Мисс Уиллиамс подняла голову.

— Нет, — твердо проговорила она. — Но я прошу вас понять, мсье Пуаро, что я полностью была на стороне миссис Крэль, если так можно сказать. Я сочувствовала ей, а не полиции.

— Мисс Уиллиамс, вас не затруднит изложить в письменной форме все, что вы знаете о происшедшей трагедии, со всеми подробностями?

— Для Карлы?

— Да.

— Нет, это меня не затруднит. Значит, Карла решила вникнуть во все подробности дела? Что ж, надо всегда иметь смелость смотреть правде в глаза. Не следует себя убаюкивать. Я считаю решение Карлы совершенно правильным. Узнав все обстоятельства трагедии, она сможет потом вычеркнуть это из своей памяти и начать жить нормальной жизнью.

— Видите ли, мисс Уиллиамс, дело не только в этом. Она ищет доказательств невиновности своей матери.

— Бедная девочка, — тихо сказала старая гувернантка. — Но все же я считаю, что она должна знать правду. Иметь доказательства невиновности матери — это такое естественное желание, но мне кажется, что у Карлы хватит мужества выслушать жестокую истину.

— А вы не сомневаетесь, что это — действительно истина?

— Я вас не понимаю.

— Но ведь сама Каролина Крэль твердо держалась версии о самоубийстве.

— Это было единственным выходом для несчастной женщины, — сухо сказала мисс Уиллиамс.

— Разве вы не знаете, что миссис Крэль, умирая, оставила для дочери письмо, в котором она клянется в своей невиновности?

Мисс Уиллиамс была поражена.

— Как это дурно с ее стороны, — резко сказала она. — В такую минуту писать заведомую ложь? Чтобы пощадить чувства своей дочери. Я знаю, что многие женщины поступили бы именно так. Но я не ожидала этого от миссис Крэль. Она была мужественна и правдива.

— Значит, вы не допускаете ни малейшей вероятности того, что миссис Крэль написала правду?

— Конечно, нет.

Мисс Уиллиамс устремила на Пуаро какой-то странный взгляд.

— Теперь, когда прошло уже так много лет, я, пожалуй, могу вам сказать. Дело в том, что у меня есть точное доказательство виновности Каролины Крэль.

— Что?!

— Не знаю, права ли я, что умолчала об этом в то время, но, как бы то ни было, я умолчала. А теперь я говорю вам с полной ответственностью за Свои слова: «Каролина Крэль — виновна».

Окна квартиры Анджелы Уоррен выходили на Рид-жент-парк. В них вливался мягкий весенний воздух, и если бы не доносящийся снизу уличный шум, то была бы полная иллюзия, что дом находится в красивой загородной местности.

Услышав звук шагов, Пуаро отошел от окна и встретился взглядом с входившей в комнату Анджелой Уоррен. Он уже знал ее в лицо, так как недавно был на ее лекции в Королевском географическом обществе. Он нашел лекцию превосходной, хотя с популярной точки зрения, может быть, немного суховатой. Мисс Уоррен была прекрасным лектором: она не подыскивала слов, не делала ненужных пауз и не повторялась. У нее был громкий и достаточно мелодичный голос. Она не шла ни на какие уступки любителям романтики и приключений. Ее лекция была кратким изложением фактов и выводов, иллюстрированными хорошими диапозитивами. Все очень ясно, убедительно и на высоком научном уровне. Пуаро прослушал лекцию с большим удовольствием. «Вот пример хорошо организованного ума», — подумал он.

Теперь, при близком рассмотрении, он обнаружил, что Анджелу Уоррен можно назвать привлекательной женщиной. У нее правильные, немного строгие черты лица, тонкий рисунок бровей, красивые карие глаза; правда, у нее прямые плечи и не очень женственная походка. На правой щеке белеет глубокий шрам, задевший даже нижнее веко; но то, что правый глаз поврежден с потерей зрения, — абсолютно незаметно. Создается впечатление, что она так свыклась со своим недостатком, что не обращает на него никакого внимания. И Пуаро невольно пришла мысль, что из трех женщин, с которыми ему пришлось столкнуться в этом расследовании, победителями в битве жизни оказались вовсе не те, которые обладали преимуществом вначале.

Эльза, вооруженная лучше всех — молодостью, красотой, богатством, — потерпела полное поражение. Она, как цветок, захваченный ранним морозом, сохранила только форму, но не жизнь.

Сесилия Уиллиамс, которой на первый взгляд похвастаться как будто нечем, не склонилась в борьбе, твердо стоит на ногах и высоко держит голову. У нее свои интересы, друзья, непоколебимое чувство долга. Ей чужда зависть, и она радостно пользуется теми немногими удовольствиями, которые может себе позволить путем строжайшей экономии.

Что же касается Анджелы Уоррен, то ее физический недостаток не только не развил в ней застенчивости и чувства неполноценности, но, напротив, укрепил ее во-лю, создав необходимость бороться за свое место в жизни. Взбалмошная школьница превратилась в сильную, энергичную женщину, умеющую поставить перед собой цель и достичь ее. Для Пуаро было очевидно, что Анджела Уоррен живет интересной, полной и счастливой жизнью. Сообщить ей о цели своего посещения оказалось совсем нетрудно. Ни о каких выдумках не могло быть и речи. Он просто рассказал ей о встрече с Карлой Лемаршан и о ее поручении ему.

