев и сестер нет. Если меня пришибут в темном переулке — а с людьми моей профессии, да теперь и не только моей, это случается все чаще, — ни для кого это не будет катастрофой.

— Понятно, — произнес он. — Но это не совсем то, что я хотел бы узнать.

Я допил джин с апельсиновым соком. Он был невкусный. Я усмехнулся.

— Вот еще что забыл, м — р Спенсер. У меня в кармане лежит портрет Мэдисона.

— Портрет Мэдисона? Боюсь, что я не…

— Купюра в пять тысяч долларов, — пояснил я. — Всегда ношу ее при себе.

Как талисман.

— Боже правый, — прошептал он. — Разве это не опасно? Вы страшно рискуете.

— А кто сказал, что есть граница, за которой все опасности одинаковы?

— Кажется, Уолтер Бейджхот. Он имел в виду верхолазов. — Тут он улыбнулся. — Извините, но все — таки издатель всегда остается издателем. Вы мне подходите, Марлоу. Ставлю на вас. А иначе вы просто послали бы меня к черту, верно?

Я улыбнулся в ответ. Он подозвал официанта и заказал еще выпить.

— Значит так, — начал он. — У нас крупные неприятности из — за Роджера Уэйда. Он не может закончить книгу. Потерял работоспособность, и это неспроста. Прямо разваливается на глазах. Дикие запои, приступы ярости.

Иногда исчезает на несколько дней. Недавно сбросил жену с лестницы, она сломала пять ребер, попала в больницу. Причем отношения у них вполне нормальные. Но в пьяном виде он теряет рассудок. — Спенсер откинулся на спинку и окинул меня мрачным взглядом. — Нам нужно, чтобы он дописал книгу.

От нее очень много зависит. В какой — то степени даже мое положение в издательстве. Но дело не только в этом. Надо спасать очень одаренного писателя, который еще не развернулся в полную силу. С ним бог знает, что творится. В этот раз он даже отказался со мной встретиться. Вероятно, вы думаете, что тут нужен психиатр. Миссис Уэйд так не считает. Она убеждена, что он абсолютно в своем уме, но чем — то страшно обеспокоен. Может быть, его шантажируют. Уэйды женаты пять лет. Возможно, всплыло что — то из его прошлого. Например — в порядке бреда — он сбил кого — то машиной, а теперь ему это припомнили. В общем, мы не знаем, но хотим узнать. И готовы хорошо заплатить, чтобы эти неприятности кончились. Если это клинический случай? что ж, так тому и быть. Если нет, то в чем дело? И, кроме того, нужно охранять миссис Уэйд. В следующий раз он может ее убить. Это вещи непредсказуемые.

Перед нами поставили стаканы. Я к своему не притронулся и только смотрел, как он сразу отхлебнул половину. Не сводя с него глаз, я закурил.

— Вам нужен не сыщик, — сказал я. — Вам нужен волшебник. Какого черта я тут могу поделать? Если знать, когда на него найдет, и если удастся с ним справиться, его можно сбить с ног и уложить в постель. Но ведь для этого надо оказаться на месте вовремя. А это, сами понимаете, один шанс из ста.

— Он примерно вашего роста, — возразил Спенсер, — но не в такой хорошей форме. А находится поблизости вы могли бы все время.

— Вряд ли. Пьяницы — люди хитрые. Он обязательно дождется, когда меня не будет. Нет, в санитары я не гожусь.

— Я не говорю про санитара. Роджер Уэйд никогда бы этого не потерпел.

Он просто талантливый человек, который сошел с рельсов и потерял самоконтроль. Слишком много денег заработал на этой халтуре для недоумков.