Агата Кристи - День поминовения

– Откуда вы об этом знаете?

– Я слышала, как она сказала об этом леди Александре – в гардеробной, где мы снимали верхнюю одежду. Розмари сказала: «Жаль, что у меня нет с собой ничего от головной боли». По счастью, у леди Александры такие пилюли были, она их Розмари и дала.

Рука полковника с бокалом в руке застыла в воздухе.

– И та взяла?

– Да.

Не донеся бокала до губ, Рейс опустил его и посмотрел на собеседницу. Вид у нее был безмятежный, она не придала никакой важности тому, что только что сказала. Но это было важно. Ведь со своего места за столом Сандре было труднее других незаметно положить что-то в бокал Розмари. Теперь стало ясно, что у нее была другая возможность дать Розмари яд. Например, в медицинской пилюле. Обычная пилюля растворяется за несколько минут, но, возможно, эта была какая-то особая, со слоем желатина или какого-то другого вещества. Либо Розмари проглотила ее не сразу, а чуть позже.

– Вы видели, что она ее приняла? – резко спросил он.

– Что-что?

По ее удивленному лицу он понял: мысли ее бродят где-то далеко.

– Вы видели, что Розмари Бартон проглотила пилюлю?

Рут вздрогнула.

– Я… нет, не видела. Она просто поблагодарила леди Александру.

То есть Розмари могла положить пилюлю в сумочку, а потом, во время кабаре, когда головная боль усилилась, опустить ее в свой бокал шампанского и дать ей раствориться. Это, конечно, всего лишь предположение, но пищу для размышлений дает.

– Почему вы меня об этом спрашиваете?

Глаза Рут вдруг сузились, в них замелькали вопросы. А он следил, как ему казалось, за работой ее интеллекта.

Наконец она сказала:

– Я поняла. Поэтому Джордж и купил этот дом – быть поближе к Фарради. Теперь понятно, почему он не рассказал мне об этих письмах. В первую минуту меня это просто поразило – как же так? Конечно, раз он этим письмам верил, получается, что убил ее один из нас – из пяти человек, кто сидел тогда за столом. Этим человеком… вполне могла быть и я!

Рейс спросил, как можно мягче:

– А у вас были причины убивать Розмари Бартон?

Ему показалось, что Рут не услышала его вопроса. Она сидела совершенно неподвижно, опустив глаза к полу.

Но вот она глубоко вздохнула, подняла голову – и решительно посмотрела ему в глаза.

– О таких вещах не принято говорить, – начала она. – Но, наверное, вам следует знать. Я любила Джорджа Бартона. Еще с той поры, когда он даже не встретил Розмари. Скорее всего, он об этом не догадывался и, уж во всяком случае, не отвечал взаимностью. Он был ко мне привязан, даже очень – но это совсем другое дело. И все же я думала, что могла бы стать ему хорошей женой, сделать его счастливым. Он любил Розмари, но счастлив с ней не был.

– А вы, – спросил Рейс мягко, – ее недолюбливали?

– Да. Поймите, она была очень красивой, очень привлекательной, на свой манер даже очаровательной. Впрочем, на меня ее чары не распространялись никогда. Да, я ее недолюбливала. Конечно, ее смерть меня потрясла, потрясло и то, как она умерла – но большого сожаления не было. Боюсь, я даже была рада.

Она умолкла.

– Давайте поговорим о чем-то другом.

– Я бы хотел, – быстро ответил Рейс, – чтобы вы подробно рассказали мне все, что помните, о вчерашнем дне, с самого утра, особенно все, что делал или говорил Джордж.

Рут деловито описала события вчерашнего утра: Джордж был раздражен назойливостью Виктора, она по его поручению звонила в Южную Америку, вела необходимые переговоры и, к удовольствию Джорджа, уладила дело. Потом приехала в «Люксембург», где возбужденный Джордж пытался играть роль хозяина. Так она дошла до финального момента трагедии. Ее версия событий во всех отношениях совпадала с тем, что ему уже было известно.

Нахмурившись, Рут заговорила о том, чего не мог взять в толк и он сам.

– Это не было самоубийством, уверена, но откуда взяться убийству? Как его совершить? Ответ – никто из нас отравить его не мог! Значит, кто-то подсыпал в бокал Джорджа яд, пока мы все танцевали? Если так – то кто? Что-то здесь не стыкуется.

– Свидетели говорят, что, пока вы танцевали, к столу никто не подходил.

– Вот видите – не стыкуется! Не мог же цианид попасть в бокал сам!

– Может быть, у вас все-таки есть какие-то мысли – или подозрения – о том, кто мог положить цианид в бокал? Обдумайте еще раз события вчерашнего вечера. Может, было хоть что-то, какая-то мелочь, которая кажется подозрительной, пусть в самой малой степени?

Рейс увидел, что лицо ее изменилось, в глазах мелькнула тень сомнения. После крохотной, бесконечно малой паузы она ответила:

– Ничего.

Но что-то было. Он это почувствовал. Она что-то услышала, заметила, но по какой-то причине решила оставить это при себе.

Давить на нее он не стал – Рут не из тех, с кем подобный метод уместен. Если у нее есть причина что-то утаить, решения она не изменит.

И все же что-то было. Это знание ободрило его, придало уверенности. В окружавшей его непроницаемой стене появилась легкая трещинка.

