Агата Кристи - День поминовения

– Вы ведь работали у него?

– Да, сэр. Ушла прошлой зимой, вскоре после смерти госпожи Бартон.

– Она тоже умерла в «Люксембурге».

Бетти кивнула.

– Забавное совпадение, да, сэр?

Ничего забавного Рейс тут не видел, но истинный смысл слов понял. И строго произнес:

– Вижу, вы девушка неглупая. Соображаете, что к чему.

Бетти хлопнула в ладоши, решив особенно не церемониться.

– Так его тоже грохнули? А в газете не написано.

– Что значит «тоже»? Решением коллегии присяжных при коронере смерть госпожи Бартон была признана самоубийством.

Уголком глаза она глянула на него. Подумала: «Уже в возрасте, но мужчина видный. Достойный такой. Настоящий джентльмен. Такие, когда помоложе, дают на чай золотой соверен. Интересно, а я и соверена-то в глаза не видала! Так что его сюда принесло?»

– Да, сэр, – застенчиво сказала она.

– Но вы не думали, что это самоубийство?

– Верно, сэр. Не думала. Нет.

– Это очень интересно, очень интересно. Почему же вы так не думали?

Она заколебалась, пальцы принялись заплетать передник.

– Прошу вас, скажите. Это может быть очень важно.

Полковник сказал это строгим голосом, но как-то мило. Сразу чувствуешь себя важной, и хочется такому помочь. Ведь кое-что насчет смерти Розмари Бартон ей известно. А ее даже ни разу не допрашивали!

– Ее грохнули, верно, сэр?

– Это вполне возможно. Но вы-то почему так решили?

– Видите ли, – Бетти заколебалась, – просто я кое-что слышала.

– Что же? – приободрил ее он.

– Дверь была неплотно закрыта. Так-то я никогда не подслушиваю. Не люблю этого, – сказала Бетти, показывая свою добродетельность. – Я просто шла по коридору в столовую с подносом, а они говорили в полный голос. Она, то есть госпожа Бартон, говорила, что Энтони Браун – это не его настоящее имя. И тут этот господин Браун прямо взбеленился. Вот уж не подумала бы, что он способен на такое – с виду-то вполне симпатичный и в разговоре обходительный. Кричал, мол, я тебе лицо изуродую – у-ххх! – да еще прибавил, мол, не сделаешь, как я велю – на тот свет отправлю! Прямо так и сказал! Дальше я не слышала, потому что на лестнице как раз появилась госпожа Айрис… Я тогда этому разговору значения не придала, а уж потом, когда все стали твердить про самоубийство на вечеринке… А ведь он тоже там был! Тут у меня прямо мурашки по коже побежали!

– Но вы ничего не предприняли?

Девушка покачала головой.

– Зачем мне связываться с полицией? Да и что я там такого знала? Ничего. А скажу что-нибудь – так еще и меня на тот свет отправят. Или застращают до полусмерти.

– Понятно. – Рейс помолчал, а потом елейным голоском продолжил: – И вы решили написать анонимное письмо господину Джорджу Бартону?

Горничная уставилась на него. Он не обнаружил на ее лице следов вины, угрызений совести – только изумление.

– Я? Написала господину Бартону? Близко такого не было.

– Не бойтесь мне об этом рассказать. Идея, вообще говоря, неплохая. Его вы предупредили, а себя не выдали. Очень тонкий ход с вашей стороны.

– Да не писала я, сэр. Даже в голову не приходило. Написать господину Бартону, что его жену грохнули? Нет, и в мыслях не было.

Бетти отрицала это так искренне, что полковник Рейс был вынужден усомниться в своей теории. А ведь это казалось таким естественным – письма написала она, горничная. Но Бетти настойчиво это отрицала, без ярости, без надрыва, без неуместных протестов, а вполне трезво. И, вопреки своему желанию, полковник ей поверил. И решил зайти с другой стороны:

– Вы кому-то об этом рассказывали?

Она покачала головой.

– Никому. Честно скажу, сэр, я испугалась. Решила – лучше помолчу. Вообще хотела про это забыть. Только один раз не сдержалась, когда сказала госпоже Дрейк, что ухожу, – она ведь жизни никакой не давала, любое терпение лопнет! Так еще решила меня в глубинку отправить, в жуткую глушь, туда даже автобусы не ходят! А потом давай гадости говорить насчет моей рекомендации – мол, я и то расколотила, и это, ну, а я ее поддела: найду, мол, себе местечко получше, где людей на тот свет не отправляют. Сказала – и тут же струхнула, но она вроде особого внимания не обратила. Может, и надо было сразу полиции рассказать, да как-то не решилась. А вдруг это какой-то розыгрыш? Мало ли кто чего болтает? А господин Браун – он приветливый и пошутить мастер, так что откуда мне было знать, понимаете, сэр?

Рейс согласно кивнул – неоткуда. Потом добавил:

– Госпожа Бартон сказала, что Браун – не его настоящее имя. А настоящее она назвала?

– Да. Потому что он сказал: «Про Тони… забудь». Какого-то Тони. Что-то связанное с вишневым джемом.

