— Конечно-конечно.

Карелла посмотрел на Мейера.

— Из Сто четвертого звонят, — прошептал тот. — Какой-то Маннхейм.

Карелла кивнул, а в свою трубку сказал:

— Значит, все, кроме одного, сидят до сих пор, так?

— Так, — подтвердил Симмонс.

— А что известно о том, кого выпустили?

— Его зовут Фрэнки Пирс. Отсидел пять лет в Кастельвью, вышел в ноябре прошлого года, взят на поруки.

— За что он сидел?

— За квартирную кражу.

— Это его первый арест?

— Лет в пятнадцать он был членом одной уличной банды, и его пару раз задерживали, но это все

— А оружием он не баловался?

— Один раз попался с самодельным пистолетом. Хотели его посадить за нарушение закона Салливана, но адвокат его вытащил, и он отделался условным приговором.

— Вы сказали, его выпустили в ноябре?

— Да.

— Где он сейчас живет?

— В Айсоле Хортон-стрит, 371. Это в двух шагах от Калм-Пойнтского моста.

— Кто его участковый?

— Маклафлин. Знаете такого?

— Кажется, да. И как себя ведет этот Фрэнки?

— С тех пор, как вышел, вроде бы тихо. Хотя мне кажется, рано или поздно снова возьмется за старое. Они все так кончают, верно?

— Иногда.

— А у вас там что, какие-то квартирные кражи?

— Нет, убийство.

— Да? Ну и как, дело продвигается?

— Пока довольно туго.

t— Подождите, пусть пройдет время. В таких делах торопиться ни к чему, верно?

— Не- всегда, — сказал Карелла. — Ну ладно, Симмонс, большое спасибо.

— Не за что, — ответил тот и повесил трубку.

— Карелла сразу нажал на кнопку и переключился на другую линию.

— Алло?

— Это Карелла?

— Да.

— Это Маннхейм из Сто четвертого.

— Привет, Маннхейм, как дела?

^Отлично, просто отлично. Слушай, это не ты ведешь дело о снайпере?

— Я. А что, у тебя есть что-нибудь новенькое?

— Угадал.

— Тогда выкладывай.

— Еще один покойник.

Роза Палумбо и без того очень плохо говорила по-английски, а когда Карелла приехал в ее старенький каркасный домик в Риверхеде, она находилась практически в невменяемом состоянии и без конца твердила что-то насчет "скрытия". Он ничего не понял, пока Ричард, один из ее сыновей, не объяснил, что она не хочет вскрытия тела ее мужа. Карелла по-английски попытался убедить ее, что полиции необходимо установить причину смерти Сэла Палумбо, но. Роза между рыданиями и судорожными всхлипами продолжала твердить свое, пока наконец Карелла не встряхнул ее за плечи.

— Как вам не стыдно, синьора! — крикнул он по-итальянски. — Не распускайтесь!

— Какой кошмар… — простонала Роза. — Мне даже представить страшно, что его будут резать. Зачем это нужно?

— Потому что его убили, — объяснил Карелла. — И нам нужно знать, как это произошло.

— Но зачем резать мертвого?

— У него внутри застряла пуля. Ее надо извлечь и отправить на исследование. Понимаете?.

— Это грех — калечить мертвого!

— Убивать людей — еще больший грех.

— Что она говорит? — спросил Мейер.

— Не хочет вскрытия.

— Скажи ей, что ее согласия нам и не требуется.

— Что это даст? Она сошла с ума от горя. — Он повернулся к женщине. — Синьора, нам необходимо установить калибр пули, которая его убила. А пуля эта у него внутри, понимаете? А нам надо знать ее калибр.

— Да-да, понимаю.

— Большое вам спасибо. Крепитесь, синьора. — Карелла похлопал ее по плечу и повернулся к Ричарду — высокому широкоплечему мужчине лет тридцати с тонкой талией танцора. — Если позволите, мистер Палумбо, я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— Вы должны простить мою мать, — сказал Ричард. — Она не очень хорошо говорит по-английски.

— Ничего страшного.

— Вот отец… тот знал язык отлично, хотя, когда мы сюда приехали, он ни слова не знал по-английски. Но мать… — Ричард покачал головой. — По-моему, ей всегда казалось, что Америка — это что-то временное, так, остановка в пути. Мне кажется, она надеялась когда-нибудь вернуться в Италию. Но не отец, это я точно знаю. Для него это было дело решенное. Он нашел свое настоящее место в жизни и языком занимался всерьез. И ведь выучил, у него был легкий акцент, да и то не слишком заметный. Он был мужчина что надо.

Ричард произнес все это, отрешенно уставившись в какую-то точку за спиной Кареллы п выговаривая слова так, словно читал молитву над открытой могилой Палумбо. В его глазах не было слез, но лицо побледнело.

