Агата Кристи - Десять негритят

Блор сказал:

– Я все утро провел с мистером Ломбардом и мистером Армстронгом. Они подтвердят.

– Вы ходили в дом за канатом, – возразил Армстронг.

– Ну и что? – сказал Блор. – Я тут же вернулся. Вы сами это знаете.

– Вас долго не было, – сказал Армстронг.

– На что, черт побери, вы намекаете? – Блор налился кровью.

– Я сказал только, что вас долго не было, – повторил Армстронг.

– Его еще надо было найти. Попробуйте сами найти в чужом доме моток каната.

– Пока мистера Блора не было, вы не отходили друг от друга? – обратился судья к Ломбарду и Армстронгу.

– Разумеется, – подтвердил Армстронг. – То есть Ломбард отходил на несколько минут. А я оставался на месте.

Ломбард улыбнулся:

– Я хотел проверить, можно ли отсюда дать сигналы на сушу при помощи гелиографа. Пошел выбирать место, отсутствовал минуты две.

– Это правда. – Армстронг кивнул. – Для убийства явно недостаточно.

– Кто-нибудь из вас смотрел на часы? – спросил судья.

– Н-нет.

– Я вышел из дому без часов, – сказал Ломбард.

– Минуты две – выражение весьма неточное, – ядовито заметил судья и повернул голову к прямой как палка старой деве, не отрывавшейся от вязанья: – А вы, мисс Брент?

– Мы с мисс Клейторн взобрались на вершину горы. После этого я сидела на площадке, грелась на солнце.

– Что-то я вас там не видел, – сказал судья.

– Вы не могли меня видеть. Я сидела за углом дома, с восточной стороны: там нет ветра.

– Вплоть до ленча?

– Да.

– Мисс Клейторн?

– Утро я провела с мисс Брент, – последовал четкий ответ. – Потом немного побродила по острову. Потом спустилась к морю, поговорила с генералом Макартуром.

– В котором часу это было? – прервал ее судья.

На этот раз Вера ответила не слишком уверенно.

– Н-не знаю, – сказала она. – За час до ленча, а может быть, и позже.

Блор спросил:

– Это было раньше нашего разговора с генералом или потом?

– Не знаю, – сказала Вера. – Он был какой-то странный. – Она передернулась.

– А в чем заключалась его странность? – осведомился судья.

– Он сказал, что все мы умрем, потом сказал, что ждет конца. Он меня напугал... – понизив голос, сказала Вера.

Судья кивнул.

– А потом что вы делали? – спросил он.

– Вернулась в дом. Затем, перед ленчем, снова вышла, поднялась на гору. Я весь день не могла найти себе места.

Судья Уоргрейв потрогал подбородок.

– Остается еще Роджерс, – сказал он. – Но я не думаю, что его показания что-либо добавят к имеющимся у нас сведениям.

Роджерс, представ перед судилищем, ничего особенного не сообщил. Все утро он занимался хозяйственными делами, потом готовил ленч. Перед ленчем подал коктейли, затем поднялся наверх – перенести свои вещи с чердака в другую комнату. Он не выглядывал в окно и не видел ничего, что могло бы иметь хоть какое-то отношение к смерти генерала Макартура. Он твердо уверен, что, когда накрывал на стол перед ленчем, там стояло восемь негритят.

Роджерс замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Судья Уоргрейв откашлялся. Ломбард прошептал на ухо Вере: «Теперь он произнесет заключительную речь».

– Мы постарались как можно лучше расследовать обстоятельства этих трех смертей, – начал судья. – И если в некоторых случаях отдельные лица не могли (по всей вероятности) совершить убийство, все же ни одного человека нельзя считать полностью оправданным и свободным от подозрений. Повторяю, я твердо уверен, что из семи человек, собравшихся в этой комнате, один – опасный преступник, а скорее всего, еще и маньяк. Кто этот человек, мы не знаем. Нам надо решить, какие меры предпринять, чтобы связаться с сушей на предмет помощи, а в случае, если помощь задержится (что более чем вероятно при такой погоде), какие меры предпринять, чтобы обеспечить нашу безопасность, – сейчас нам больше ничего не остается.

Я попрошу каждого подумать и сообщить мне, какой выход из создавшегося положения он видит. Предупреждаю: все должны быть начеку. До сих пор убийца с легкостью выполнял свою задачу – его жертвы ни о чем не подозревали. Отныне наша задача – подозревать всех и каждого. Осторожность – лучшее оружие. Не рискуйте и будьте бдительны. Вот все, что я вам хотел сказать.

– Суд удаляется на совещание, – еле слышно пробормотал Ломбард.

– И вы ему поверили? – спросила Вера.

Вера и Филипп Ломбард сидели на подоконнике в гостиной. За окном хлестал дождь, ветер с ревом бился в стекла. Филипп наклонил голову набок и сказал:

– Вы хотите спросить, верю ли я старику Уоргрейву, что убийца – один из нас?

– Да.

– Трудно сказать. Если рассуждать логически, он, конечно, прав, и все же...

– И все же, – подхватила Вера, – это совершенно невероятно.

Ломбард скорчил гримасу.

– Здесь все совершенно невероятно. Однако после смерти Макартура ни о несчастных случаях, ни о самоубийствах не может быть и речи. Несомненно одно: это – убийство. Вернее, три убийства.

