Агата Кристи - Десять негритят

Затем мисс Эмили Брент. Девушка – Беатрис Тейлор – была у нее в услужении. Она забеременела, хозяйка ее выгнала, та пошла и утопилась. Хорошего, конечно, мало, но тоже не уголовное преступление.

– То-то и оно, – сказал сэр Томас Легг. – Наш А.Н. Оуэн, похоже, специализировался по делам, на которые не распространяется компетенция уголовного права.

Мейн продолжил далее по списку:

– Молодой Марстон гонял сломя голову, – у него дважды отнимали права, и жаль, что не насовсем. Больше против него ничего нет. Джон и Люси Комбз с пластинки – это дети, которых он сбил насмерть под Кембриджем. Друзья дали тогда свидетельские показания в его пользу, и он отделался штрафом.

За генералом Макартуром тоже ничего особого не числится. Послужной список у него великолепный – война и все такое. Артур Ричмонд служил под его командованием во Франции, погиб в бою. Никаких недоразумений между ним и генералом не было. Точнее, они даже дружили. На той войне старшие офицеры вообще часто ошибались, понапрасну жертвовали людьми – наверное, это была как раз одна из таких ошибок.

– Не исключено, – сказал помощник комиссара.

– Теперь Филипп Ломбард. Был неоднократно замешан в крайне подозрительных историях за границей. Раза два чуть не угодил под суд. Имел репутацию смелого и не особенно щепетильного человека. Такой вполне мог убить кого-нибудь там, где никто не видит… И наконец Блор. – Мейн замешкался. – Ну, этот был из наших…

Помощник комиссара снова заерзал и сказал с нажимом:

– Блор был мерзавец!

– Вы так думаете, сэр?

– Я и раньше так думал. Просто он был ловок, и ему все сходило с рук. По-моему, в деле Ландора он дал ложные показания. Мне еще тогда не понравилась эта история. Но никаких доказательств вины Блора не было. Я поручил это дело Харрису, но даже он ничего не нашел. Однако я уверен, что там было нечисто, и, знай мы наверняка, с какой стороны копать, что-нибудь да всплыло бы. Этот Блор был негодяй, каких мало…

После небольшой паузы сэр Томас Легг продолжил:

– Значит, Исаак Моррис умер? Когда?

– Я так и думал, сэр, что вы об этом спросите. Исаак Моррис умер восьмого августа, вечером. Принял большую дозу снотворного – что-то из барбитуратов, как я понял. Никаких признаков самоубийства.

– Знаете, что я думаю, Мейн? – медленно сказал Легг.

– Возможно, догадываюсь, сэр.

– Что смерть Морриса пришлась очень уж кстати, – веско произнес помощник комиссара.

Инспектор Мейн кивнул.

– Так и я подумал, сэр.

Легг стукнул кулаком по столу и закричал:

– Но это же невозможно – фантастика какая-то! Десять человек убиты на голой скале посреди моря, а мы не знаем, ни кто это сделал, ни как, ни почему.

Мейн кашлянул.

– Не совсем так, сэр. «Почему» мы все-таки представляем – более или менее. Кто-то сошел с ума на почве правосудия и решил убивать тех, до кого не мог дотянуться закон. Выбрал наугад десятерых – виновных или нет, не важно…

Помощник комиссара отрывисто начал:

– Вот как? На мой взгляд…

И умолк. Инспектор Мейн вежливо ждал. Легг со вздохом покачал головой.

– Продолжайте, – сказал он. – Мне вдруг показалось, я что-то понял. Мысль была, но ушла… Продолжайте, что вы там говорили.

– Десять человек нужно было… ну, скажем, казнить. Они и были казнены. Руками А.Н. Оуэна. А он сам взял и испарился. Исчез с острова и следа не оставил.

– Первоклассный трюк с исчезновением, так? – сказал помощник комиссара. – Но знаете, Мейн, у каждого фокуса есть свое объяснение.

– Вы считаете, сэр, что если этого типа на острове не нашли, значит, он его и не покидал, а следовательно, никогда там и не появлялся… Тогда остается только одно объяснение – он сам один из десятерых.

Помощник комиссара кивнул.

– Мы подумали об этом, сэр, – честно сказал Мейн. – Мы все проанализировали. И теперь, если говорить начистоту, у нас есть кое-какие соображения о том, как все происходило на Негритянском острове. Вера Клейторн вела дневник, мисс Брент – тоже. Потом, старый Уоргрейв оставил кое-какие заметки – немногословные и довольно загадочные, но они нам помогли. Блор, и тот записывал. Так что все их отчеты сложились в довольно ясную картину. Смерти происходили в таком порядке: Марстон, миссис Роджерс, Макартур, Роджерс, мисс Брент, Уоргрейв. В дневнике Веры Клейторн сказано, что после смерти судьи Армстронг вышел из дома ночью, а Блор и Ломбард последовали за ним. В блокноте Блора тоже нашли по этому поводу запись. Всего два слова: «Армстронг исчез».

