Биллу казалось, что прошла целая вечность, прежде чем сняли повязку.

— Отлично! — с удовлетворением заметил доктор Пардонер. — Ни следа ожогов на висках.

Почувствовав исчезновение последнего слоя марли, Билл осторожно приоткрыл глаза. Болезненных ощущений не было, а зрение постепенно прояснялось. Очень медленно он поднял голову.

На другом краю дивана Билл разглядел шапочку медсестры, под которой виднелись рыжие локоны. У мисс Патриши Конуэй было симпатичное круглое личико с легкой россыпью веснушек и веселыми карими глазами. Билл улыбнулся ей, и личико сразу же приняло строгое и надменное выражение.

— Думаю, пациент больше не нуждается в уходе, доктор, — сказала сиделка.

Доктор Пардонер, маленький толстый человечек, довольно поблескивал глазами под стеклами очков в роговой оправе.

— Вы выглядите более-менее так, как я представлял, — обратился к нему Билл и снова посмотрел на сиделку: — А вот вы оказались в сто раз красивее!

Мисс Конуэй высокомерно отвернулась, однако даже по ее затылку было видно, что слова Билла отнюдь не были ей неприятны.

— Дадим глазам привыкнуть, — сказал доктор, — прежде чем я осмотрю их при свете. Полагаю, вы хотите задать мне несколько вопросов?

— Несколько?! — воскликнул Билл. — Да у меня целый миллион вопросов! Но нигде не сказано, что человек, пробывший слепым целую неделю, не может насладиться сигаретой. Не будете ли вы так любезны, мисс Конуэй, дать мне одну?

Мисс Конуэй вставила ему в рот сигарету, чиркнула спичкой и быстро отошла, чтобы скрыть улыбку.

— Прежде всего, — снова обратился Билл к доктору, — видели ли вы книгу, которая была у мистера Чивера?

— Да. Мистер Чивер позвонил мне.

— Тогда какой яд был на этих чертовых лезвиях?

— Мистер Херст, на них не было никакого яда.

— Что?!

— Фактически, — продолжал доктор, — это едва не направило нас по ложному следу. К счастью, я сталкивался с несколькими подобными случаями, и когда помещение проверили специальной аппаратурой… — Взяв кочергу, стоящую у камина, он постучал ею по крышке пишущей машинки Билла. — Давно вы пользуетесь этой машинкой, мистер Херст?

— Я пользовался ею только один раз, неделю назад — в первый день прибытия сюда. Печатал несколько часов во второй половине дня.

— Это все объясняет!

— Но каким образом меня могли отравить с помощью пишущей машинки?

— Клавиши были смазаны радиевой пастой.

— Радиевой пастой?

Доктор Пардонер взмахнул кочергой, словно учитель — указкой.

— Специалист… Надеюсь, вы не возражаете, что я пригласил его?

— Разумеется, нет.

— Метод не нов. В книге Дж. С. Гудвина «Случайные сведения на криминальную тему» вы найдете описание сходного происшествия в Чехословакии перед войной. Ревнивый мужчина задумал отомстить машинистке, не убивая ее, но причинив ей немалый вред. Радиевая паста все еще используется в коммерческих целях, но ее действие настолько слабо, что на нее можно смотреть целыми днями без всякого ущерба для глаз. Ее следует наносить на белые клавиши — тогда она не видна. К тому же паста нечувствительна при прикосновении, когда высыхает. Вред причиняют ожоги, наносимые пальцами. Машинистка, в течение нескольких дней подвергавшаяся воздействию пасты, не умерла, но перенесла весьма неприятный опыт.

Мисс Конуэй больше не могла сдерживаться:

— Мистер Херст пользовался машинкой только полдня. Он говорил вам и доктору Лэмберту о своей привычке тереть пальцами глаза и виски. Паста не успела глубоко проникнуть в систему кровообращения через порез на пальце, а симптомы были настолько очевидными, что врачи сразу распознали их.

— Эта штука не опасна, — сказал доктор Пардонер, указывая кочергой на машинку, — но лучше не снимайте футляр. Хотя я советовал бы вам избавиться от нее. Вообще я предпочел бы… э-э… знать об этом поменьше.

— Да. Понимаю.

— Дело в том, — продолжал доктор, глядя в потолок, — что мне пришлось сообщить о происшедшем в полицию. Сначала возникла неразбериха с вашим именем. Мистер Чивер настаивал, что вас зовут Уильям Досон. Я так и сказал полицейским, хотя впоследствии получил иные сведения. Коль скоро все утверждали, что вы привезли машинку из Америки, я предположил, что вы стали жертвой грубой шутки вашего друга по ту сторону океана. Полицейский офицер сразу утратил к вам интерес. Больше он вас не потревожит.

— Спасибо, — кивнул Билл. — Эта история — следствие личной неприязни.

— В то же время, — доктор Пардонер нахмурил брови, — мы с доктором Лэмбертом самостоятельно провели скромное расследование. Ко всем предметам вашего багажа, включая шляпу, которая вам не подходит, прикреплен ярлык БОАК — за исключением пишущей машинки. Доктор Лэмберт считает, что белые клавиши, которые явно не относятся к этой машинке, могли установить здесь.

