— Откуда вам знать?

— Друг мой, я знаю все.

— И тем не менее, мне это очень не нравится.

— Успокойтесь, вы не получите этих десяти тысяч. Возможно, это будет для вас некоторым утешением, — сказал Пуаро и подмигнул.

— Да, но подумайте, мосье Пуаро, ведь это весьма рискованное предприятие. Оно может погубить всю мою жизнь.

— Та-та-та, эта леди не посмеет сообщить в полицию, уверяю вас.

— Но она может рассказать об этом мужу.

— Нив коем случае.

— Не нравится мне все это.

— А вам нравится терять пациентов и губить свою карьеру?

— Нет, но все же…

Пуаро ласково ему улыбнулся.

— У вас ведь есть антипатия к чему-нибудь, да? Это вполне естественно. И, кроме того, в вас есть рыцарский дух. Могу вас уверить, что леди Хорбери недостойна таких высоких чувств. Если выразиться образно, она просто мерзкая и отвратительная особа.

— Все равно, она не может быть убийцей.

— У вас слишком много предвзятых мыслей. А я хочу лишь ускорить дело и выяснить необходимое.

— Мне вообще не нравится мысль шантажировать женщину.

— О, господи! Слова-то какие! Шантажа, как такового, в сущности, не будет. Вам просто необходимо произвести определенный эффект. А уж потом в действие вступлю я.

— Если вы загоните меня в тюрьму… — сказал Норман.

— Нет, нет, нет. Меня хорошо знают в Скотланд-Ярде. Если и произойдет что-либо непредвиденное, всю вину я возьму на себя. Но ничего непредвиденного не случится.

Норман со вздохом сдался.

— Хорошо, я это сделаю. Но знайте, мне это вовсе не по душе.

Пуаро медленно продиктовал текст.

— Прекрасно, — сказал он. — Немного позднее я проинструктирую вас относительно вашего поведения во время встречи с леди Хорбери. Скажите мне, мадемуазель, вы когда-нибудь бывали в театре?

— Да, довольно часто.

— Хорошо. А вы видели, например, пьесу «Под уклон»?

— Да, видела около месяца тому назад. Это совсем неплохая пьеса.

— Это американская пьеса?

— Да.

— А вы помните роль Генри, которую исполнял мистер Раймонд Барраклуф?

— Да. Он был превосходен в этой роли.

— Вы считаете его привлекательным мужчиной? Да?

— Необыкновенно!

— Так чего же больше в нем, привлекательности или актерского мастерства?

— О, мне кажется, он неплохо играл.

— Мне нужно сходить посмотреть на его игру, — сказал Пуаро.

Джейн, совсем сбитая с толку, смотрела на Пуаро, не отрывая глаз. Какой же странный этот маленький человечек! Перепрыгивает с одного на другое, как птица с ветки на ветку. Пуаро, видимо, прочитал ее мысли и улыбнулся.

— У вас неблагоприятное мнение обо мне, мадемуазель? Вы не одобряете мои методы?

— Нет, просто непонятно, почему вы перескакиваете с одного на другое.

— Это неверно. Я следую своим путем логики, noрядка и метода. Не стоит делать поспешных выводов. Нужно постепенно исключать из списка.

— Исключать? — переспросила Джейн. — Так вот вы, оказывается, чем занимаетесь? — Она задумалась. — Теперь понимаю. Вы исключили мистера Гленей…

— Возможно, — ответил Пуаро.

— Потом вы исключили нас, а теперь, видимо, собираетесь исключить леди Хорбери. О!

Она вдруг замолчала, пораженная какой-то мыслью, пришедшей ей в голову.

— Что такое, мадемуазель?

— А этот разговор о попытке убийства? Это была проверка?

— Вы очень догадливы, мадемуазель. Да, это было частью того пути, по которому я иду. Я упомянул о попытке убийства и стал наблюдать за мистером Гленей, за вами и за мистером Гейлом. Но ни в ком из троих не заметил ничего подозрительного, хотя меня очень трудно провести. Ведь записи, сделанные мадам Жи-зель в ее записной книжке, никому из вас не известны. Итак, вы видите, я удовлетворен.

— Каков же все-таки вы опасный и хитрый человек, мосье Пуаро, — сказала Джейн, вставая. — Я никак не пойму, почему вы говорите то одно, то другое.

— Это ведь элементарно. Я хочу выяснить все обстоятельства.

— Я надеюсь, у вас имеется много путей их выяснения.

— Вообще-то существует лишь один настоящий луть.

— Какой же?

— Услышать все из уст самого преступника.

Джейн засмеялась.

— А если он не захочет говорить?

— Каждый любит поговорить о себе самом.

— Да, вы правы, — согласилась Джейн.

— Именно таким путем многие шарлатаны создают себе богатство. Такой шарлатан вызывает своего собеседника на откровенность, и тот, упиваясь своим красноречием, рассказывает, как он вывалился из детской коляски в двухлетнем возрасте, как его мать ела персик и испортила соком свое оранжевое платье, как в полтора года он таскал своего отца за бороду. И так далее и тому подобное. А потом, после приятной беседы, человек уходит домой в восторге от самого себя и спокойно засыпает без снотворного.

