— Не сказала, но я никогда не забуду ее лица, каким оно было в тот вечер: бледное, какое-то напряженное, в голосе неестественная веселость, а в глазах — такое отчаяние, какого я не видел ни до, ни после. И это у нее, у такой нежной и хрупкой!

Эркюль Пуаро долго молча смотрел на своего собеседника. Неужели тот говорит о женщине, которая задумала и на другой же день коварно привела в исполнение убийство своего мужа?

У Мередита Блейка уже прошло первое неприятное впечатление от своего знаменитого гостя. Эркюль Пуаро обладал талантом слушать, а такие люди, как Мередит Блейк, живут воспоминаниями. И он продолжал говорить таким тоном, точно беседовал сам с собой.

— И как это мне не пришло в голову в тот вечер? Ведь именно Каролина перевела разговор на мое… хобби. Должен вам сказать, что я очень увлекался ботаникой, особенно теми растениями, которые в старину применялись в медицине, а позднее совершенно исчезли из официальной фармакологии. Разве не удивительно, что обыкновенный настой того или другого растения может делать чудеса? Французы понимают это лучше, чем мы. Их лечебные отвары замечательны.

Дойдя до своего хобби, Мередит оживился:

— Чай из стебля одуванчика, например, великолепная вещь. А ягоды шиповника! Впрочем, они, кажется, опять приняты в фармакологию. Да, исследование свойств растений было для меня громадным удовольствием. Я даже впадал в суеверие: выкапывал корешки непременно в полнолуние и соблюдал все правила сбора, предписанные древними знахарями.

В тот памятный день я рассказал своим гостям о крапчатом болиголове. Плоды его следует собирать, когда они начинают желтеть, и тогда можно добыть из них кониин. Кажется, этот препарат не признан современной медициной, и напрасно, так как он проверен мною при лечении астмы и коклюша.

— Вы рассказывали своим гостям о кониине в лаборатории?.

— Да, мы все были там: Филип, Эмис, Каролина, Анджела и Эльза.

— Больше никого не было?

— Никого. А кто еще должен был быть?

— Я полагал, что гувернантка…

— А, понимаю. Нет, в тот день ее здесь не было. Как это ее звали? Славная женщина, очень добросовестная. Девочка ужасно ее изводила своими проказами… Однажды, когда Эмис работал над картиной, Анджела сунула ему за воротник гусеницу. Если бы вы видели, что с ним стало! Он прямо взвился. После этого он потребовал, чтобы Анджелу отправили в школу-интернат.

— Чтобы отправили в школу-интернат?

— Да, но нельзя сказать, чтобы он к ней плохо относился. Просто его раздражали ее шалости. И мне казалось…

— Да?

— Мне казалось, что он немножко ревнует. Дело в том, что Каролина очень любила Анджелу. Пожалуй, Анджела стояла у нее на первом месте, а Эмису это не нравилось. Причины были, но мне не хотелось бы входить в подробности…

— Причиной служило то, — перебил его Пуаро, — что Каролина не могла простить себе поступок, от которого девочка сильно пострадала.

— О, вы уже знаете? Да, именно это. Казалось, ее все время мучила мысль, что она в неоплатном долгу перед ней.

— Анджеле хотелось ехать в интернат?

— Нет, она страшно рассердилась на Эмиса, и Каролина встала на ее сторону. Эмис, несмотря на свой вспыльчивый характер, был в общем сговорчив, но если уж он что-нибудь решил — кончено. Никто не мог его переупрямить.

— А когда именно Анджела должна была ехать в интернат?

— Осенью. К началу занятий. Если бы не разыгравшаяся трагедия, она уехала бы дня через два.

— А как реагировала на ее отъезд гувернантка? Ведь она таким образом теряла заработок.

— Да, конечно. Хотя маленькая Карла начинала уже учиться, но ей было только шесть лет. У нее была няня, и держать для нее мисс Уиллиамс не было смысла. Вот я и вспомнил ее имя. Конечно, ее звали мисс Уиллиамс. Как иногда неожиданно вспомнишь то, что казалось безнадежно забытым!

— Сейчас вы погрузились в прошлое. У вас перед глазами опять проходят лица, сцены, вам слышатся реплики.

— Да, — медленно проговорил Блейк, — но есть пробелы, громадные пробелы. Я помню, например, как потрясен я был, когда узнал, что Эмис намерен покинуть жену и ребенка, но кто именно сообщил мне об этом — он сам или Эльза, — не помню. Как сейчас, слышу свой спор с Эльзой на ту же тему, мои тщетные усилия убедить ее, что она играет некрасивую роль. Слышу, как она смеется и называет меня старомодным… Возможно, что я и старомоден, но ведь у Эмиса была семья — жена и ребенок.

— Мисс Грир считала такую точку зрения несовременной?

— Да. Хотя шестнадцать лет тому назад развод не был таким обычным делом, как теперь, Эльза стремилась быть во всем ультрасовременной.

— Она не сумела убедить вас?

— Мне все время казалось, что она твердит, как попугай, какие-то фразы, не понимая их смысла. Она старалась доказать, что если между супругами нет контакта — им следует разойтись. Надо признаться, что в своем эгоизме молодости она была очень привлекательна.

