Эд Макбейн - Десять плюс один

Когда он спустил ноги с постели, диктор начал рассказывать о каких-то островах у черта на куличках. «Да пошел ты со своими островами», – буркнул под нос Рендольф. Еле переставляя ноги, побрел к окну спальни, на ходу задрав пижаму, чтобы почесать живот. Сейчас Нордена раздражало буквально все на свете – и радио, и жена Майя, что крепко спала в кровати, и даже дети, спавшие каждый в своей комнате, на другом конце квартиры. И уж конечно, его бесила служанка, которая, несмотря на то что он платил ей жалованье, вставала позже него, и потому ему каждое утро приходилось самостоятельно готовить себе завтрак. Рендольфа буквально колотило от переполнявших его чувств, и он резко отдернул штору, надеясь, что солнечный свет упадет прямо на лицо жены, и она проснется. Тут же устыдившись своего недостойного поведения, он повернулся, желая взглянуть, озаряет ли солнце лицо Майи. Оказалось, что нет. «Неужели сегодня пасмурно?» – с отчаянием подумал он, однако стоило ему поднять взгляд, как на лице появилась тень улыбки. Там, высоко над крышами, приветливо синело небо. Коротко кивнув, Рендольф открыл окно и высунул голову наружу.

Стояла настоящая теплынь, а с юга, со стороны реки Харб, дул ласковый, нежный ветерок. Из окна квартиры, располагавшейся на двенадцатом этаже, он мог разглядеть, как по реке плывут суда и снуют катера, а над ней величественно от берега к берегу протянулся мост. Улыбка Нордена стала гораздо шире. Оставив окно открытым, он вернулся к кровати, выключил радио, скинул с себя пижаму, после чего быстро и при этом беззвучно оделся, натянув на себя нижнее белье, брюки, носки и туфли. Затем он отправился в ванную комнату, где принялся бриться электрической бритвой. Вслушиваясь в ее жужжание, он все больше преисполнялся уверенностью в том, что день сегодня будет удачным. Рендольф любил повторять, что самые блестящие мысли ему приходят во время бритья. Не исключением стало и сегодняшнее утро. Пока он водил бритвой по щетине, его посетило несколько гениальных идей – ну, по крайней мере, именно такими они ему показались. К тому моменту, когда он закончил бритье, надел рубашку, галстук, пиджак и явился на кухню плеснуть себе сока и сварить кофе, ему уже не терпелось быстрее добраться до адвокатского бюро на Холл-авеню, в котором он работал, чтобы как можно скорее приступить к воплощению своих гениальных идей в жизнь. Выхлебав большими глотками сок и кофе, он быстрым шагом направился на другой конец квартиры, туда, где находились спальни детей. Дети еще не встали. Джоанна уже проснулась и, сидя в кроватке, с полусонным видом читала сборник сказок.

– Доброе утро, пап, – подняла на него взгляд дочка и тут же вернулась к чтению.

– До встречи вечером, – поцеловал он ее, – ага?

Джоанна, не отрываясь от книжки, кивнула. Рендольф направился в другую комнату, где все еще спал Майк. Он решил его не трогать – а вдруг еще проснется. Вместо этого Норден снова из конца в конец пересек квартиру, вернулся в свою спальню и поцеловал Майю, которая что-то пробормотала сквозь сон и перевернулась на другой бок. Улыбнувшись, он взял портфель-дипломат и вышел из квартиры в коридор.

– Доброе утро, мистер Норден, – поздоровался с ним лифтер, – сказочная сегодня погода.

– С тобой не поспоришь, Джордж, – ответил Рендольф.

В молчании они спустились на первый этаж.

– Удачного вам дня, мистер Норден, – пожелал Джордж.

Кивнув ему в ответ, Рендольф вышел из лифта в фойе и направился к своему почтовому ящику, который он неизменно проверял, прекрасно при этом зная, что еще слишком рано и утреннюю почту не успели разнести. Открыв дверь на улицу, он вышел из дома и, встав на тротуаре, посмотрел на небо и снова улыбнулся.

В тот самый момент, когда он сделал глубокий вдох и вобрал полную грудь свежего весеннего воздуха, прямо промеж глаз ему попала пуля, убив его наповал.

Детектив шестьдесят пятого участка, принявший вызов, был человеком педантичным и предпочитал быть в курсе всех важных событий, имеющих отношение к полиции. В зоне ответственности шестьдесят пятого участка находился богатый район, убийства в котором считались происшествием необычным и редким, и потому детектив очень удивился, когда патрульный сообщил именно об убийстве. Сыщик надел шляпу и махнул рукой напарнику в знак того, чтобы тот следовал за ним. Они вышли на улицу, сели в полицейский седан с лысыми передними шинами и отправились на место преступления – туда, где на тротуаре лежал труп Рендольфа Нордена. Детектив достаточно быстро сообразил, что убийца стрелял в Нордена откуда-то сверху – либо с крыши, либо с верхнего этажа одного из зданий на противоположной стороне улицы. Входное отверстие располагалось между глаз Нордена, а выходное – у самого основания черепа; это указывало на то, что пуля прошла под очень острым углом. Детектив не любил бегать от работы, более того, ему хотелось отыскать убийцу. Оно и понятно: в районе, где из самых тяжких преступлений одни квартирные кражи да грабежи, волей-неволей начинаешь мечтать о настоящем деле. Однако детектив уже прочел утреннюю газету и знал, что накануне при схожих обстоятельствах погиб мужчина по имени Энтони Форрест. Убийство произошло на Кулвер-стрит, в зоне ответственности восемьдесят седьмого участка. Естественно, он тут же понял, что оба преступления связаны между собой, но решил пока не отказываться от дела и обождать. Ждать пришлось недолго.

