— А это случилось?

— Нет. Конечно, нет. Эмис был дружен с Филипом до самого конца. Он постоянно поддразнивал его за страсть к наживе и за мещанские вкусы… Филип не обращал на это внимания, он только хохотал и говорил, что Эмису повезло: среди его друзей есть хоть один порядочный человек.

— А как реагировал ваш брат на историю с Эльзой Грир?

— Трудно сказать. Он ведь человек очень скрытный. Но мне казалось, что он не одобряет этого увлечения. Он говорил не раз, что из этого ничего хорошего не выйдет и что Эмис со временем пожалеет. Но при этом мне казалось… мне все время казалось, что он радуется унижению Каролины.

Наступило молчание. Блейк сидел в грустном раздумье.

— Вам известно, мистер Блейк, что миссис Крэль оставила для дочери письмо, в котором пишет, что она не виновна?

Мередит широко открыл глаза.

— Каролина писала, что она не виновна? — В его голосе слышалось недоверие.

— Да. Почему вас это удивляет?

— Это и вас удивило бы, если бы вы видели ее на суде. Несчастное, измученное существо. Она даже не боролась.

— Признала свое поражение?

— Нет, не то. Скорее — осознала, что убила самого дорогого ей человека. Так мне казалось, по крайней мере. И вдруг — написать подобную вещь… перед смертью…

— Ложь во спасение, может быть?

— Ложь! — с сомнением произнес Блейк. — Нет, это на Каролину непохоже.

Пуаро кивнул: Карла Лемаршан говорила то же самое. Но Карлой руководила только упрямая детская память. А Мередит Блейк хорошо знал Каролину. Пуаро получил первое доказательство того, что интуиция у Карлы Лемаршан заслуживает доверия.

— Если… Если Каролина не виновна, — в раздумье проговорил Блейк, — то кто же в таком случае?.. А что думаете вы? — спросил он, пристально глядя на Пуаро.

Последовало молчание.

— Я ничего не думаю, — сказал наконец Пуаро — Я только накапливаю впечатления: что за человек была Каролина Крэль? Что за человек был Эмис Крэль? Что за люди окружали их в то время? Что случилось — шаг за шагом — в те два дня? Мне нужно только это. Мне нужно подробно пересмотреть факты, один за другим. Ваш брат выразил готовность мне помочь: он пришлет мне подробное описание событий в той последовательности, в какой они сохранились в его памяти.

— Из его описания вы почерпнете очень мало, — резко сказал Блейк. — Филип — человек очень занятой. События скользят как-то мимо него. — И он может видеть их в неверном освещении.

— Конечно, могут оказаться неточности, я это понимаю.

— Послушайте… — Мередит запнулся и слегка покраснел. — Если хотите, я сделаю то же самое. Дам вам противовес, так сказать. Хотите?

— Это было бы для меня чрезвычайно ценно, — быстро сказал Пуаро.

— Хорошо, я напишу. У меня лежат где-то старые дневники. Только предупреждаю, — смущенно улыбнулся Блейк, — я не литератор и даже несилен в правописании. Вы не будете слишком строги?

— Нет, литературная обработка не нужна. Я хотел бы получить простое описание всего, что сохранилось в вашей памяти: кто что сказал, кто как выглядел, кто что делал; даже мелочи, которые вы не считаете существенными. Все это поможет мне создать так называемую атмосферу. И еще одна просьба: ведь Олдербери граничит с вашими владениями, если не ошибаюсь, — нельзя ли мне пройти туда, посмотреть то место, где разыгралась трагедия?

— Конечно, — сказал Блейк, — я могу проводить вас. Но там большие перемены.

— Перепланировка?

— Слава богу, нет. Но теперь там — нечто вроде общежития, оно принадлежит какому-то обществу. Летом туда съезжаются толпы молодежи, комнаты перегорожены на мелкие кабины, и сад уж не тот.

— С вашей помощью я попробую мысленно восстановить прошлое.

— Постараюсь вам помочь. Жаль, что вы не видели его в те дни. Это было одно из красивейших имений Англии.

Они вышли. Мередит повел своего гостя вниз по склону холма.

— По чьей инициативе было продано имение?

— По инициативе опекунов дочери. Все состояние Крэля перешло к ней. И то, что имела Каролина, также принадлежит теперь маленькой Карле.

— А сестра ничего не получила?

— У Анджелы порядочное состояние, оставленное ей отцом.

— Понимаю, — кивнул Пуаро. — Но куда вы меня привели?! — воскликнул он. — К морю?

— Да. Я сейчас объясню вам географию местности. Это устье ручья Кэмел Крик, и если мы переправимся через него, то дойдем до Олдербери кратчайшим путем.

Его видно отсюда: вон там, видите белый дом среди деревьев?

Они подошли к ручью. У берега стояли две лодки.

Мередит Блейк столкнул одну из них в воду; в такой работе Эрюоль Пуаро был плохим помощником.

— Мы обычно пользовались этой дорогой, — объяснил Мередит, — за исключением дождливых дней. В плохую погоду мы предпочитали автомобиль — это около трех миль кружного пути.

Он очень точно подвел лодку к каменному причалу противоположного берега, где стояло несколько кабинок с бетонными сходнями.

