Америка — страна больших возможностей. Хотите верьте, хотите нет, но это действительно так. Совершенно необязательно прозябать в трущобах или вкалывать в порту. Если у вас есть воля, решимость и амбиции Сальваторе Палумбо, через двадцать пять лет у вас будет свой домик в Риверхеде — пусть в итальянском квартале, но это все равно не трущобы и не гетто, — и овощная лавка в семи кварталах по Доувер-Плейнз-авеню, а знакомые будут звать вас Сэл, а не Сальваторе.

1-го мая, в полдень, пока детективы Мейер и Карелла, находясь в другой части города, удивлялись своим поразительным открытиям, Сэл Палумбо стоял у уличного лотка напротив магазина и протирал фрукты… Во-первых, детективы узнали, что Энтони Форрест закончил Рамсийский университет, о чем раньше и не подозревали. И уж потом, воодушевленные этой неожиданной новостью, они вспомнили слова Мэй Норден, вдовы убитого адвоката, которая рассказывала, что муж учился в Рамси на юридическом. Как люди, которые вдруг понимают, что ключ к разгадке был все время под рукой, они тут же связали два первых убийства со смертью проститутки Бланш Леттиджер и с наивной радостью поверили в близость развязки как раз в тот момент, когда их подстерегала новая неожиданность.

Сэл Палумбо не испытывал подобной радости, когда протирал фрукты. Вообще-то он был доволен своей работой, он любил фрукты, но протирал их вовсе не потому, что это доставляло ему какое-то особенное удовольствие. Не такой он был человек, чтобы приходить в восторг от необычайно красивого яблока или груши. Просто когда фрукты блестят, их скорее разбирают. Тут он заметил, что к магазину направляется одна из его покупательниц— ирландка по фамилии О'Трейди. Имени миссис О`Трейли он не знал, но знал, что живет она в этом районе, хотя и не совсем рядом. Магазинчик Палумбо находился на углу Доувер-Плейнз-авеню и 200-й улицы, почти под самой платформой надземной железной дороги. Здесь как раз была станция, и каждый четверг по утрам почти в одно и то же время миссис О'Трейди спускалась по ступеньками, заходила в кондитерскую на углу, затем в лавку мясника рядом и уж потом в магазин Палумбо, расположенный через два дома от мясной лавки.

— Ах, синьора! — воскликнул Палумбо, когда она подошла.

— Опять вы со своими итальянскими штучками, Сэл, — решительно оборвала его миссис О'Трейди.

На вид ей было года пятьдесят два. Женщина с красивой стройной фигурой и дьявольским огоньком в зеленых глазах. Вот уже целых пять лет она была постоянной покупательницей в магазинах на Доузер-Плейнз-авеню, потому что цены и качество товаров здесь устраивали ее больше, чем в собственном районе. Если бы вы спросили миссис О'Трейди и Сэла Палумбо про легкий флирт, продолжавшийся между ними все эти годы, оба они сказали бы, что вы, должно быть, сошли с ума. У Палумбо была жена, двое взрослых сыновей и трое внуков, у миссис О'Трейди — супруг к замужняя дочь, которая ждала ребенка. Просто Палумбо вообще любил женщин, и. не только темноволосых и черноглазых итальянок, как его Роза, но и таких, как миссис О'Трейди — с маленькой, высокой грудью, стройными бедрами и зелеными глазами. В свою очередь, миссис О'Трейди больше всего на свете обожала сильных мужчин, и ей очень нравились мускулистые руки этого коротышки Сэла Палумбо, его могучая грудь, покрытая черными кудряшками волос, выбивающихся из-под рубашки. Вот так и получилось/что их разговор о фруктах со стороны мог быть похож на проявление взаимной симпатии, которое, впрочем, никогда не доходило даже до прикосновения рук, хотя каждый четверг и озарял их встречи в окружении груш и яблок, персиков и слив.

— Что за фрукты у вас сегодня, Сэл? — спросила миссис О'Трейди. — И это все, что у вас есть?

— Да что с вами? — .воскликнул Палумбо, он теперь говорил почти без акцента. — Такие чудесные фрукты! Не знаю, что вам еще нужно!. Груши будете брать? Еще абрикосы есть — первые в этом сезоне.

— Кислющие, наверное.

— Что?! Кислые фрукты у Сэла Палумбо? Ах, синьора, вы же меня знаете.

— А это что, дыни?

— Дыни, что же еще? Вы что, глазам своим не верите? Сами же говорите — дыни. Сладкие, как мед.

— Правда хорошие?

— Отличные!

— А не надуете?

— Миссис О'Трейди; ну хотите, я для вас одну надрежу, но только для. вас и только потому, что, когда надрежу, вы сами убедитесь — она спелая и сладкая, а цветом точь-в-точь как ваши глаза.

— Оставьте мои глаза в покое. И специально для меня резать ничего не надо. Так и быть, верю на слово. А слив еще нет?

— Для слив еще рановато, — ответил Палумбо.

— Ну хорошо, тогда два фунта яблок. А абрикосы почем?

— Тридцать девять центов.

— Дороговато.

— Я и так на этом теряю.