— Какая чепуха! — сказала Джейн.

— Нет, это не так уж глупо, как вы думаете. Все это основывается на одной из самых главных черт человеческой натуры, на необходимости поговорить, излить душу. А вы сами, мадемуазель, разве вы не испытываете иногда желания поговорить о своем детстве, о своей матери, или отце?

— Но к данному случаю это никак не подходит. Я вот, например, выросла сиротой.

— Но это уже совсем другое дело. Об этом вряд ли приятно вспоминать.

— Нет, почему же? Мы остались сиротами, но не бедствовали. И у меня тоже есть забавные воспоминания детства.

— Вы жили тогда в Англии?

— Нет, в Ирландии. Недалеко от Дублина.

— Так, значит, вы ирландка. Вот почему у вас такие темные волосы и серо-голубые глаза. Как будто…

— Как будто их вставляли в глазницы грязным пальцем, — сказал Норман Гейл и засмеялся.

— Как? Как это вы сказали?

— Есть такая поговорка о глазах ирландцев.

— Правда? Но это звучит не очень уж элегантно. Хотя… Хотя вполне выразительно. — Он поклонился Джейн. — Не важно, мадемуазель, как их вставляли, но результат получился превосходный.

Джейн весело рассмеялась.

— Вы просто вскружите мне голову, мосье Пуаро. До свидания и спасибо вам за ужин. А если Норман угодит в тюрьму за шантаж, вам придется выдержать бой.

Норман нахмурился. Пуаро попрощался с молодыми людьми. Приехав домой, он открыл ящик письменного стола и вынул список. Внимательно прочитав его, он отметил небольшими крестиками четыре фамилии. Потом, подумав, кивнул головой.

— Да, мне кажется, я уже знаю, — прошептал он. — Но я должен быть в этом уверен. Да, мне нужно удостовериться.

Глава семнадцатая. В УНДЭВОРТЕ

Генри Митчелл собирался приступить к ужину, состоявшему из сосисок и картофельного пюре, когда раздался звонок у входной двери. К удивлению стюарда, посетителем оказался джентльмен с большими усами, бывший в числе пассажиров того самолета, в котором произошла трагедия.

Мосье Пуаро вел себя корректно и вежливо, настоял на том, чтобы Митчелл доел свой ужин, сказал какой-то любезный комплимент миссис Митчелл, стоявшей рядом.

Он сел на предложенный ему стул, сделал замечание относительно необычной для сезона погоды, затем осторожно перешел к цели своего визита.

— Мне кажется, Скотланд-Ярд не очень успешно продвигается в раскрытии этого дела, — сказал он.

— А ведь дело-то очень странное, сэр, очень странное. Я даже не знаю, что здесь можно предпринять. Ведь никто из пассажиров ничего не заметил. Совершенно не за что зацепиться.

— Вы совершенно правы.

— Генри был страшно расстроен всем происшедшим, — вставила миссис Митчелл. — Он даже сон потерял.

— Да, на меня это произвело ужасное впечатление, — сказал Генри. — Компания, правда, отнеслась ко всему снисходительно. А то я боялся потерять работу.

— Генри, но как же они могли еще отнестись? Ведь иначе было бы совсем нечестно, — сказала жена с возмущением.

Это была миловидная женщина со здоровым цветом лица и темными живыми глазами.

— Не всегда ведь поступают по-честному, Рут. Но все обошлось лучше, чем я предполагал. Они меня ни в чем не обвиняют. И все же я чувствую себя в ответе за случившееся, вы меня понимаете?

— Да, я очень хорошо вас понимаю, — сказал Пуаро с участием, — но, поверьте мне, вы не должны чувствовать никаких угрызений совести. Вы совсем не виноваты в случившемся.

— Вот и я говорю ему то же самое, сэр, — сказала миссис Митчелл.

Генри Митчелл покачал головой.

— Я должен был раньше обратить внимание на то, что леди мертва. Если бы я решился разбудить ее сразу, как стал разносить счета…

— Да, тогда все было бы по-иному. Считают, что смерть произошла почти мгновенно.

— Он все время переживает, — сказала миссис Митчелл. — Уж я уговаривала его прекратить терзаться. Откуда нам знать, по каким причинам убивают иностранцы друг друга? А еще я считаю, что это просто подло— заниматься такими гадостями в самолете британской авиакомпании.

Она сказала с возмущением и подчеркнутым чувством патриотизма.

Митчелл снова покачал головой, он был озадачен.

— Это убийство висит надо мной, как дамоклов меч. Каждый раз я выхожу на работу во взвинченном состоянии. А тут еще этот инспектор из Скотланд-Ярда. Сколько раз он спрашивал меня, не заметил ли я чего-нибудь необычного во время того рейса. Мне все время кажется, будто я что-то упустил. Но ведь все шло как обычно, как и в любом другом рейсе.

— Трубки, стрелы… Это просто варварство, — заметила миссис Митчелл.

— Вы совершенно правы, мадам, — согласился Пуаро, сделав вид, что восхищен ее удачным замечанием. — В Англии преступления совершаются совсем не так.