Согласно выводам баллистической экспертизы, пуля, пробившая голову Нордена и расплющившаяся о мостовую, а также гильза, найденная на крыше здания напротив, являлись некогда патроном «ремингтон» калибра 7,82 мм. Далее в отчете говорилось, что гильза – цельнометаллическая, а пуля – с мягкой головной частью в медной оболочке с шестью насечками, правой нарезкой и весит 12,37 грамма. Под отпечатанным на пишущей машинке отчетом имелась еще и приписка от руки. Автором ее, по всей видимости, был один из экспертов, решивший блеснуть умом и сообразительностью:

Детектив из шестьдесят пятого участка прочитал отчет и приписку, откинулся на стуле и громко произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Да что он, черт подери, о себе возомнил?! Он думает, я сам не соображу?

С этими словами он придвинул к себе телефон и принялся набирать номер.

Мейер и Карелла с завидным упрямством всячески пытались избегать мысли о том, что Энтони Форрест пал жертвой снайпера.

Снайпер, как правило, достаточно редкая разновидность убийцы. Схож он со снайпером, сражающимся на войне, только в одном – в образе действий. И в том и в другом случае снайпер стреляет из укрытия, где он ждет появления своей жертвы. Успех зависит от элемента неожиданности в сочетании с быстротой и безукоризненной меткостью. В ходе военных действий притаившийся среди деревьев снайпер может задержать целое отделение солдат, при этом существенно его разредив. Прежде чем отделение поймет, что происходит, и бросится врассыпную, чтобы залечь в укромном месте, снайпер спокойно может подстрелить нескольких человек. Слаженно работающая команда снайперов может изменить ход сражения. Снайперы – опасные противники, несущие смерть, которая всякий раз неожиданно, словно гнев Божий, обрушивается с небес.

Военных снайперов готовят убивать вражеских солдат. Убьют много – получат медаль. Хороший снайпер даже может заставить солдат противника восхищаться своим искусством, пусть это восхищение будет с изрядной примесью злобы и ненависти. Снайпер и вражеские солдаты молча ведут друг с другом опасную игру – солдатам нужно выяснить, где он прячется, а потом придумать, как его выбить из укрытия, прежде чем он перестреляет их всех. На войне снайпер – опасный противник, настоящий мастер своего дела. В мирное время снайпером может быть кто угодно.

Им может оказаться пацан, решивший испробовать новое пневматическое ружье и выстреливший наугад в первого попавшегося на глаза прохожего из окна своей спальни. Им может оказаться безумец, который стреляет в любого человека, одетого в красное. Им может стать маньяк вроде Джека Потрошителя, который начнет убивать блондинок с хорошими фигурами. Он может ненавидеть религию, вегетарианцев, стариков, евреев, пацифистов – кого угодно. Убийца-снайпер непременно кого-то ненавидит, и это единственное, что можно с некоторой уверенностью о нем утверждать. Почему именно с некоторой? Потому что полиция нередко арестовывала снайперов, которые стреляли в людей просто так – чтобы развлечься. Они не связывали между собой охоту на людей, которую воспринимали как своего рода спорт, с тем фактом, что их выстрелы обрывают чьи-то жизни. Для многих снайперов смертельная игра была стрельбой по движущимся неодушевленным мишеням. Для других – охотой, и такие часами сидели в засаде, словно их целью были не люди, а утки. На войне снайпер, как правило, привязан к одной точке: будь то дерево или чердак разбомбленного здания. Если он попытается сменить позицию, его с высокой долей вероятности заметят и уничтожат. С тактической точки зрения это и является его слабостью. В мирное время снайпер-убийца может спокойно выстрелить и скрыться незамеченным. Почему? Да потому, что его жертвы практически всегда не вооружены и не подозревают, что им угрожает какая-то опасность. После выстрела, как правило, начинается неразбериха, а скрыться под шумок – проще простого. Снайперу нечего бояться выстрела в ответ. Он убил человека, и теперь как ни в чем не бывало идет по улице, ничем не отличимый от других прохожих.

Война омерзительна, но на войне снайперы – лишь солдаты, прошедшие специальную подготовку и выполняющие свой долг.

А вот в мирное время снайперы, открывающие огонь по людям, – банальные убийцы.

Ни Карелле, ни Мейеру не хотелось, чтобы убийца оказался снайпером. Однако на вызов выехал Карелла, детектив восемьдесят седьмого участка, и таким образом дело досталось им, словно пухлый ребенок-подкидыш, недовольно гукающий в корзинке на крыльце. Даже если убийца действительно снайпер и ему взбредет в голову перестрелять весь город, то это ничего не изменит и дело все равно останется у них. Да, безусловно, к делу могут подключить детективов из других участков, быть может, придет помощь из главка, но все равно снайпера ловить придется именно Карелле и Мейеру. При этом в городе проживают десять миллионов человек. Любой из них может быть убийцей. Любой может стать следующей жертвой.