— Ну-ну, рассказывайте, — улыбнулась миссис О'Трейди.

— А что же вы думаете? Они же привозные. Доставлены в вагонах-рефрижераторах. Фермеру плати, за отгрузку плати, железнодорожникам тоже плати. А мне-то что достанется?

— Ладно, давайте парочку фунтов. Еще и на этом потеряете.

— Два фунта?

— Я ведь говорю "парочку", вы что, туговаты на ухо?

— Синьора, это в Италии "парочка" — всего два. А в Америке слово "парочка" может означать и три, и четыре, и полдюжины. Ну так сколь-ко? — Он в недоумении развел руками и пожал плечами так, что миссис О'Трейди рассмеялась.

— Два фунта.

— Салата не хотите? Есть "айсберг", есть "ромен" — что ваша душа только пожелает.

— "Айсберг", — ответила она. — А знаете, у кого действительно хорошие фрукты?

— У.Сэла Палумбо, конечно же.

— А вот и нет. В лавке на моей улице. И абрикосы там дешевле.

— И почем же там абрикосы? — поинтересовался Палумбо^ перегнувшись через ящики напротив лотка, чтобы достать абрикосы, уложенные ровными рядами.

— По тридцать пять.

— Ну и покупайте абрикосы там, — отреагировал Палумбо..

— Я бы купила но, когда я туда пришла, они как раз закончились.

— Синьора, если бы у меня закончились абрикосы, они бы тоже стоили тридцать пять центов за фунт. Так вы берете или нет?

— ...Бepy, — в ее глазах блеснул озорной огонек, — но хочу вам сказать: это грабеж среди бела дня.

Палумбо расправил бумажный пакет и опустил туда горсть абрикосов. Он поставил пакет на весы и хотел было добавить еше абрикосов, когда выпущенная, сверху. — с платформы пуля пробила ему голову. Палумбо повалился на лоток и сполз на тротуар, а вокруг него на мостовой запрыгали только что вытертые им груши и яблоки, стручки перца, апельсины, лимоны, картофелины. Миссис О'Трейди в ужасе посмотрела на него и пронзительно закричала.

Глава 8

Карелла н Мейер узнали о смерти Сальваторе Палумбо только в четыре часа, когда вернулись в участок, просидев полдня в университетском архиве над личными делами Энтони Форреста и Рэндольфа И ордена.

В их личных делах не было обнаружено никаких дополнительных сведений, способных хоть как-то прояснить дело. Наоборот, новые сведения только все запутывали и сбивали с толку.

Энтони Форрест поступил в школу бизнеса при Рамсийском университете весной 1937 года после окончания средней школы "Эшли" в М ад жесте. К весне 1940 года, когда в университете появилась Бланш Леттиджер, он учился уже на последнем курсе. Форрест был довольно заурядным студентом, получал посредственные оценки и переходил с курса на курс только благодаря своему участию в университетской футбольной команде. В январе 1941 года он получил диплом бакалавра, закончив двести пятым в своем выпуске. Во время учебы числился в рядах службы подготовки офицеров резерва, но был призван в армию только через год после окончания, когда события в Пирл-Харборе потрясли весь мир.

Рэндольф Норден окончил школу имени Томаса Харди в Беттауне и осенью 1935 года поступил в колледж гуманитарных наук Рамсийского университета, намереваясь в дальнейшем специализироваться в области юриспруденции. — Весной 1937-го — года поступления Форреста — Норден учился на втором — курсе, а весной 1940-го, когда в университет поступила Бланш Леттиджер, Норден уже второй год учился на юридическом. Закончив его в 1941 году, он пошел во флот сразу же после нападения японцев на Пирл-Харбор.

В его деле отмечалось, что на протяжении всей учебы Норден был круглым отличником, на первом курсе вступил в общество "Фи-Бетта-Каппа", на втором избирался членом студенческого совета и — уже в юридическом колледже — был редактором "Рамси Лоу Ревью". Его имя было внесено в сборник "Кто есть кто в американских колледжах и университетах".

Более тщательная проверка показала, что Рэндольф Норден никогда не учился на одном курсе с Энтони Форрестом и что оба они никак не могли учиться вместе с Бланш Леттиджер.

В 1940-м, когда Бланш была на первом курсе, Форрест перешел на последний курс, а Норден уже второй год учился на юридическом.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросил Карелла.

— Черт голову сломит, — ответил Мейер.

Они вернулись в участок, так ничего толком и не выяснив. По дороге в свой отдел они заглянули в канцелярию и выпросили у Мисколо по чашке кофе На столе у Кареллы лежала записка, что звонили из картотеки. И хотя информация об именах преступников, бывших клиентами Рэндольфа Нордена, уже не представлялась им особенно важной, Карелла, будучи человеком обязательным, перезвонил в картотеку. — Он разговаривал с неким Симмонсом, когда зазвонил второй телефон.

— Восемьдесят седьмой участок, Мейер.

— Можно попросить Кареллу? — спросили на другом конце провода.

— Кто его спрашивает?

— Это Маннхейм из Сто четвертого.

— Обождите минутку. Он говорит по другому телефону.