Рейс распростился с Рут после обеда и поехал на Элвастон-сквер, но мысли были заняты ею.

Могла ли быть виновной она – Рут Лессинг? В общем и целом полковник был на ее стороне. Он видел, что она вела себя искренне, держалась открыто.

Способна ли она на убийство? По правде говоря, на убийство способны многие. Это не значит, что они в душе убийцы – но совершить одно конкретное убийство могут. Поэтому так трудно кого-то сразу вывести за скобки. В этой молодой женщине была некая безжалостность. И мотив, даже не один. Убрав Розмари, она получала реальную возможность стать госпожой Джордж Бартон. На такой брак можно смотреть по-разному – то ли это брак по расчету, то ли по любви, но для реализации этого плана требовалось устранить Розмари.

Просто выйти замуж за богатого – едва ли, не тот случай. Рисковать головой, чтобы стать женой богатого, и только – Рут для такого решения слишком трезва и осторожна. Значит, любовь? Возможно. При всей холодности и отстраненности мисс Лессинг, скорее всего, относилась к типу женщин, которые могут сгорать от страсти к одному человеку.

Допустим, она любила Джорджа и ненавидела Розмари… Что ж, она могла хладнокровно спланировать смерть Розмари – и привести приговор в исполнение. И все прошло без сучка без задоринки; никому и в голову не пришло, что ее убили, – это говорит о подлинных возможностях Рут.

А потом Джордж получил анонимные письма (кто их писал и зачем – эти вопросы с самого начала дразнили его и не давали покоя), стал что-то подозревать. Решил подготовить ловушку. И Рут поняла, что должна заткнуть ему рот… Нет, не получается. На правду не тянет. Причиной его убийства была паника, а Рут Лессинг не похожа на паникершу. У нее голова работает лучше, чем у Джорджа, она без труда обошла бы любую его ловушку.

Видимо, Рут здесь ни при чем.

Появление полковника Рейса привело Лусиллу Дрейк в восторг.

Занавески на окнах были опущены, Лусилла появилась в черном, у глаз – платок. Она протянула ему дрожащую руку – нет, она никого не принимает, вообще никого, но придется сделать исключение для старого друга дорогого, дорогого Джорджа… Господи, как это жутко, когда в доме нет мужчины! Ведь без мужчины в доме и не знаешь, к чему и как подступиться! Только и есть, что она – бедная и несчастная вдова, и Айрис, беспомощный ребенок. Все всегда висело на Джордже. Спасибо вам, дорогой полковник Рейс, что пришли, я вам так благодарна, что делать, просто ума не приложу! Конечно, все деловые вопросы решит мисс Лессинг, а ведь еще и похороны надо провести, а тут дознание! Такой кошмар, когда в доме полиция! Нет, конечно, они все в гражданском, все такие обходительные. Но она совершенно ошарашена, и это такая жуткая трагедия, вы, полковник, наверное, тоже считаете, что все это – внушение? Ведь психологи так и говорят – всё от внушения? Несчастный Джордж, в этом ресторане, «Люксембурге», от которого у меня мурашки по коже, за столом все те же, чтобы помянуть бедняжку Розмари, наверное, это накатило на него так внезапно, а послушай он ее, Лусиллу, да принимай прекрасный тоник дорогого доктора Гаскелла, все было бы иначе! Ведь летом довел себя до полного изнеможения, да, до полного изнеможения!

Видимо, тут Лусилла сама довела себя до частичного изнеможения – и Рейс сумел открыть рот.

Он сказал, что глубоко ей сочувствует, что госпожа Дрейк может на него полагаться абсолютно во всем.

Лусилла, успев перевести дух, завела свою песню снова: спасибо за его доброту, а то ведь это настоящий шок – сегодня человек здесь, а завтра нет его, как сказано в Библии, дни человека как трава: утром выросла, а вечером завяла, только тут-то все по-другому, вы же, полковник Рейс, бедную вдовушку понимаете, какое это облегчение, когда есть на кого положиться. Конечно, мисс Лессинг готова помочь, она женщина деловая, да только сочувствия у нее не найдешь, и слишком много берет на себя. Если на то пошло, ей, Лусилле, всегда казалось, что он уж чересчур на нее полагается, она даже в какое-то время забеспокоилась – не дай бог, Джордж сделает страшную глупость и женится на этой мисс Лессинг, та его заездит безо всякой жалости. Она, Лусилла, такие вещи за милю чует. А бедняжка Айрис, она ведь не от мира сего, наверное, полковник Рейс согласится, что если девушка простая и неизбалованная – это хорошо? Айрис ведь совсем еще ребенок, всегда такая тихая, бывает, и представить не можешь, что там у нее на уме. Розмари-то была хорошенькая, веселая, выезжала в свет, а Айрис все слонялась по дому, а хорошо ли оно для девушки? Надо на занятия ходить, учиться готовить, портняжничать. Ведь и не знаешь, когда такие вещи в жизни могут пригодиться. А что она, Лусилла, была свободна и смогла сюда переехать после смерти бедняжки Розмари – это просто милость господня! Надо же было умереть от этого жуткого гриппа, какого-то особого, так доктор Гаскелл сказал. Умный человек, симпатичный такой весельчак.