Строгое лицо Анджелы Уоррен смягчилось.

— Маленькая Карла! Она приехала? Как я хочу ее видеть!

— Вы не поддерживали с ней связи?

— К сожалению, очень мало. Когда ее увезли в Канаду, я была еше школьницей. В последние годы мы иногда обменивались новогодними подарками — вот и вся связь. Я полагала, что она акклиматизировалась в Канаде и останется там. Если принять во внимание известные вам обстоятельства, то для нее это было бы лучше.

— Да, конечно, — сказал Пуаро, — перемена места, фамилии, новый образ жизни. Но, оказывается, все не так просто.

И он рассказал о помолвке Карлы, о письме матери к ней и о цели ее приезда в Англию.

Анджела Уоррен слушала его спокойно, облокотившись на руку обезображенной щекой. Она не выразила ни малейшего удивления и сказала только:

— Очень хорошо. Желаю ей успеха. Я чувствую себя виноватой в том, что сама не занялась этим.

Пуаро был поражен: он никак не ожидал такой реакции.

— Так вы полагаете, что у нее есть шансы?

— Ну, конечно, — уверенно сказала Анджела. — Каролина не виновна. Я всегда это знала.

— Вы очень удивили меня, мадемуазель, — пробормотал Пуаро. — Все, с кем я говорил до сих пор…

— Вы напрасно идете по такому пути, — быстро и резко сказала Анджела. — Улики были действительно неопровержимы. Я отталкиваюсь от другого: я знаю свою сестру. Я просто знаю, совершенно точно, что Каро не могла никого убить.

— Можно ли так уверенно говорить о ком бы то ни было? — с сомнением сказал Пуаро.

— В большинстве случаев — нельзя. Но в отношении Каролины — можно, и я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Вы видите вот это, — и она прикоснулась к своей обезображенной щеке. — Вы, вероятно, уже слышали — это сделала Каролина.

Пуаро кивнул.

— Вот почему я и знаю, что она не могла никого убить.

— Такой аргумент звучит не очень убедительно.

— Вы правы. Как раз им-то и пользовались для доказательства горячего и неукротимого нрава Каролины. Ученые мужи всячески старались доказать, что если она в детстве ударила меня, то, значит, она же отравила впоследствии своего неверного супруга.

Анджела Уоррен даже побледнела от гнева.

— А Каролина всю жизнь мучительно страдала от раскаяния и от жалости ко мне. Угрызения совести не покидали ее ни на минуту. Они наложили отпечаток на все ее поступки и в особенности на ее отношение ко мне. Она не могла ни в чем мне отказать. И большая часть ее ссор с Эмисом происходила опять-таки из-за меня.

Мисс Уоррен помолчала и заговорила вновь:

— Мне это не принесло пользы, так как она меня страшно избаловала. Но это не важно. Мы с вами обсуждаем сейчас влияние этого поступка на психику Каролины. Результатом его было чувство отвращения и страха к действиям такого рода. Каролина все время настороженно следила за собой, боясь, чтобы не повторилось что-либо подобное. И она принимала для этого довольно своеобразные меры: в частности, она с целью разрядки, давала волю своему языку. И опыт подсказывал ей, что такой метод действительно помогает. Поэтому и можно было нередко услышать от нее такие слова, как: «Убью! Прекрати, а то я разрежу тебя на куски!» По той же причине она легко затевала ссоры. Она знала свою вспыльчивость и старалась найти для нее выход. Если бы вы слышали фантастические ссоры, которые происходили между нею и Эмисом!

— Да, — кивнул Пуаро, — в показаниях было упомянуто, что они жили, как кошка с собакой.

— Вот в этом-то и была нелепость показаний. Что Каро и Эмис часто ссорились — это верно. Что они говорили друг другу злые и жестокие слова — тоже верно. Но верно и то, что им обоим просто это нравилось. Эмис тоже любил покричать. Такая уж это была пара: они оба любили бурные сцены. Мужчины в большинстве случаев сцен не любят; но ведь Эмис был художником. Он кричал, и угрожал, и давал волю гневу. Он был из тех людей, которые из-за какой-нибудь пропавшей запонки сотрясают своим криком весь дом. Я понимаю, что это звучит странно, но и Эмис и Каролина находили такую обстановку нормальной и считали, что они живут очень дружно. Если бы меня во время следствия не отстранили, я сказала бы все это на суде. Но, — она пожала плечами, — наверное, мне бы не поверили.

— А каковы были ваши личные переживания, мисс Уоррен?

Анджела Уоррен тяжело вздохнула.

— Ошеломленность и беспомощность. Мне все это казалось каким-то чудовищным кошмаром. Каролину арестовали на третий день. Помню мое возмущение, ярость, а также мою детскую, уверенность в том, что здесь какая-то ошибка и что все скоро уладится.

Каро больше всего беспокоилась обо мне — она просила, чтобы меня держали по возможности дальше от следствия. Она поручила мисс Уиллиамс тотчас же отвезти меня к родственникам. Полиция не возражала. А затем, когда было решено, что мои показания не нужны, меня отправили в пансион за границу.