— Вы скоро поправитесь, — отвечал я уныло. — Слышите? Скоро поправитесь! Очень вам плохо?

— Ну… лихорадит, всю ломит, все болит, ноги, руки. И такой жар…

— Это от температуры, дорогая моя. Слушайте, я сейчас приеду. Сейчас же. И не возражайте.

— Хорошо. Я так рада, Марк, что вы приедете. Не очень-то я на поверку храбрая…

Я позвонил Лежену.

— Мисс Корриган больна, — сказал я.

— Что?

— Вы же слышали. Больна. Вызывала своего врача. Он сказал, возможно, грипп. Может, да. А может, нет. Не знаю, что вы могли бы сделать. Единственное, пожалуй, это найти какого-нибудь специалиста.

— Какого специалиста?

— Психиатра, психоаналитика или психолога. Специалиста по внушению, гипнозу итак далее. Ведь есть же люди, которые этим занимаются?

— Конечно, есть. По-моему, вы совершенно правы. Возможно, это просто грипп. Но вдруг действительно какая-то психоистория, о них ведь так мало известно. Послушайте, Истербрук, а вдруг это поможет нам все раскрыть?

Я швырнул трубку. Возможно, мы и узнали о новом психологическом оружии, но меня сейчас заботила только Джинджер, отважная и испуганная. Началось, как игра в полицейских и воров. Но, видно, это вовсе не игра.

«Белый Конь» — страшная реальная сила.

Я уронил голову на руки и застонал.

Глава XX

Рассказывает Марк Истербрук

Наверно, мне никогда не забыть эти несколько дней. Они мне представляются каким-то сумасшедшим калейдоскопом. Джинджер перевезли в частную клинику.

Я получил разрешение навещать ее только в приемные часы.

Ее доктор не понимал, из-за чего весь этот шум. Диагноз был совершенно ясным: бронхопневмония, осложнение после гриппа, есть какие-то непонятные симптомы, но это бывает нередко. Нет, случай типичный. Антибиотики на некоторых не действуют.

И все, что он говорил, действительно было правдой. Джинджер заболела воспалением легких. Ничего таинственного здесь нет. Болезнь в тяжелой форме.

Я встретился с одним специалистом-психологом. Он задавал мне бесчисленные вопросы и кивал с ученым видом, когда я отвечал. Он пытался лечить Джинджер гипнозом, но толку не вышло.

Я избегал друзей и знакомых, хоть одиночество и было для меня мучительным.

Наконец, в приступе отчаяния я позвонил Пэм в ее цветочную лавку. Не согласится ли она пообедать со мной? Пэм согласилась с удовольствием.

Мы поехали в «Фэнтази». Пэм весело тараторила, и мне стало легче. Но пригласил я ее не только за этим. Нагнав на нее сладостную полудрему вкусной едой и вином, я начал исподволь подбираться к главному. Мне казалось, Пэм знает что-то, чего не знаю я. Я спросил ее, помнит ли она мою приятельницу Джинджер. Пэм ответила: «Конечно», широко раскрыла голубые глаза и спросила, где Джинджер сейчас.

— Она очень больна, — ответил я.

— Бедняжка.

Пэм выказала все участие, на которое была способна— не очень-то большое, кстати.

— Она впуталась в какую-то историю, — сказал я. — По-моему, она с вами об этом советовалась. «Белый Конь». Стоило ей огромных денег.

— О! — воскликнула Пэм, раскрыв глаза еще шире. — Значит, это были вы!

Сначала я не понял. Потом сообразил, что Пэм отождествляет меня с человеком, чья больная жена стоит у Джинджер на пути к счастью. Она так заинтересовалась, что даже «Белый Конь» ее не испугал.

— Ну, и как? Помогло?

— Все вышло не совсем удачно. Обратилось против самой Джинджер. Вы слышали о таких исходах прежде?

Пэм не слыхала.

— Но заболеть и умереть должна была ваша жена, так ведь?

— Да, — сказал я, смирившись с ролью, которую Джинджер и Пэм мне отвели. — Но вышло наоборот. Вы слышали о чем-нибудь таком раньше?

— Ну, не совсем о таком…

— А о чем?

— Да просто, если человек не заплатит. Я одного знала, он не стал платить. — Она перешла на испуганный шепот. — Его убило в метро — упал на рельсы, когда подходил поезд.

— Но, может, это несчастный случай?

— О, нет, — отвечала возмущенная моими словами Пэм. — Это — ОНИ.

Я подлил Пэм шампанского.

Самое нелепое, что я не знал, как ее расспрашивать. Скажу что-нибудь не то, и она спрячется, как улитка в раковину, тогда больше ни слова не добьешься.

— Моя жена все болеет, но хуже ей не стало, — сказал я.

— Ужасно! — сочувственно откликнулась Пэм, потягивая шампанское.

— Что же мне теперь делать?

Пэм не знала что.

— Понимаете, обо всем договорилась Джинджер, я сам ничего не делал. К кому мне теперь обращаться?

— Куда-то в Бирмингам, — ответила Пэм неуверенно.

— Они теперь там уже закрыли контору, — сказал я. — Вы кого-нибудь еще не знаете?

— Эйлин Брэндон, может быть, и знает, но не думаю.

Я спросил, кто такая Эйлин Брэндон.

— Ужасное чучело. Прилизанная голова. Туфель на гвоздиках никогда не носит. Никакая.

Пэм пояснила дальше:

— Я с ней вместе училась в школе. Она и тогда была неинтересная. Географию здорово знала.

