— Да.

— Кто знал об этом, кроме тебя?

— Патрульный знал, — не сдержался Уоллах. — Может, это он ее и того.

— Уоллах!

— Все, молчу. Я не знаю, кто еще знал. Видимо, тот, кто ее убил. Да кто угодно мог знать. Кто за ней следил, тот и знал.

— Ну ладно, ты оказал нам неоценимую услугу, — сказал Карелла. — А теперь можешь выметываться отсюда!

— Только весь день мне испортили. — Уоллах встал, стряхнул с брюк сигарный пепел и направился к двери. Когда он проходил мимо Мейера, тот вскочил, пнул ногой и попал как раз чуть пониже спины. Уоллах даже не обернулся и с достоинством вышел из комнаты.

Глава 7

Итак, на данный момент, чтобы раскрыть эту серию убийств, полиция конкретно сделала только одно, а именно — ничего.

В то утро после ухода Уоллаха Карелла и Мейер попытались как-то исправить положение и позвонили Сэму Готтлибу из адвокатской фирмы "Готтлиб, Грэм и Норден". Они спросили главу фирмы, сколько уголовных дел вел Норден, пока работал у них. Тот ответил, что всего четыре, и быстро нашел имена всех четырех клиентов, указав, кто из них был оправдан, а кто осужден. Тогда Карелла и Мейер взяли составленный миссис Норден список с названиями других фирм, где в разное время работал ее муж, к одиннадцати часам обзвонили их все и получили еще двенадцать имён осужденных, которые когда-то были клиентами Нордена. Они послали запрос о местонахождении каждого из них в картотеку, а потом сели в машину и отправились в Рамсийский университет, надеясь разузнать хоть что-нибудь об убитой проститутке Бланш Леттиджер.

Университет был расположен в самом центре города; его территория начиналась сразу после Холл-авеню и простиралась до Латинского квартала, гранича с Китайским кварталом. По соседству, на боковых улочках, развернулась большая выставка картин под открытым небом. Карелла припарковался прямо под знаком, запрещающим стоянку, и откинул солнцезащитный козырек, на котором от руки было написано: "Полицейский на заседании". Вместе с Мейером они зашагали мимо холстов, расставленных прямо на тротуаре. В этом году почему-то преобладали морские пейзажи. Улыбающиеся творцы этих "мокрых шедевров" с надеждой поглядывали на каждого прохожего, стараясь выглядеть равнодушными и не особенно заинтересованными, — что поделаешь, когда ты в таком дурацком положении: сам создатель, сам продавец.

Мейер с любопытством разглядывал морские пейзажи, а потом остановился. перед абстрактной картиной. Картина состояла из нескольких дерзких черных мазков по белому полю с двумя красными точками в углу. Он загадочно кивнул и поспешил за Кареллой.

— Куда подевались люди?

— В каком смысле? — удивился Карелла.

.— Ну, ты помнишь, раньше смотришь на картину, и там обязательно есть люди. А теперь нет. Художникам больше не нужны люди. Им нужна только "экспрессия". Я тут читал об одном малом. Он мажет краской голую женщину, а потом она катается по холсту. Вот тебе и картина готова.

— Да ты что, серьезно?!

— Правда-правда. Даже видно, где она коснулась ногой, где бедром, и так далее. Она для него кисть, понимаешь?

— А он моет свою кисть после работы?

— Не знаю, там не сказано. Просто говорилось, как он работает, и приводилось несколько иллюстраций.

— Ерунда какая-то.

— Напротив, мне кажется, это возврат к старым традициям.

— Как так?

— Этот малый возвращает на картины людей.

— г Вот мы и пришли, — сказал Карелла.

Рамсийский университет находился на другой стороне небольшого сквера, залитого лучами майского солнца. На разбросанных по скверу скамейках сидели студенты, обсуждая свои проблемы, читая и греясь на солнце. Они мельком посмотрели на. Кареллу и Мейера, которые пересекли сквер и поднялись по ступенькам административного корпуса. Внутри было сумрачно и прохладно. Они остановили какого-то студента в свободном зеленом свитере и спросили, где архив.

— Какой еще архив? — удивился тот.

— Где хранятся документы.

— Какие документы? Журналы, что ли?

— Да нет, личные дела бывших студентов.

— Выпускников?

— Вообще-то мы не уверены, что этот студент доучился^ до конца.

— Тех, кто прошел вступительные экзамены? Или абитуриентов?

— Честно говоря, не знаем, — признался Карелла.

— Дневное отделение или вечернее?

— Точно не знаем.

— А колледж какой, вы хоть знаете?

— Нет, — покачал головой Карелла.

Студент удивленно уставился на них.

— Вообще-то я опаздываю на занятия, — наконец скрал он и ушел.

— Мы получили двойку, — заключил Мейер. — К урокам готовиться надо.

— Ладно, поговорим с деканом, — сказал Карелла.*

— С каким деканом? — ехидно спросил Мейер, не сводивший глаз с Кареллы с тех пор, как отошел студент. — Деканом приемной комиссии? Деканом мужского отделения? Или женского?

