Он смотрел на меня, как на окурок или пустой стул, без всякого интереса — так, торчит что-то перед глазами.

Дейтон почтительно доложил:

— Совершенно очевидно, что он специально создал ситуацию, которая позволила ему отказаться от допроса. Он цитировал нам статьи закона и вынудил меня нанести ему удар. Признаю нарушение, капитан.

Грегориус перевел на него тусклые глаза.

— Легко тебя вынудить, если такому отребью это удалось. Кто снял с него наручники? — Грин сказал, что это он.

— Наденьте обратно, — велел Грегориус. — Туже. Это его подбодрит.

Грин начал надевать мне наручники.

— За спину! — рявкнул Грегориус. Грин сковал мне руки за спиной. Я сидел на жестком стуле.

— Туже, — повторил Грегориус. — Чтоб почувствовал. — Грин сделал туже. Руки у меня стали неметь. Наконец Грегориус поглядел на меня.

— Теперь можешь говорить. Только быстро.

Я ничего не ответил. Он откинулся на спинку и усмехнулся. Его рука медленно потянулась к чашке с кофе и обхватила ее. Он слегка подался вперед.

Чашка дернулась, но я успел свалиться боком со стула. Руки совсем затекли.

Пальцы не чувствовали ничего, а выше наручников начало болеть.

Грин помог мне сесть на стул. Спинка и часть сиденья были залиты кофе, но почти вся чашка выплеснулась на пол.

— Не любит кофе, — изрек Грегориус. — Ишь, быстрый какой. Хорошая реакция.

Все молчали. Грегориус оглядел меня рыбьими глазами.

— У нас тут, мистер, лицензия сыщика стоит не больше визитной карточки.

Теперь давай свои показания. Сперва устно. Потом запишем. И ничего не пропускать. Значит, полный отчет о передвижениях, с девяти часов вчерашнего вечера. Но полный! Наш отдел расследует убийство, и главный подозреваемый скрылся. Ты с ним связан. Парень застает свою жену с другим и разбивает ей голову вдребезги бронзовой статуэткой. Не оригинально, мы такое уже видали, но сработало. Если ты думаешь, что при таком деле какой-то чертов сыщик может цитировать законы, тебя ждет мало что хорошего. По юридическим книжкам ни один полицейский в стране толку не добивался. У тебя есть информация, мне она нужна. Ты мог бы сказать — «нет», а я мог бы тебе не поверить. Но ты даже «нет» не сказал. Так что дурачком не прикидывайся, дружище. Не пройдет. Ну, поехали.

— А наручники снимете, капитан? — спросил я. — Если я буду давать показания.

— Возможно. Давай покороче.

— Если я скажу, что не видел Леннокса все прошлые сутки, не говорил с ним и понятия не имею, где он — это вас устроит, капитан?

— Возможно, если я поверю.

— Если я скажу, что видел его, укажу, где и когда, но понятия не имел, что он кого-то убил, и вообще ни о каком преступлении не слышал и не знаю, где он сейчас находится, — это ведь совсем вас не устроит?

— Если расскажешь подробно, может, я и послушаю. Значит: где, когда, как он выглядел, о чем беседовали, куда он направлялся. Из этого что-нибудь может выйти.

— С вашими методами, — сказал я, — выйдет только то, что вы сделаете из меня сообщника.

У него заходили желваки на скулах. Глаза были цвета грязного льда.

— Ну?

— Не знаю, — сказал я. — Мне нужно посоветоваться с адвокатом. Я бы хотел помочь. А что если нам вызвать сюда кого-нибудь от прокурора?

Он издал короткий хриплый смешок. Очень короткий. Потом медленно встал и обошел вокруг стола. Нагнулся ко мне, опираясь толстой рукой о крышку, и улыбнулся. Затем, не меняя выражения лица, ударил меня по шее чугунным кулаком.

Он бил почти без замаха. У меня чуть не отлетела голова. Во рту стало горько. Вкус желчи смешался со вкусом крови. Не слышно было ничего, кроме дикого шума в голове. Он наклонился поближе, по-прежнему опираясь левой рукой о стол и по-прежнему улыбаясь. Голос его доносился откуда-то очень издалека.

— Старею. А раньше со мной шутки были плохи. Удар держишь хорошо, приятель. Я с тобой закончил. Вот в городской тюрьме у нас трудятся ребятки, место которым на скотобойне. Может, мы их зря держим, они ведь не такие чистенькие красавчики, как наш Дейтон. У них нет четверых ребятишек и розочек в саду, как у Грина. Они любят развлечься по-своему. Что делать, рабочей силы не хватает. Ну, надумал, что будешь говорить? Сделаешь одолжение?

— В наручниках не могу, капитан. — От боли я это еле выговорил.

Он еще ближе подался ко мне, в нос шибанула вонь пота и гнилых газов.

Потом он выпрямился, обошел вокруг стола и поместил в кресло свой увесистый зад. Взял линейку-треугольник и провел по ней большим пальцем, как по лезвию. Взглянул на Грина.

— Чего ждете, сержант?

— Приказа, — выдавил из себя Грин, словно ему звук собственного голоса был противен.

— Объяснять надо? А еще считаетесь опытным работником. Мне нужны подробные показания о передвижениях этого человека за последние двадцать четыре часа. Пока только за эти сутки. Я хочу знать, что он делал каждую минуту этих суток. Показания, подписанные, заверенные свидетелями и зарегистрированные. Даю на это два часа. Потом доставить его обратно сюда, чтоб был чистый, аккуратный, без следов. И вот еще что, сержант.