Вера вздрогнула:

– Похоже на кошмарный сон. Мне все кажется, что этого просто не может быть.

Филипп понимающе кивнул:

– Ну да, все чудится: вот раздастся стук в дверь и тебе принесут чай в постель.

– Ох, хорошо бы все кончилось так! – сказала Вера.

Филипп Ломбард помрачнел.

– Нет, на это надеяться не приходится! Мы участвуем в ужасном кошмаре наяву!

Вера понизила голос:

– Если... если это один из нас, как вы думаете, кто это?

Ломбард ухмыльнулся.

– Из ваших слов я понял, – сказал он, – что нас вы исключаете. Вполне с вами согласен. Я отлично знаю, что я не убийца, да и в вас, Вера, нет ничего ненормального. Девушки нормальней и хладнокровней я не встречал. Поручусь чем угодно, что вы не сумасшедшая.

– Спасибо. – Вера криво улыбнулась.

Филипп сказал:

– Ну же, мисс Вера Клейторн, неужели вы не ответите комплиментом на комплимент?

Вера чуть замялась.

– Вы сами признали, – сказала она наконец, – что ни во что не ставите жизнь человека, и тем не менее как-то не могу представить, чтобы вы надиктовали эту пластинку.

– Верно, – сказал Ломбард. – Если б я и затеял убийство, так только ради выгоды. Массовое наказание преступников не по моей части. Пошли дальше. Итак, мы исключаем друг друга и сосредоточиваемся на пяти собратьях по заключению. Который из них А.Н. Оним? Интуитивно – и без всяких на то оснований – выбираю Уоргрейва!

– Вот как? – удивилась Вера. Подумала минуты две и спросила: – А почему?

– Трудно сказать. Во-первых, он очень стар, а во-вторых, в течение многих лет вершил судьбы людей в суде. А значит, чуть не всю жизнь ощущал себя всемогущим, точно Господь Бог. Это могло вскружить ему голову. Он мог поверить, что властен над жизнью и смертью людей, а от этого можно спятить и пойти еще дальше – решить, например, что ты и Высший судия, и палач одновременно.

– Возможно, вы правы, – чуть помедлив, согласилась Вера.

– А кого выберете вы? – спросил Ломбард.

– Доктора Армстронга, – выпалила Вера.

Ломбард присвистнул:

– Доктора? Знаете, а я бы его поставил на последнее место.

Вера покачала головой:

– Вы не правы. Две смерти произошли в результате отравления. И это прямо указывает на доктора. Потом, нельзя забывать: снотворное миссис Роджерс дал он.

– Верно, – согласился Ломбард.

– И если бы сошел с ума доктор, его бы не скоро удалось разоблачить. Потом, доктора очень много работают, и помешательство может быть результатом переутомления, – настаивала Вера.

– И все-таки мне не верится, что он убил Макартура, – сказал Ломбард. – Я уходил ненадолго: он бы просто не успел – если только он не мчался туда и обратно стремглав. Но доктор не спортсмен и не мог совершить такую пробежку и не запыхаться.

– Но он мог убить генерала позже, – возразила Вера.

– Это когда же?

– Когда он пошел звать генерала к ленчу.

Ломбард снова присвистнул:

– Так вы думаете, Армстронг убил генерала тогда? Для этого надо обладать железными нервами.

– Посудите сами, чем он рисковал? – перебила его Вера. – Он единственный медик среди нас. Что ему стоит сказать, будто генерала убили час назад? Ведь никто из нас не может его опровергнуть.

Филипп задумчиво посмотрел на нее.

– Умная мысль, – сказал он. – Интересно...

– Кто это, мистер Блор? Вот что я хочу знать. Кто это может быть? – Лицо Роджерса дергалось. Руки нервно теребили кожаный лоскут – он чистил столовое серебро.

– Вот в чем вопрос, приятель, – сказал отставной инспектор.

– Мистер Уоргрейв говорит, что это кто-то из нас. Так вот кто, сэр? Вот что я хочу знать. Кто этот оборотень?

– Мы все хотим это узнать, – сказал Блор.

– Но вы о чем-то догадываетесь, мистер Блор. Я не ошибся?

– Может, я о чем и догадываюсь, – сказал Блор. – Но одно дело догадываться, другое – знать. Что, если я попал пальцем в небо? Скажу только: у этого человека должны быть железные нервы.

Роджерс вытер пот со лба.

– Кошмар, вот что это такое, – хрипло сказал он.

– А у вас есть какие-нибудь догадки, Роджерс? – поинтересовался Блор.

Дворецкий покачал головой.

– Я ничего не понимаю, сэр, – севшим голосом сказал он. – Совсем ничего. И это-то меня и пугает пуще всего.

– Нам необходимо выбраться отсюда! Необходимо! – выкрикивал доктор Армстронг. – Во что бы то ни стало!

Судья Уоргрейв задумчиво выглянул из окна курительной, поиграл шнурочком пенсне и сказал:

– Я, конечно, не претендую на роль синоптика и тем не менее рискну предсказать: в ближайшие сутки – а если ветер не утихнет, одними сутками дело не обойдется, – даже если бы на материке и знали о нашем положении, лодка не пришла бы.