— А скажите, мистер Блейк, — после паузы спросил Пуаро, — у вас по-прежнему есть лаборатория?

— Нет, — резко ответил Мередит Блейк, и лицо его покраснело от волнения. — После того несчастья я покончил со своим хобби. Ведь, собственно, можно считать, что во всем виноват только я один.

— Ну что вы, мистер Блейк, не надо себя казнить.

— Как вы не понимаете! Ведь если бы не мои проклятые препараты, которыми я в тот вечер хвастался, может быть, ничего бы и не случилось. Я, слепой, безмозглый дурак, показал им кониин и даже прочел описание смерти Сократа. Меня это преследует и мучит до сих пор!

— На бутылке с кониином были обнаружены отпечатки пальцев? — спросил Пуаро.

Блейк произнес только одно слово:

— Ее.

— А ваши?

— Нет, я ведь не трогал бутылку, — только показал на нее.

— Но ведь когда-нибудь вы же брали ее в руки?

— О, конечно, но я часто перетирал всю посуду полотенцем, не доверяя слугам.

— Когда же Каролина Крэль отлила кониин из вашей бутылки?

— Она вышла из лаборатории последней. Я помню, что я ее окликнул, и она вышла торопливо, раскрасневшаяся, с широко открытыми глазами. Как сейчас, вижу ее.

— Вы разговаривали с ней в тот вечер об отношениях, создавшихся между нею и мужем?

— Да, позже. Она казалась мне очень расстроенной, и я, выбрав минуту, когда рядом никого не было, спросил: «В чем дело, дорогая? Что-нибудь нехорошо?» Она ответила: «Все нехорошо». Если бы вы слышали это отчаяние в ее голосе! «Все кончено, Мередит, для меня — все кончено».

Эркюль Пуаро ритмично кивал головой, как китайская кукла. -

— Клянусь! — повысив голос, сказал, почти крикнул, Мередит Блейк. — Клянусь, что Каролина говорила правду, когда она заявила на суде, что взяла яд для себя. Клянусь, что в эту минуту у нее не было мысли об убийстве. Эта мысль пришла позже.

— А вы уверены, что она вообще пришла, мистер Блейк?

Блейк посмотрел на него с удивлением.

— Простите, — сказал он, — я вас не понял.

— Вы уверены, вы твердо убеждены, что Каролина Крэль задумала и привела в исполнение убийство своего мужа?

У Мередита Блейка перехватило дыхание.

— Но если… не это, то что же? Несчастный случай?

— Не обязательно.

— Но тогда… странно…

— Разве? Ведь вы же сами назвали Каролину Крэль нежной и хрупкой. Разве нежная и хрупкая женщина способна совершить убийство?

— Не знаю. Я чувствовал, что она на это не способна. Но у них были очень крупные ссоры. И провокация была очень сильна… А при таких обстоятельствах женщина может. может убить.

— А вы верите версии о самоубийстве, мистер Блейк?

— Нет, не верю. Выдвинуть ее было необходимо, но она была совершенно неубедительной для всех, знавших Крэля.

— Значит, остается версия, что Крэля убил кто-то другой.

— Но это — нелепость, мсье Пуаро. Никто не мог убить его, кроме жены. Он довел ее до убийства. И, следовательно, оно было, если хотите, самоубийством.

— То есть, он умер в результате своих действий, хотя и не от своей руки, так?

— Да, по-моему, так.

— Приходило ли вам в голову, мистер Блейк, что причину убийства можно установить путем изучения жертвы? Что обстоятельства убийства становятся яснее, когда имеешь точную характеристику убитого? Это — как раз то, чего я добиваюсь. И вы, и ваш брат помогли мне понять, что за человек был Эмис Крэль.

Мередит Блейк, казалось, пропустил главную мысль Пуаро мимо ушей и обратил внимание только на одно слово.

— Филип? — быстро спросил он.

— Да.

— Вы уже говорили с ним?

— Конечно.

— Вам следовало сначала прийти ко мне, — резко сказал Мередит Блейк.

— Поскольку ваш брат живет недалеко от Лондона, мне было легче обратиться сначала к нему, — улыбнулся Пуаро.

— Надо было сначала прийти ко мне, — повторил Мередит Блейк.

На этот раз Пуаро не ответил и молча ждал.

— Филип небеспристрастен, — пояснил Блейк, — он никогда не был объективным, и он попытался, наверное, восстановить вас против Каролины.

Мередит бросил на Пуаро быстрый, испытующий взгляд.

— Вы полагаете, что ваш брат характеризовал ее неправильно?

— Откровенно говоря, да. Видите ли, между ним и Каролиной всегда существовал некоторый антагонизм.

— По какой причине?

— Не имею представления, — раздраженно ответил Блейк. — Филип вечно к ней придирался. Он был очень недоволен женитьбой Эмиса и даже не ходил к ним в дом целый год. Эмис был его лучшим другом — может быть, в этом и заключается причина; он ни одну женщину не считал достойной Эмиса. А может быть, он боялся, что влияние Каролины охладит их дружбу.