Учитывая все сказанное, может показаться, что решение у нас есть. Армстронг утонул, как вы помните. Допустим, что маньяк – он. Что мешало ему убить сначала всех остальных, а потом совершить самоубийство, бросившись со скалы в море? Или даже надеяться доплыть до берега?.. Решение отличное, только к нашему случаю оно не подходит. Совсем не подходит. Во-первых, показания полицейского хирурга. Он прибыл на остров тринадцатого рано утром. Хотя он мало что может нам сообщить, но, по его словам, все найденные на острове были мертвы не менее тридцати шести часов, а может быть, и дольше. А вот в случае с Армстронгом он высказался совершенно определенно. Тело провело в воде не меньше восьми-десяти часов, прежде чем его прибило к берегу. Это значит, что тело попало в воду в ночь с десятого на одиннадцатое – я объясню, почему именно так. Мы нашли место, где его прибило к берегу – тело застряло между двумя камнями на линии прибоя, там остались клочья одежды, волос и так далее. Потом шторм стих, и вода отступила – это видно по следам на камнях.

Однако все это нисколько не мешало ему сначала убрать тех троих и только потом самому прыгнуть в воду. Но тут есть одно непреодолимое обстоятельство. Армстронга из воды вытащили. Мы нашли тело там, куда никакая, даже самая высокая волна не достанет. К тому же оно лежало на земле совершенно прямо, с вытянутыми руками и ногами. Так что ясно одно: на острове был кто-то живой уже после смерти Армстронга.

Помолчав, Мейн продолжил:

– Итого, с чем мы остаемся? Вот каково положение вещей утром одиннадцатого августа. Армстронг «исчез» (утонул). Значит, есть еще трое: Ломбард, Блор и Вера Клейторн. Ломбарда застрелили. Его тело нашли у моря, рядом с Армстронгом. Веру Клейторн нашли у себя в комнате, повешенной. Тело Блора лежало на террасе; голову ему размозжил большой кусок мрамора, который, логично предположить, упал на него из окна, сверху.

– Из чьего окна? – отрывисто спросил помощник комиссара.

– Веры Клейторн. А теперь, сэр, давайте рассмотрим каждый из трех случаев в отдельности. Сначала Филипп Ломбард. Предположим, что это он спихнул тот кусок мрамора на Блора, а потом подпоил и повесил Веру. После чего пошел к морю и застрелился.

– Но если так, то кто тогда забрал у него револьвер? Его-то нашли в доме, на верхней площадке лестницы, у комнаты судьи.

– На нем были чьи-нибудь отпечатки? – уточнил помощник комиссара.

– Да, сэр. Веры Клейторн.

– Но, господи боже мой, значит…

– Я знаю, что вы хотите сказать, сэр. Убийца – Вера Клейторн. Это она застрелила Ломбарда, принесла в дом револьвер, скинула мраморную глыбу на Блора – и потом повесилась… Мы и сами так думали – но недолго. В ее комнате нашли стул, на сиденье – следы от водорослей, такие же, как на туфлях Веры. Впечатление такое, как будто она встала на этот стул, накинула петлю на шею и оттолкнула стул. Однако вся беда в том, что стул нашли не на полу рядом с ней, где он должен был бы лежать в таком случае. Стул стоял у стены, в одном ряду с другими. Значит, кто-то поставил его туда уже после смерти Веры Клейторн…

Остается Блор – но если мне скажут, что это он застрелил Ломбарда, потом убедил Веру повеситься, а потом пошел и уронил себе на голову здоровенный кусок мрамора, привязав к нему, например, веревочку, то я, извините, не поверю. Люди обычно не совершают самоубийств подобным образом – да и вообще, Блор был не из тех, кто кончает с собой. Мы с вами знали его лично – вряд ли этого типа можно заподозрить в пристрастии к абстрактно понятой справедливости.

– Согласен, – сказал помощник комиссара.

– Более того, сэр, – добавил инспектор Мейн, – на острове просто должен был быть еще кто-то. Тот, кто прибрался, когда все кончилось. Но где он был, пока умирали люди, – и куда девался потом? Рыбаки из Стиклхэвна уверены, что никто не мог покинуть остров раньше, чем туда пришла первая лодка. Но в таком случае… – Он умолк.

– В таком случае… – повторил за ним помощник комиссара.

Инспектор вздохнул, покачал головой, подался к нему и спросил:

– В таком случае, кто же их всех убил?

С ранней юности я осознавал противоречивость своего характера. Начать с того, что я неизлечимый романтик. В детстве, читая истории о приключениях, я неизменно очаровывался одним и тем же событием – в море бросают бутылку с важным посланием внутри. С годами его притягательность нисколько не стала для меня слабее, и потому я решил записать свое признание, вложить в бутылку, запечатать ее и вверить волнам. Я верю, что мое признание имеет сто шансов против одного быть найденным (или я себе льщу?), а значит, и тайна загадочного убийства будет раскрыта.

Однако от рождения мне присущи и иные черты, кроме романтического воображения. Мне доставляет садистское удовольствие видеть смерть или самому причинять ее. Помню свои эксперименты с осами – и другими садовыми вредителями… Жажда убийства знакома мне с самого раннего возраста.