— Всю жизнь он вкалывал, — сказал Ричард. — Когда мы сюда приехали, я был совсем мальчишкой. Давным-давно это было, в тридцать восьмом. Мне было восемь, брату — три. Нам нечего было есть, понимаете? И отец вкалывал в доках как лошадь. Вы бы видели его тогда — кожа да кости. Это уж потом он накачал мышцы… Да, отец был сильным человеком, — он повернулся к фотографии Палумбо, стоявшей на каменной полке в гостиной. — Он сделал все это сам из ничего, своими руками — дом, магазин… Копил деньги, учил английский, потом купил тележку. И как в Неаполе, он таскался с этой проклятой тележкой, приходил домой, под ночь, усталый как черт. Помню, он покрикивал на меня, а однажды даже ударил, не потому, что был злым, просто он тогда чертовски устал. Но ведь он добился своего, а? Открыл собственный магазин, так ведь? И он никогда не жульничал. Он был честным человеком.

Карелла взглянул на Мейера, но оба промолчали.

— И вот теперь кто-то убил его, — продолжал Ричард. — Застрелил! Отец не делал никому ничего плохого. Да он за всю жизнь мухи не обидел! Только однажды стукнул меня, своего собственного сына, и то не со зла… Он в жизни человека не ударил! И вот теперь он мертв…

Ричард пожал плечами и недоумевающе развел руками.

— Не понимаю, какой в этом смысл? Отец всю жизнь работал, заботился о-семье, и вдруг кто-то убивает его, как будто он… пустое место)' Этот тип застрелил моего отца. И это моего отца увезли на "скорой", он*что, не понимает?! Господи, неужели он не понимает, что моего отца больше нет?!

Он заплакал, но его взгляд по-прежнему был прикован к какой-то невидимой точке за спиной Кареллы.

— Неужели у этого гада нет отца? Как он мог так просто… застрелить его, позволить себе нажать на курок? Разве он нс понимал, что мой отец больше никогда не войдет в магазин, никогда не будет торговаться с покупателями, смеяться… Господи, да как он мог решиться на такое, вы мне скажите!

— Ричард помолчал, а потом тихим голосом продолжал:

— Я ведь даже не виделся с ним сегодня. Я еше спал, когда отец ушел. Мы с женой живем прямо здесь, наверху. Каждое утро мы с отцом примерно в одно время выходили на работу. Я работаю на авиационном заводе на Тридцать третьей авеню. Но сегодня утром плохо себя почувствовал, и жена сказала — отлежись, позвонила на работу и сказала, что я заболел. И я так и не видел отца. Даже не сказал: "Привет, папа, как дела?" И как раз сегодня кто-то убивает его…

— г Как по-вашему, кто мог это сделать? — спросил Карелла.

— Даже не представляю.

— Вашему отцу никто не угрожал? Не было каких-нибудь писем, телефонных звонков или…

— Нет.

— А конфликтов с кем-нибудь из конкурентов? Скажем, с торговцами по соседству?

— Нет. — г Ричард покачал головой. — Его все любили. Это не имеет смысла. Его все любили. — Он всхлипнул и повторил: — А я даже не виделся с ним сегодня. Даже не поздоровался…

Глава 9

На следующее утро, в среду, 2 мая, Стив Карелла вошел в кабинет начальника лейтенанта. Бернса и сказал, что дело все больше усложняется, и если раньше они с Мейером думали, что сумеют с ним справиться, то теперь. они в этом совсем не-уверены. Существует большая вероятность того, что убийца ненормальный, и они бы не отказались от любой дополнительной помощи. Не мог бы Бернс выделить кого-нибудь из их отдела; а также попросить людей у соседних участков? Убийца не сидел на месте, а поскольку одна только беготня отнимала массу времени, то в настоящий момент не представлялось возможным сесть, сосредоточиться и сделать какие-либо конкретные выводы.

Бернс внимательно выслушал Кареллу и обещал, что как только у него появится время, он сделает все возможное, чтобы пересмотреть расписание дежурств и позвонить в Управление начальнику следственного отдела. Но Карелле придется подождать, пока не придет ответ на запрос по официальным каналам.

И тогда совершенно неожиданно помощь пришла из окружной прокуратуры…

Эндрю Маллиган занимал пост помощника окружного прокурора и в один прекрасный день надеялся стать губернатором штата, а после того, как Кеннеди расчистил дорогу католикам, он считал, что потом было бы неплохо стать президентом. Его контора находилась в центре города на Хай-стрит прямо напротив Главного полицейского управления и в соседнем доме со зданием городского суда.

Бернс позвонил в Управление ровно в 11.15, но Маллиган этого не знал, так как в это время был занят в суде. Он понятия не имел, что детективы 87-го участка проводят расследование четырех, возможно, взаимосвязанных убийств, и даже не подозревал, что скоро сам окажет существенную помощь следствию. В тот момент он вместе с окружным прокурором вел дело об уклонении от уплаты налогов. Маллиган не знал, что сам. прокурор тоже был бы не прочь стать губернатором штата, но даже если бы и знал, то это его бы нисколько не обеспокоило. В деле, над которым они работали, был замешан крупный спекулянт, и оно вызывало много заголовков в местной прессе. Маллиган обожал заголовки. Его ужасно раздражало, что был какой-то джазовый музыкант по имени Джерри Маллиган, не имевший к нему ни малейшего отношения. Особенно это бесило его, когда фамилия "Маллиган" появлялась в газетах. При упоминании этой фамилии в сознании читателя должен был возникать образ помощника окружного прокурора — поборника справедливости, горящего на работе, а не какого-то барабанщика или кем там был тот, другой Маллиган?[3]