В этот момент дверь открылась, в комнату вошла мисс Патрисия Брайс-Вудворт и взяла бразды правления в свои руки со свойственной молодости бесшабашностью и хладнокровием.

– Здравствуйте, – сказала она. – Вы из Скотленд-Ярда? Насчет вчерашнего? Я ожидала, что вы объявитесь. Отец вас утомил? Зачем ты так, папочка? Ты же знаешь, что говорит доктор насчет твоего давления. Не понимаю, зачем ты по любому поводу доводишь себя до такого состояния. Пусть инспекторы пройдут в мою комнату, а я попрошу Уолтерса принести тебе виски с содовой.

Генерал, как и положено холерику, был готов разразиться гневной тирадой, но всего лишь вымолвил:

– Мой старый друг, майор Рейс.

После такого представления Патрисия потеряла к Рейсу всякий интерес и чарующе улыбнулась старшему инспектору Кемпу. По-генеральски она выпроводила их в коридор и завела в свою гостиную, решительно закрыв отца в его кабинете.

– Бедный папочка, – заметила она. – Вечно он кипятится. Но я умею охладить его пыл.

Далее разговор пошел в самых дружелюбных тонах, но особой пользы не принес.

– Конечно, это потрясающе, – заговорила Патрисия. – Наверное, первый и последний раз в жизни я оказалась на месте убийства – это ведь убийство, так? Журналисты писали осторожно, напускали туману, а я сразу сказала Джерри по телефону – это убийство. Надо же – убийство произошло в двух шагах от меня, а я даже не смотрела в ту сторону!

В голосе слышалось искреннее сожаление.

Как и предрекал старший инспектор, было очевидно: молодые люди, обручившиеся всего неделю назад, были заняты только друг другом.

Даже сгорая от желания помочь, Патрисия Брайс-Вудворт почти ничего не помнила.

– Сандра Фарради выглядела безупречно – впрочем, как всегда. На ней было платье от Скиапарелли.

– А вы знакомы? – спросил Рейс.

– Я знаю ее в лицо. А он с виду – жуткий зануда. Надутый индюк, как и все политики.

– А других в лицо вы тоже знаете?

Она покачала головой:

– Нет, никого из них раньше не видела – по крайней мере, так мне кажется. Да я бы и Сандру Фарради не узнала, если бы не платье от Скиапарелли.

– Поверьте мне, – мрачно заметил старший инспектор Кемп, выходя из дому, – молодой господин Толлингтон будет ничуть не лучше, но в его случае не будет даже никакого Сардинелли… надо же, на сардины потянуло, – чтобы привлечь его внимание.

– Да уж, – согласился Рейс, – едва ли покрой костюма Стивена Фарради мог растревожить сердце молодого человека.

– Итак, – подытожил инспектор, – попробуем поговорить с Кристин Шэннон. На этом помощь извне будет исчерпана.

Мисс Шэннон была, как выразился старший инспектор Кемп, роскошной блондинкой. Тщательно уложенные осветленные волосы были гладко зачесаны назад и открывали не отягощенное интеллектом хорошенькое детское личико.

Возможно, мисс Шэннон и была тупейшим созданием, как заметил старший инспектор Кемп, но на нее было удивительно приятно смотреть, а в больших детских глазах бегала хитринка… Иными словами, ее тупость распространялась только на интеллектуальные зоны, а там, где пахло деньгами, Кристин Шэннон проявляла собачье чутье и была абсолютно в своей тарелке.

Мужчин она приняла с крайней учтивостью, настойчиво пыталась угостить их выпивкой, а когда они наотрез отказались, предложила сигареты. Небольшая и скромная квартирка была обставлена в стиле модерн.

– Буду счастлива вам помочь, старший инспектор. Задавайте любые вопросы.

Кемп начал издалека: как вели себя люди за большим столом, какая там была атмосфера?

Вдруг оказалось, что Кристин – девушка весьма наблюдательная и способная к анализу.

– Вечеринка шла вяло – это было сразу видно. Все были как сонные мухи. Я даже пожалела несчастного, который всех собрал. Уж он прямо из себя выходил, чтобы как-то всех расшевелить, и сам нервничал, будто кошка на проводах, да все без толку. Высокая дама по его правую руку сидела поджав губки и на всех – ноль внимания, а девица слева просто с ума сходила, что красавчик-брюнет сидит не рядом с ней, а напротив. А высокий видный мужчина возле нее словно животом мучился – ему кусок в горло не лез, будто боялся, что сейчас подавится и задохнется. Дама рядом с ним изо всех сил старалась, она и так к нему, и сяк, но у нее и самой, видно, нервишки пошаливали.

– Мисс Шэннон, вам удалось увидеть много интересного, – отметил полковник Рейс.