– Тони Вишинг? Вишноу?

Она покачала головой.

– Посмешнее. Кажется, на «М». И фамилия на слух вроде как иностранная.

– Ничего, потом вспомнится. Тогда дайте мне знать. Вот моя карточка с адресом. Вспомните фамилию – напишите по этому адресу, – Рейс передал ей карточку и купюру.

– Хорошо, сэр, спасибо.

«Вот это – настоящий джентльмен, – думала она, сбегая по ступеням. – Не десять шиллингов дал, а целый фунт. А ведь были времена, когда золотые соверены давали…»

В комнату вернулась Мэри Риз-Тэлбот.

– Успешно?

– Да, но есть одна загвоздка. Призываю на помощь вашу фантазию. Придумайте фамилию, как-то напоминающую вишневый джем.

– Какое удивительное предложение!

– Подумайте, Мэри. Я домашнее хозяйство не веду. А вы знаете, как готовить джем, в частности вишневый.

– Вишневый джем – большая редкость.

– Почему?

– Потому что он засахаривается – разве что брать особый сорт вишни, Морелло.

– Вот! Наверняка это мне и нужно. До свидания, Мэри, я вам бесконечно благодарен. Можно, я позвоню в звонок, и ваша девушка проводит меня к выходу?

Рейс торопливо направился к выходу из комнаты, и госпожа Риз-Тэлбот окликнула его:

– Это просто черная неблагодарность! Вы мне не скажете, о чем речь?

– Скажу позже, – отозвался он, – когда вся мозаика сложится.

– От вас дождешься, – пробормотала госпожа Риз-Тэлбот.

Внизу Рейса ждала Бетти – с его шляпой и тростью в руках. Поблагодарив ее, полковник направился к выходу. У самой двери остановился.

– Кстати, – спросил он, – фамилия случайно не Морелли?

Лицо Бетти засияло.

– Точно, сэр. Она самая. Тони Морелли – это имя он велел ей забыть. И еще сказал, что сидел в тюрьме.

Рейс с улыбкой сошел по ступеням.

Из ближайшего телефона-автомата он позвонил Кемпу. Они обменялись краткими, но полными значения репликами.

– Я сейчас же пошлю телеграмму, – сказал старший инспектор. – Надеюсь, ответ не заставит себя ждать. Если вы правы, я вздохну с облегчением.

– По-моему, я прав. Одно вытекает из другого.

Старший инспектор Кемп пребывал в мрачном расположении духа. Последние полчаса он пытался что-то вытрясти из перепуганного белого кролика шестнадцати лет от роду, который по протекции своего дяди Чарльза осваивал азы профессии – стремился стать официантом высокого класса, какой требовался в ресторане «Люксембург». А пока он и еще пять загнанных лошадок мелкого калибра носились по ресторану в передниках – чтобы отличаться от высшей касты, – мальчиками на побегушках, виноватыми во всех мелочах, они разносили булочки и кружочки масла, время от времени на них шикали по-французски, по-итальянски и иногда по-английски. Чарльз, как и положено великому человеку, никак не благоволил к кровному родственнику и шикал на него и поругивал его еще больше, чем остальных. Но Пьер поставил себе цель – стать в далеком будущем как минимум старшим официантом в одном из шикарных ресторанов.

Однако сейчас над его карьерой нависла угроза: судя по всему, его подозревали – ни много ни мало – в убийстве.

Кемп вытряс из парня все, что было возможно, и с отвращением сказал себе: «Парень сделал лишь то, о чем заявил с самого начала, а именно поднял дамскую сумочку с пола и положил ее рядом с ее тарелкой».

– Я тащу соус мсье Роберу, а он уже и так меня подгоняет, тут дама пошла танцевать и смахнула сумочку со стола, я ее подобрал и положил на стол и бегом дальше, потому что мсье Робер мне уже рукой машет – мол, что мешкаешь! Вот и всё, мсье.

Это и вправду было все. Кемп, чувствуя себя отвратительно, отпустил его, горя желанием сказать ему вдогонку: «Чтобы больше такого не делал!»

От мрачных раздумий его отвлек сержант Поллок: звонят от дежурного и говорят, что его спрашивает дама, вернее, не лично его, а сотрудника, который ведет дело о смерти в ресторане «Люксембург».

– Кто она?

– Мисс Хлоя Уэст.

– Скажите, чтобы пропустили, – Кемп отстраненно махнул рукой. Десять минут на нее есть. Потом приходит господин Фарради. Если что, немножко подождет, большой беды не будет. Пусть немного понервничает.

Когда в комнату вошла мисс Хлоя Уэст, Кемпу сразу показалось, что он ее где-то видел. Но минуту спустя это ощущение исчезло. Нет, эту девушку он раньше не встречал. Просто она на кого-то похожа – только на кого?

Высокая хорошенькая брюнетка лет двадцати пяти. Мисс Уэст следила за своим голосом, но скрыть тревогу не могла.

– Мисс Уэст, чем могу быть полезен? – деловито обратился к ней Кемп.