Билл посмотрел на столик с пишущей машинкой. Он впервые заметил, что над ним висит акварель, изображающая венецианский Большой канал, от которой тянется вертикально вниз почти невидимый кремовый шнур.

— К сожалению, — снова заговорил доктор, — и портье, и мальчик по имени Томми настаивают, что никто не входил в дом с каким-либо багажом, кроме коммивояжера с саквояжем, проживающего на этом этаже, и старого джентльмена с чемоданом, живущего этажом выше. Боюсь, что вестибюль пустовал значительное время. Любой мог подменить клавиши… Нет, больше я не желаю об этом слышать.

Он подошел к Биллу:

— А теперь окончательное обследование при свете — и можете считать себя здоровым.

Включив настольную лампу, доктор Пардонер направил свет вниз и надел на голову какой-то аппарат с большим круглым рефлектором спереди.

— Хм! Превосходно! — сказал он, направив тонкий луч света из рефлектора в глаза Биллу. — Вы много читаете, не так ли?

— Очень много.

— А вы когда-нибудь подумывали об очках для чтения?

— Я их терпеть не могу!

— Многим не нравятся очки, — усмехнулся доктор. — Но уже давно изобрели маленькие небьющиеся линзы, тонкие, как бумага, которые вставляются под веки, оставаясь незаметными для окружающих. Если вам неприятен вид очков…

— Дело не в том. У меня были очки для чтения, но я вечно их терял.

— Это все рассеянность. Будь вы менее рассеянным, видели бы гораздо лучше во многих смыслах. — Доктор Пардонер похлопал его по спине и спрятал аппарат в черный чемоданчик. — В любом случае вы в достаточно сносном состоянии и больше не нуждаетесь в докторах и сиделках. Пока я мою руки, мисс Конуэй расскажет вам о сообщениях, телефонных звонках и прочем. А также, — добавил он с усмешкой, выходя из комнаты, — о тех ужасных вещах, которые вы говорили во сне.

Мисс Конуэй промолчала, но ее взгляд предполагал нечто настолько шокирующее, что Билл невольно смутился.

Положив ноги на диван и натянув плед, Билл указал сиделке на стул рядом. Мисс Конвей села с чопорным видом.

— Ох уж эти ваши женщины! — промолвила она таким тоном, словно ей было стыдно, что такие, как он, существуют на свете.

— Что вы имеете в виду? — осведомился Билл, приподнявшись. — Я не султан с гаремом. Какие еще женщины?

— Конечно, это не мое дело. Но во второй вечер, когда вы находились под действием снотворного, вам звонили две женщины, одна за другой. Обе пытались проникнуть в дом, и каждая называла себя Джой Теннент. А вы в бреду произносили имя еще одной женщины — Марджори. И после этого вы будете утверждать, что вы не султан?

Билл понял, что в тот день Марджори и настоящая Джой, очевидно, узнали о его болезни.

— А вы видели хоть одну из женщин, которые называли себя Джой Теннент?

— Право, я их не разглядывала, — ответила мисс Конуэй. — Но та, у которой черные волосы и голубые глаза, очень сердилась, когда я не позволила ей войти. Эта особа заявила, что она ваша вдова — ничего себе, шуточки! — что у нее есть брачное свидетельство и что она может пойти к вашему дяде…

— Моя вдова? — переспросил Билл. — Но это гнусная ложь — ведь я еще жив!

— Думаете, я об этом не догадалась?

Сигарета обожгла Биллу руку, и он погасил ее.

В мгновение ока Билл понял то, что казалось таким загадочным в настоящей Джой Теннент. Джой была той, кого французы именуют demi-vierge[57] чей холодный, расчетливый ум никогда не допускает близости до брака.

Билл не сомневался, что Лэрри женился на ней, а история об раздельных комнатах должна была поддерживаться, пока Джой не убедится, что дядя Гей одобряет невесту.

Но брачное свидетельство не могло подействовать на старого козла. Гей знал, что Билл не Лэрри Херст, и думал только о том, чтобы убить его.

— А светловолосую леди вы тоже видели? — спросил Билл. — Какой она вам показалась?

— Ну… — голос стал чуть менее чопорным, — не отрицаю, что она умеет себя вести, и могу понять, почему мужчина… Я впустила ее, и она провела с вами две ночи.

— Что?!

— Какой же грязный ум у некоторых людей! Она сидела в кресле и всю ночь разговаривала со мной. — Взгляд карих глаз мисс Конуэй стал почти нежным. — Вы были со мной очень любезны, и я больше не буду вас дразнить. Я знаю, что ваша настоящая фамилия Досон, а не Херст. Я знаю, что светловолосая девушка — та самая Марджори, о которой вы говорили в бреду. Вам грозит какая-то опасность, но она не хотела или не могла рассказать мне об этом, потому что мой брат работает в уголовном розыске. Вы ужасно любите друг друга, но по какой-то причине не можете…

— Спасибо, — прервал Билл. И ему показалось, что мисс Конуэй облегченно вздохнула. — Остается выяснить, что я говорил в бреду.

— Да ни о чем особенном. Как вы ненавидите какого-то Хэта или Хэттера. Вы сказали, что встретились с ним лицом к лицу с оружием в руках, но он не осмелился выстрелить, и теперь вы разбили преграду или что-то в этом роде.