– Так и быть, открою тайну. Я и сама умирала от тоски. Ведь я со своим кавалером кутила уже третий вечер подряд… Как я от него устала! Покажи ему, видите ли, Лондон, особенно, как он сказал, классные места – и ведь был готов раскошелиться! Каждый вечер – шампанское. Сначала сходили в «Компрадур», потом в «Милль Флер», а вчера – в «Люксембург», и каждый раз он радовался, как ребенок. Было в этом что-то трогательное. Но слушать его – тоска смертная. Все про какие-то сделки, которые он провернул в Мексике, да каждую историю – по три раза, а еще зачем-то про своих дамочек мне рассказывал, как они по нему с ума сходили. Я вся извелась от этих его баек, к тому же Педро не бог весть какой красавец – вот я и уплетала за обе щеки да по сторонам глазела.

– С нашей точки зрения, это просто замечательно, мисс Шэннон, – подбодрил ее старший инспектор. – Надеюсь, что-то из того, что вы увидели, поможет нам во всем разобраться.

Кристин покачала светловолосой головкой.

– Кто вырубил этого несчастного – понятия не имею. Ни малейшего. Он просто отхлебнул шампанского, посинел и бухнулся на стол.

– А не помните, когда он пил из своего бокала до этого?

Девушка задумалась.

– Помню – сразу после кабаре. Свет зажегся, он взял свой бокал и что-то сказал, остальные тоже подняли бокалы. Тост, что ли, говорил.

Старший инспектор кивнул.

– А потом?

– Заиграла музыка, они все задвигали стульями, поднялись и, веселые, пошли танцевать. Видно, наконец-то разогрелись. Шампанское расшевелит самую унылую вечеринку.

– Они ушли все вместе, за столом никого не осталось?

– Да.

– И к бокалу господина Бартона никто не прикасался?

– Никто, – ответила она без раздумья. – Абсолютно уверена.

– И пока их не было, к столу никто не подходил?

– Никто – если не считать официанта.

– Официанта? Какого официанта?

– Ну, такой, помощник, в переднике, парнишка лет шестнадцати. Не настоящий официант. А тот – такой услужливый коротышка, похожий на обезьянку, наверное, итальянец.

Кивком головы старший инспектор Кемп дал понять, что подобное описание Джузеппе Бальзано его устраивает.

– И что же он делал, этот молодой официант? Наполнял бокалы?

Кристина покачала головой:

– Вовсе нет. Он ничего на столе не трогал. У одной из дам упала сумочка, когда все пошли танцевать, – вот он ее и поднял.

– Чью сумочку?

Кристин на минуту задумалась. Потом сказала:

– Точно. Это была сумочка девчонки – зеленая с позолотой. У других дам сумочки были черные.

– И что официант сделал с сумочкой?

Кристин удивилась:

– Просто положил обратно на стол, вот и все.

– Вы уверены, что он не прикасался к бокалам?

– Ну да. Он быстро положил сумочку и убежал, чтобы не ругали – на него уже шипел кто-то из настоящих официантов – мол, бегом туда-то, принеси то-то…

– И больше никто к столу не подходил?

– Никто.

– Вы же не наблюдали за столиком постоянно – кто-то мог и подойти?

Но Кристин решительно покачала головой:

– Никто не подходил – это точно. Педро как раз позвали к телефону, так что делать мне было нечего, кроме как глазеть по сторонам да умирать от тоски. Я вообще-то наблюдательная, а глазеть было не на что, только на этот пустой столик.

– Кто вернулся к столику первым? – спросил Рейс.

– Девушка в зеленом и этот несчастный. Они сели, за ними пришли видный мужчина и девушка в черном, а последними – ее чопорное величество и смазливый брюнет. По части танца он хорош. Вот они все расселись, официант суетился, как безумный, разогревал блюдо на спиртовке, а несчастный наклонился вперед и будто бы речь произнес – и все снова взялись за бокалы. Тут все и произошло.

Кристин остановилась, потом добавила оживленно:

– Жуть, да? Я-то сначала решила, что его хватил удар. С моей тетушкой случился удар – с виду все было ровно так. Тут и Педро пришел, я ему и говорю: «Смотри, Педро, человека удар хватил». А тот только бормотал: «Ой, я отрубаюсь, отрубаюсь». Он и вправду отрубался. Пришлось его как следует встряхнуть. В таких местах, как «Люксембург», не любят, когда кто-то отрубается. Поэтому я против латиносов. Стоит им перебрать, весь их лоск как рукой снимает – не знаешь, в какую передрягу попадешь.

Мрачные мысли еще минутку бродили у нее в голове, потом она глянула на эффектный браслет на своей правой руке и заключила:

– Хотя они – народ щедрый, что есть, то есть.

Кемп мягко отвлек ее от тягот и прелестей девичьего существования и еще раз проговорил с ней события вчерашнего вечера.

– Итак, растаяла наша последняя надежда на помощь извне, – сказал он Рейсу, когда они вышли из квартиры мисс Шэннон. – А надеяться было на что, потому что эта девушка – правильный свидетель. Она все видит, все запоминает. И если бы было что видеть, она бы это увидела. Следовательно, видеть было просто нечего. Невероятно. Это какой-то фокус! Джордж Бартон пьет из своего бокала и идет танцевать. Возвращается, снова пьет из того же бокала, к которому никто не прикасался, – а там, откуда ни возьмись, цианид. Что и говорить, занятно. Такого не могло произойти, но вот – произошло.