Он помолчал и бросил на Грина взгляд, от которого покрылась бы инеем свежеиспеченная картофелина.

— В следующий раз, когда я задам подозреваемому вежливый вопрос, вы не будете здесь маячить с таким видом, будто я ему ухо оторвал.

— Слушаюсь, сэр, — Грин повернулся ко мне. — Пошли, — хрипло сказал он.

Грегориус оскалился. Зубы ему не мешало бы почистить, и как следует.

— Ну, реплику под занавес, приятель.

— Слушаюсь, сэр, — вежливо отозвался я. — В ваши планы это вряд ли входило, но вы оказали мне услугу. С подачи сыщика Дейтона. Вы решили за меня одну проблему. Никто не любит предавать друзей, но вам я не предал бы и врага. Вы не просто горилла, вы еще и бездарны. Не умеете провести обычный допрос. Я качался на лезвии ножа и меня можно было склонить в любую сторону.

Но вы оскорбили меня, плеснули кофе мне в лицо и подняли на меня руку, когда я ничем не мог ответить. Теперь я вам не скажу даже, который час на ваших собственных стенных часах.

По какой-то странной причине он сидел молча и дал мне договорить. Затем ухмыльнулся.

— Не любишь полицию, дружок. В этом все дело, ищейка, не любишь полицию.

— Есть такие места, капитан, где на полицию не смотрят с ненавистью. Но в таком месте вы не были бы полицейским.

Он и это проглотил. Наверно, мог себе это позволить. Вероятно, ему приходилось выслушивать кое-что и почище. Потом у него на столе зазвонил телефон. Он взглянул на него и шевельнул рукой. Дейтон тут же метнулся к столу и снял трубку.

— Кабинет капитана Грегориуса. Сыщик Дейтон у аппарата.

Он послушал. Между красивых бровей у него образовалась морщинка. Он тихо сказал:

— Минуточку, пожалуйста, сэр. — Он протянул трубку Грегориусу.

— Начальник полиции Олбрайт, сэр. — Грегориус нахмурился.

— Да? А этому сопливому ублюдку что нужно? — Он взял трубку, подержал ее и разгладил физиономию. — Грегориус, начальник.

Он помолчал, слушая.

— Да, он здесь, у меня, начальник. Задаю ему разные вопросы. Не хочет нам помочь. Отказывается… Как вы сказали? — От внезапной злобы его лицо скривились в тугой узел. Лоб побагровел. Но голос не изменился ни на йоту. — Если это прямой приказ, он должен поступить от начальника отдела, сэр…

Конечно, я подчиняюсь вплоть до подтверждения. Конечно… Да вы что… Никто его и пальцем не тронул. Да, сэр. Слушаюсь.

Он положил трубку на рычаг. Мне показалось, что рука чуть-чуть дрожала.

Глаза его скользнули вверх, на меня, потом на Грина.

— Снимите наручники, — велел он безжизненным голосом.

Грин отпер наручники ключом. Я потер руки, ожидая иголочек кровообращения.

— Отправьте его в окружную тюрьму, — медленно произнес Грегориус. — По подозрению в убийстве. Прокурор перехватил у нас это дело. Хорошенькая система.

Никто не шевельнулся. Грин стоял возле меня, тяжело дыша. Грегориус поглядел на Дейтона.

— Чего ждешь, розанчик? Мороженого, что ли? — Дейтон чуть не захлебнулся.

— Вы мне ничего не приказывали, шкипер.

— Говори мне «сэр», черт побери! Шкипер я для сержанта и выше. Не для тебя, щенок. Не для тебя. Вон отсюда!

— Слушаюсь, сэр. — Дейтон быстро вышел за дверь. Грегориус тяжело поднялся, прошел к окну и стал к нам спиной.

— Давайте, шевелитесь, — пробормотал Грин мне на ухо.

— Забрать его отсюда, пока я ему башку не пробил, — велел Грегориус в окно.

Грин подошел к двери и открыл ее. Я сделал шаг. Грегориус внезапно рявкнул:

— Стоп! Закрыть дверь!

Грин закрыл и прислонился к ней.

— Иди сюда, ты! — рявкнул Грегориус.

Я не двинулся. Стоял и смотрел на него. Грин тоже не шелохнулся.

Наступила мрачная пауза. Потом Грегориус очень медленно пересек комнату и подошел ко мне совсем вплотную. Толстые жесткие руки он засунул в карманы.

Стоял, покачиваясь на каблуках.

— И пальцем не тронули, — выдохнул он еле слышно, словно про себя. Глаза у него были пустые, отсутствующие. Губы судорожно кривились.

Потом он плюнул мне в лицо.

И отступил.

— Это все, спасибо.

Повернулся и ушел снова к окну. Грин опять открыл дверь. Я вышел, нащупывая в кармане платок.

Глава 8

Камера номер три в уголовном секторе оборудована двумя койками, как в пульмановском вагоне, но сектор был не слишком переполнен, и камера досталась мне одному. В уголовном секторе с тобой обращаются сносно. Дают два одеяла, не грязных и не чистых, и комковатый матрас толщиной в два дюйма — стелить на металлическую сетку. Есть унитаз, раковина, бумажные полотенца и кусок каменного серого мыла. Кругом чисто, дезинфекцией не пахнет. Уборку делают примерные заключенные. Их всегда хватает.