— Это все новое, — презрительно сказал он. — В наше время здесь была только старая пристань, а купаться мы ходили вон к тем камням.

Он помог своему гостю выйти из лодки, привязал ее, и они начали подниматься по крутой тропинке.

— Вон там, — показал Блейк, — и находится то место, которое мы называли «Батареей». Сейчас мы к ней подходим.

Тропинка повела их среди высоких деревьев, и затем, после крутого поворота, они очутились возле калитки, ведущей в сад. Тропинка вилась дальше, но Мередит открыл калитку, и они вошли.

Выйдя из тени, Пуаро зажмурился: настолько ослепительным был здесь солнечный свет. «Батарея» представляла собой искусственное плато, окруженное низкой зубчатой стеной и открытое со стороны моря. На постаменте стояла маленькая пушка.

— Красивый уголок, — промолвил Мередит, глядя на ослепительно синюю поверхность воды внизу. — Вот на этом месте стояла старая палатка, в которой Эмис держал свои краски. Там же всегда стояли бутылки с пивом и пара плетеных стульев. А здесь была скамейка и железный крашеный стол. — Голос Мередита дрогнул. — Он сидел, откинувшись на скамейке. Он часто сидел так во время работы. Бывало, откинется и смотрит, смотрит… А потом вскочит и начнет работать с каким-то ожесточением.

Он грустно помолчал.

— Поэтому его поза казалась почти естественной. Точно он задремал. Но глаза были открыты и тело окоченело. Паралич. Смерть безболезненная. Я всегда… радовался этому.

Пуаро спросил о том, что ему было уже известно:

— Кто первый увидел его здесь?

— Она, Каролина, после завтрака. Если не ошибаюсь, последние, кто видел его живым, были Эльза и я. Должно быть, он уже чувствовал себя плохо: у него было странное лицо… Но лучше я вам это напишу. Так мне будет легче.

Он круто повернулся и вышел из «Батареи». Пуаро молча последовал за ним. Они стали подниматься по той же тропинке и пришли к другому маленькому плато, расположенному немного выше первого. Под тенистыми деревьями стоял стол и скамейка.

— Я сидел здесь в то памятное утро, — сказал Мередит. — Деревья не были тогда такими тенистыми. Зубцы «Батареи» были хорошо видны. Около одного из них сидела вполоборота и позировала Эльза.

Он нервно передернул плечами.

— Или деревья растут быстрее, чем мне кажется, — пробормотал он, — или я быстро старею.

Извилистая тропинка довела их до самого дома. Это было прекрасное старинное здание эпохи короля Георга, но обезображенное несколькими современными пристройками.

— Не думаю, чтобы вы нашли там что-нибудь интересное, — говорил Мередит. — Комнаты все перегорожены. А вот здесь была маленькая оранжерея. Ее разрушили и сделали террасу. Неужели нельзя было оставить все в прежнем виде?

В голосе его послышались досада и горечь.

— Обратно мы пойдем другой дорогой. Здесь все напоминает мне прошлое. Призраки… Призраки…

V

В тот же день, сидя в гостиной после обеда, Мередит Блейк смущенно сказал:

— Я ведь купил ту картину… Ту, которую писал Эмис. Я просто не мог допустить, чтобы она была выставлена напоказ для грубых и пошлых зевак. Это — настоящее произведение искусства. Эмис считал ее своей лучшей работой. Он почти закончил ее — оставались доделки на один-два дня. Вы хотели бы взглянуть на нее?

— О, конечно.

Блейк провел гостя через холл, отпер ключом дверь, и они вошли в довольно большую комнату с закрытыми окнами и задернутыми шторами. Было темно и пахло пылью. Блейк раздвинул шторы и распахнул окно. Комната наполнилась ароматным весенним воздухом. О назначении этой комнаты не было надобности спрашивать. Пустые полки со следами когда-то стоявших на них бутылок и колб, водопроводная раковина, какой-то старый аппарат, и на всем толстый слой пыли.

Мередит Блейк подошел к стене и снял чехол с висевшей на ней картины. У Пуаро захватило дыхание. Он видел две картины Эмиса Крэля в Тэтовской галерее и одну — натюрморт с розами — в доме крупного лондонского промышленника. Сейчас перед ним было то, что сам художник считал своей лучшей работой, и Пуаро понял, каким изумительным мастером был Эмис Крэль.

На первый взгляд картина казалась странной — нерельефной, сделанной в резком, почти плакатном стиле. Девушка в ярко-желтой блузке и синих брюках, освещенная ослепительным солнцем, сидела на низкой каменной стене на фоне неспокойного моря. В сущности— тема для плаката.

Но первое впечатление было обманчивым: в обман вводила чрезмерно яркая световая гамма. Что же касается девушки… Да, это была сама жизнь, насыщенная молодостью, силой, красотой.

А глаза! Сколько в них неукротимой, страстной молодой силы! Так вот что художник увидел в Эльзе Грир! Вот что сделало его слепым и глухим! Вот что отодвинуло в тень его нежную и хрупкую жену! Эльза— олицетворение жизни. Эльза — олицетворение юности и красоты.