— А что у нее общего с «Белым Конем»?

— Ничего. Просто ей там что-то показалось. И она ушла.

— Откуда ушла?

— Из У.С.П.

— Что за У.С.П.?

— Да я толком не знаю. Просто так называется У.С.П. Что-то про потребителей. Не то учет. Не то расчет. Просто маленькая контора.

— А Эйлин Брэндон у них работала? Какая у нее была работа?

— Ну, ходила и расспрашивала — про зубную пасту, про газовые плиты, какими кто губками моется. Скука. Не все ли равно?

— Наверно, У.С.П. не все равно.

Я почувствовал легкое волнение.

Женщина, которая исповедалась отцу Горману в ту ночь, тоже работала в подобной конторе. И кто-то в этом роде побывал у Джинджер на ее новой квартире.

Тут есть какая-то связь.

— А почему она ушла из этой конторы? Работа неинтересная?

— По-моему, нет. Они хорошо платят. Просто ей стало казаться, будто там что-то нечисто.

— Ей показалось, будто они связаны с «Белым Конем»? Это?

— Да не знаю. Что-то в этом роде… В общем, сейчас она работает в одном баре на Тоттенхэм Корт Роуд.

— Дайте мне ее адрес.

— Она не ваш тип.

— Я не собираюсь за ней волочиться, — резко ответил я. — Мне нужно кое-что узнать об У.С.П. Хочу купить акции одной такой фирмы.

— Понимаю, — сказала Пэм, совершенно удовлетворенная моими объяснениями.

Больше из нее ничего нельзя было вытянуть, мы допили шампанское, я отвез ее домой и поблагодарил за чудесный вечер.

Утром я пытался дозвониться Лежену, но безрезультатно. Однако с великими трудностями я поймал Джима Корригана.

— Что сказал психологический деятель, которого вы приводили к Джинджер?

— Разные длинные слова. По-моему, Марк, он сам ни черта не понял. А воспалением легких каждый может заболеть — ничего в этом таинственного нет.

— Да, — ответил я. — И несколько человек из того списка умерли от воспаления легких, опухоли мозга, эпилепсии, паратифа и других хорошо известных болезней.

— Я знаю, вам нелегко. Но что можно сделать?

— Ей хуже?

— Да.

— Значит, нужно действовать.

— А как?

— Есть у меня одна мысль. Поехать в Мач Дипинг, взяться за Тирзу Грей, застращать ее до полусмерти и вынудить, чтобы она разбила эти чары или еще что…

— Ну, что ж, можно попробовать.

— Или я пойду к Винаблзу.

— А при чем тут он? Ведь он же калека.

— Ну и что? Он безмерно богат. Выяснил Лежен, откуда такие деньги?

— Нет. Не совсем… Это я должен признать. И что-то в нем не то. Чувствуется, у него какое-то темное прошлое. Не все его доходы законны. Полиция давно прощупывает Винаблза. Но его не так легко раскусить. А вы думаете — он глава этого предприятия?

— Да. По-моему, он у них руководит.

— Но ведь не мог он сам убить отца Гормана!

Я помолчал.

— Алло! Что же вы замолчали?

— Я задумался… Пришла в голову одна идея…

— Какая?

— Еще не совсем разобрался… Не совсем продумал… Как бы то ни было, мне пора идти. У меня свидание в одном кафе.

— Не знал, что у вас компания в Челси!

— Никакой компании. Это кафе на Тоттенхэм Корт Роуд.

Я положил трубку и взглянул на часы. И когда я уже был у дверей, телефон зазвонил снова.

— Слушаю.

— Это вы, Марк?

— Да, кто говорит?

— Я, конечно, — ответили с упреком. — Мне нужно кое-что вам сказать.

Я узнал голос миссис Оливер.

— Извините, но я очень тороплюсь. Я вам позвоню попозже.

— Не выйдет, — твердо ответила миссис Оливер. — Придется вам меня выслушать. Дело важное.

Не сводя глаз с часов, я приготовился слушать.

— У моей Милли тонзиллит. Ей стало совсем худо, и она поехала к сестре. И мне сегодня прислали из бюро по найму прислуги женщину. Ее зовут Эдит Биннз — правда, смешно? А вы ее знаете.

— Нет. В жизни не слыхал такого имени.

— Знаете, знаете. Она много лет служила у вашей крестной, леди Хескет-Дюбуа.

— А, вот что.

— Да. Она вас видела, когда вы приходили за картинами.

— Очень приятно, и, по-моему, вам повезло. Она надежная, и честная, и все такое. Тетушка Мин говорила. А теперь…

— Подождите. Я еще не сказала самого главного. Она долго распространялась про вашу крестную — и как она заболела, и умерла, и все прочее, а потом вдруг выложила самое главное.

— Что самое главное?

— Что-то вроде: «Бедняжка, как мучилась. Была совсем здорова, и вдруг эта опухоль мозга. И так ее было жалко — прихожу к ней в больницу, лежит, и волосы у нее лезут и лезут, а густые были, такая седина красивая. И прямо клочьями на подушке». И тут, Марк, я вспомнила Мэри Делафонтейн. У нее тоже лезли волосы. И вы мне рассказывали про какую-то девушку в кафе, в Челси, как у нее в драке другая девица вырывала целые пряди. А ведь волосы так легко не вырвешь, Марк. Попробуйте-ка сами. Ничего не выйдет. Это неспроста — может, новая болезнь?