— Послушайте, декан, я где-то вас видел?

— Да брось ты, — отозвался Мейер.

Деканом приемной комиссии оказалась приятная дама лет шестидесяти в накрахмаленной кружевной блузке и с карандашом за ухом. Ее звали Агнес Мориарти, и как только детективы представились, она тут же пошутила:

— Знакомьтесь — Мориарти, Холмс и Уотсон.

— Карелла, Мейер, — улыбнулся Карелла.

— Чем могу помочь, джентльмены?

— Нам нужны сведения об одной женщине, которая когда-то была вашей студенткой.

— Когда именно?

— Точно не знаем. Очевидно,'.где-то перед войной.

— Когда перед войной? Джентльмены, университет основан в тысяча восемьсот сорок втором году.

— Ей был сорок один год, когда она погибла, — пояснил Мейер. — Так что предположительно…

— Погибла? — переспросила мисс Мориарти, чуть приподняв брови.

— Да, мэм, — ответил Мейер. — Ее убили вчера вечером.

— О, — понимающе кивнула мисс Мориарти. — Значит, дело серьезное?

— Да, мэм.

— Что ж, давайте посмотрим. Вы говорите, сорок один год… Так, большинство студентов поступает к нам в восемнадцать, значит, это было двадцать три года назад. Вы не знаете, в каком колледже она училась?

— Боюсь, что нет.

— Тогда начнем с гуманитарных наук?

— Мы целиком полагаемся на вас, мисс Мориарти, — сказал Карелла.

— Давайте поищем.

Вскоре они выяснили, что в 1940 году Бланш Рут Леттиджер действительно поступила в колледж гуманитарных наук Рамсийского университета на отделение сценической речи и драматургии. Ей было тогда восемнадцать, и приехала она из Джонсборо, штат Индиана, — маленького городка неподалеку от Кокомо с населением в 1973 человека. В этот период она временно проживала по адресу Хорсли-роуд, 117, что в Латинском квартале. Она проучилась всего один семестр, то есть месяцев пять, а потом бросила. Ее уход остался для всех загадкой, поскольку училась она совсем неплохо и была почти отличницей. Никаких. сведений о том, чем занималась Бланш Леттиджер после ухода из колледжа, в архиве не было. Сюда она больше не возвращалась и попыток возобновить учебу не предпринимала.

Карелла спросил мисс Мориарти, не остался ли кто-нибудь, кто мог помнить Бланш Леттиджер студенткой, и та сразу же повела детективов к профессору Ричардсону на кафедру сценической речи и драматургии. Ричардсон оказался худощавым стариком с манерами и осанкой шекспировского актера. У него был сочный, хорошо поставленный голос. Говорил он неестественно громко, словно старался отработать деньги, уплаченные теми, кто сидел на балконах второго яруса. Карелла еще подумал, что каждое произнесенное профессором слово должно быть слышно у них в участке.

— Бланш Леттиджер? — переспросил он. — Бланш Леттиджер?

Тонкой изящной рукой он взлохматил свою львиную гриву и, взявшись за переносицу большим и указательным пальцами, глубоко задумался. Потом кивнул и" поднял глаза.

— Да.

— Вспомнили?

— Да, — Ричардсон повернулся к мисс Мориарти. — Помните "Общество Парика и Котурна"?

— Конечно.

— Тогда вы должны помнить и "Долгий путь домой".

— Боюсь, что я пропустила этот спектакль, — тактично ответила мисс Мориарти. — Наши драматические кружки ставят так много…

— М-да, пожалуй, — Ричардсон повернулся к Карелле. — Я работал с этой труппой по поручению кафедры четыре года подряд. Бланш тогда была занята в этой пьесе.

— В "Долгом пути домой"!

— Да. Очень милая девочка. Я ее очень хорошо помню. И пьесу тоже. Это была первая постановка, которую мы сделали тем составом. Бланш Леттиджер, да, все правильно. Она играла одну из этих… гм… дам лёгкого поведения.

— Что-что? — спросил Карелла.

— Ну… — Ричардсон замялся, посмотрел на мисс Мориарти и наконец решился: — Одну из проституток.

Карелла и Мейер переглянулись.

— Прелестное дитя, — вспоминал Ричардсон. — Пусть немного замкнутая и молчаливая, но все равно очень милая. И прекрасная актриса. Действие, если помните, происходит в лондонском портовом кабачке, и девушка. которую играла Бланш, говорит на кокни. Бланш уловила интонацию и акцент почти мгновенно. Великолепная работа. К тому же у нее была превосходная память. Она запомнила свою роль всего за две репетиции, хотя у нее была самая большая женская роль в пьесе. Фреда. Девушка, которая долго беседует с Олсоном и потом его спаивает, чтобы затащить на корабль. Мы поставили пьесу тем составом на сцене, окруженной со всех сторон зрителями, ничего подобного в колледже раньше не видели. Играли мы, конечно, в своем зале, и пришлось прямо на сцене расставить дополнительные скамейки, которые мы взяли напрокат, так-что ребятам пришлось работать в самой ее середине. Получилось замечательно. В одной сцене, если вы помните пьесу…